Взятые вместе, животные Новой Зеландии демонстрируют все следствия долгой изоляции. Очень многие развились в уникальные виды. Заметное число перешло к наземному образу жизни, хотя их предки прекрасно летали — вот как у какапо. Некоторые, например моа и такахе, стали в своем семействе гигантами. Но, увы! Новая Зеландия с горькой наглядностью продемонстрировала еще одну общую характеристику обитателей глухих островов — их уязвимость. Слишком часто и легко пришельцы берут над ними верх.
Самый опасный из пришельцев — человек. Еще тысячу лет назад Новая Зеландия была неизвестна людям. Первыми до нее добрались полинезийцы. Они принадлежали и принадлежат к величайшим мореплавателям мира. Задолго до того, как Колумб пересек Атлантический океан, полинезийцы открывали и осваивали архипелаги, разбросанные по Тихому океану. Вероятно, начали они с недалеких путешествий, перебираясь с Азиатского материка на ближние острова, а затем все дальше и дальше в самое сердце величайшего из океанов мира. Затем уже с Маркизских островов они на протяжении столетий совершили ряд замечательнейших путешествий на север к Гавайям, на запад к Таити, на восток до острова Пасхи, а в конце концов, покрыв наибольшее расстояние, достигли на юго-западе Новой Зеландии. И их вовсе не заносили в эти дальние пределы случайные бури. Нет, такие экспедиции тщательно планировались. Плыли они на огромных двойных лодках, способных перевозить сотни пассажиров, а когда целью были поиски и заселение новых островов, в путь отправлялись и женщины, а груз включал и корневища съедобных растений, и домашних животных, и все то, что могло на первых порах понадобиться на еще необжитой земле.
Новая Зеландия, несомненно, должна была очень обрадовать полинезийцев и приятно их удивить. Ни на одном уже освоенном ими архипелаге или острове не водились крупные животные. Источником мяса для них становились только привезенные с собой свиньи и куры. Но в Новой Зеландии была большая популяция моа, гигантских птиц, и полинезийские переселенцы, маори, вели на них энергичную и успешную охоту, и не только ели их мясо, но из кожи делали одежду, из яиц — посуду, а из костей — наконечники для копий, орудия и украшения. В мусорных кучах возле древних селений маори найдено огромное количество останков моа. Несомненно, такая интенсивная охота должна была сильно сократить численность этих птиц. Но маори, кроме того, начали расчищать леса, в те времена покрывавшие значительную часть обоих островов. По мере того как все больше деревьев падало под топорами и сжигалось, моа теряли не просто места, где находили корм, но и надежные приюты. Маори привезли с собой не только собак, но и полинезийскую крысу, киори. И те и другие, несомненно, также наносили существенный ущерб популяции, поедая яйца и птенцов. Через несколько веков пребывания маори на островах все члены семейства моа, кроме киви, ушли в небытие. Да и не только они одни. Из трехсот видов птиц, обитавших, как считается, на островах до появления там человека, сорок пять также исчезли.
Затем, двести лет назад, на острова явились европейцы. И разорение дикой природы пошло с новой силой. С ними прибыли крысы другого вида. Европейцы уничтожили лес на огромных площадях под пастбища для огромных овечьих стад. Видимо, непривычные островные животные особой симпатии у них не вызывали, а потому они пополнили местную природу фауной и флорой, напоминавшими им о родных краях. Ради этой цели организовывались специальные общества. С Британских островов привезли крякв и жаворонков, дроздов и грачей, зябликов, щеглов и скворцов, из Австралии — черных лебедей, смеющихся зимородков и попугаев. В горные ручьи пустили форель, чтобы удить рыбу, в леса — оленей, чтобы охотиться. Чтобы не давать размножаться крысам и мышам, привозились ласки, а чтобы в доме было уютнее — кошки, которые уходили из городов и поселков охотиться на приволье.
Такому массовому вторжению исконные обитатели противостоять не могли. Тяжелее всего пришлось нелетающим птицам. Им негде было укрываться от ласок и кошек, а гнезда на деревьях, что могло бы спасти их кладки и птенцов от крыс, они давно разучились строить. Когда появились европейцы, такахе уже были на грани вымирания. Собственно говоря, научно эту птицу классифицировали по полуокаменевшим костям. Раза два в XIX веке поступали сообщения, что где-то видели живого такахе, тем не менее к началу нашего столетия вид был официально признан вымершим. Однако в 1948 году была обнаружена небольшая популяция, чудом выжившая в уединенной долине на Южном острове. Сейчас там обитает около двухсот птиц, но, хотя они взяты под строжайшую охрану, будущее их остается неясным.
Еще большая опасность угрожает какапо, нелетающим попугаям. Они не только становились жертвами кошек и ласок, но олени съедали листья и ягоды, служившие им кормом. И сохранилось их даже меньше, чем такахе. Теперь прибрежный островок Литл-Бэрьер полностью очистили от кишевших там одичавших кошек, чтобы переселить туда какапо, еще уцелевших на Южном острове. Там в безопасности от хищников у отловленных и вновь выпущенных на свободу птиц появляется шанс на возрождение.
Однако пострадали не только птицы, утратившие способности летать. Численность многих прекрасных мастеров полета угрожающе сократилась. Прежде на обоих островах водилось три вида гуйи — птиц, имеющих некоторые общие черты с райскими птицами и скворцами, но обладающих достаточным количеством особенностей для того, чтобы их выделили в особое семейство. Характерны для него, например, желтые мясистые лопасти у основания клюва. (У одного же вида они голубые.) Разноклювая гуйя выделяется среди всех птиц тем, что самцы и самки различаются формой клюва. Самец коротким плотным клювом долбит стволы в поисках личинок. А самке длинным тонким клювом удобно зондировать их глубокие ходы в древесине. Супружеские пары, видимо, помогали друг другу добывать корм. Эта гуйя вымерла в первом десятилетии нашего века. Второй вид, седлистая гуйя, прежде очень распространенный, в настоящее время сохранился только на прибрежных островах и встречается редко. Только третий, кокако, еще обитает на Северном острове. Однако на Южном кокако исчезла. Такая судьба постигла не одних птиц. Туатару теперь можно отыскать только на прибрежных островках. Веты, гигантские нелетающие кузнечики, которые очень больно кусаются и стараются отпугнуть врага устрашающими позами и движениями, становятся все более редкими. Местные виды рыб, прежде насчитывавшие не менее трех десятков, уступили многие свои речки и озера форели и другим чужестранцам.
То же произошло и происходит с обитателями почти каждого острова в мире, где сложилось присущее только ему сообщество животных. Почему это так, точно неизвестно. Вероятно, для каждого конкретного случая есть свои конкретные объяснения. Но, казалось бы, многие островные виды должны были так приспособиться к особым условиям и так полноценно их использовать, что никакому пришельцу не под силу было бы их вытеснить. На деле же это вовсе не так. Создается впечатление, что островитяне, укрытые в своем уединении от бурной жизни больших многообразных сообществ, утратили способность к соперничеству и не выдерживают конкуренции. Стоит былой изолированности острова отойти в прошлое, и многие его обитатели автоматически обрекаются на гибель.
111. Молодые листья сейшельской пальмы (о-в Праслен, Сейшельские о-ва)
112. Гавайская цветочница ииви (Гавайские о-ва)
113. Туатара (Новая Зеландия)
114. Какапо (Новая Зеландия)
11. Открытый океан
115. Фитопланктон
Большая часть поверхности нашей планеты покрыта водой. Ее так много, что стоит сравнять все горы, а их обломки сбросить в океан, и земной шар весь уйдет под воду на глубину в несколько километров. Огромные чаши между континентами, вмещающие всю эту воду, по своему рельефу куда разнообразнее, чем суша. Эверест, высочайшая горная вершина Земли, погрузился бы на километр ниже поверхности океана, если бы его опустили в Марианскую впадину — самую глубокую из всех океанских впадин. А подводные хребты столь высоки, что их вершины образуют острова. Мануа-Кеа, высочайший вулкан Гавайев, имеет высоту свыше десяти километров, если измерять его от подошвы на морском дне, а потому может оспаривать у Эвереста его титул.
Моря образовались, когда вскоре после своего рождения Земля начала остывать и горячие водяные пары мало-помалу конденсировались на ее поверхности. Их, кроме того, питали воды, вырывавшиеся из вулканических недр по вертикальным каналам. Вода этих юных морей не была чистой, как дождевая, но содержала значительные количества хлора, брома, иода, бора и азота, а также следы многих более редких элементов. С тех пор в нее добавилось немало и другого. Соли из разрушаемых эрозией пород растворяются реками и уносятся в море. А потому за неисчислимые миллионы лет море становилось все солонее и солонее.
Жизнь впервые появилась в этой химически богатой воде около трех с половиной миллиардов лет назад. Как свидетельствуют окаменелости, первыми живыми организмами были одноклеточные бактерии и водоросли. Очень похожие на них организмы существуют и сейчас. Они лежат в основе всей жизни моря. Собственно говоря, если бы не эти водоросли, моря остались бы безжизненными и суша не была бы заселена. Самые крупные из них имеют в поперечнике около миллиметра, самые мелкие — в пятьдесят раз меньше. Их крохотные тельца заключены в изящные футляры, известковые и кремневые. Формы их причудливы и изумительно разнообразны — тут и шипы, и копья, и расходящиеся лучи, и ажурные решетки. Одни похожи на миниатюрные раковинки, другие — на флакончики, коробочки или пышные шлемы. Существуют они в колоссальных количествах — до двухсот тысяч в одном кубическом метре морской воды. Называют их фитопланктоном, потому что они сами не плавают, а только дрейфуют с волнами. Это греческое слово означает всего лишь «странствующие растения». Но они обращают на службу себе солнечную энергию, чтобы из простых химических веществ, содержащихся в морской воде, создавать сложные молекулы своего тела. Вот так они преобразуют минералы в органическую, растительную ткань.