к звезды, очей. Когда-то у Медб была серая радужка, когда она еще правила людьми на земле. Но теперь цвет ее глаз изменился, стал холодно-фиолетовым, нереальным.
— Что ж, охотно. Но только после Его Величества.
Габриэль прошел мимо Зои, овеяв ее запахом своих черных кудрей — горькая полынь, сладкое вино. Девушка поднялась за ним на возвышение, присела на ступени, примерно там же, где и множество веков назад, но не совсем — дальше от светлого трона Благой королевы, ближе к Неблагому королю. Габриэль взял ее за подбородок, как собачку, медленно повернул зоину голову к себе, так что девушка откинулась назад, на локти. Ее взгляд наискосок прикипел к королю.
— Рад, что ты снова моя, полностью и безраздельно.
— Наслаждайся, — Зоя вздохнула. Захотелось курить — посреди почти оргиастического праздника, полуоглушенная музыкой, она испытала тоску, такую сумасводящую, что что едва сдерживалась, чтобы не плакать.
— Я не успокоюсь, пока ты не скажешь, что любишь меня.
Зоя попыталась высвободить подбородок, но король держал крепко. Когда-то давно он учил ее драться, вспомнила девушка, что стало с ним теперь? Сила, оставшаяся в руках, ушла из разума и характера правителя неблагих. Кто так испортил его, что? Гордыня, Кларисса, недоступная Медб?
— Я запаял твою душу в камни, чтобы она уже никогда не вернулась к тому животному, у которого была изъята. Натаниэль об этом не позаботился. Не повод ли это, чтобы поблагодарить меня?
Зоя вздрогнула. Так Кларисса ошибалась, говоря, что она смертна, как все люди? Если камни будут разрушены, она не просто вернется в тело несчастного Диего — человека, который так и не стал никем, которого лишили жизни, не убив. Она исчезнет — полностью и безвозвратно… Если, конечно, король не подразумевал, что и камни отныне нельзя уничтожить. В таком случае, это сулило судьбу еще менее завидную. Но, что было еще важнее, значило ли это то, что Карл невиновен? Так брат изгнал его, сотворившего лишь плоть, оболочку, тогда как сам совершил кражу души — то самое преступление, которому в Аннувне нет прощения.
— О, за это… тебя бы стоило убить, — Зоя улыбнулась, и от ее губ на короля плеснули жалость и презрение, источаемые ею. Но его это не ранило. Пальцы пробежались по крохотной ямочке на подбородке куклы, с уверенностью удостоверяясь, что она все такая же, какой он извлек ее из недр чана преображения — воистину, подарок из подарков!
А Медб чувствовала, что хочет выцарапать Зое глаза. И впервые — вовсе не потому, что это были драгоценные "очи Этайн", прихотью братьев-принцев вживленные в пустую голову этой куклы. Но то, что блестело в глубине зрачков, заставляло край губ Зои подрагивать, было ничем иным, как лукавством и торжеством. Не с миром она пришла! Она сидела у ног короля, слушала его, но не благоговела, королева ясно это видела. Эта рыжая паршивка впитывала информацию, прокручивала ее в голове и мгновенно строила планы по захвату власти. В этом Медб не сомневалась: хоть они и почти не были знакомы с Зоей и уж точно никогда не дружили, такие взгляды венценосная белая леди узнавала с первого мгновения.
— Что ты сделаешь с нею, — Медб с усилием процедила следующее слово, непривычное ее языку. — Любимый?
Габриэль вздрогнул, отвернулся от Зои, не веря, что королева могла его так назвать, впился в нее взглядом. Мысленно Медб торжествовала, но лицо ее изображало только искренний интерес.
— Я предложила бы тебе вырвать ее глаза и вставить в свою корону.
Зоя медленно высвободилась из ослабевших пальцев короля, удивленного не меньше нее.
— О нет, Медб, так нельзя! Мы не можем так поступить… с ней!
— Ты хочешь кончить, как твой брат?
Зоя встала. Она лишь отчасти понимала, о чем говорят правители у нее за спиной, но слова Медб пробудили в ней гнев, подпитавшийся и от боли в мочке, и от знания, что она больше не увидит Айкена.
— Ты забыла, что я нахожусь в Аннувне на тех же основаниях, что и ты, королева?
Медб медленно поднялась, опираясь на подлокотники кресла. Вряд ли она отсидела ногу или не могла преодолеть веса кринолина, тянущего ее к земле. Скорее, она просто демонстрировала этим движением, как при напряжении выступают мышцы на ее едва прикрытых кружевами плечах. Я тоже воительница, как бы говорила она, и я не испугаюсь бросить тебе перчатку в лицо.
— Твоя жалкая побрякушка обеспечила тебе только вход, — жестко бросила Медб, звук ее голоса отскочил от пола и стен, как стегающий кнут. — Но никто не может ручаться, что ты выйдешь хотя бы из этой комнаты. Не добавляю слова "живой", ведь ею ты не была никогда, как ни притворяйся.
Зоя молча спустилась к своему мечу и выдернула его из пола. Не оборачиваясь, она несколько секунд собиралась с мыслями, затем бросила через плечо:
— Смелые слова о знаке Богини. Что ж, если Ее Величество хочет драки, как в старые-добрые времена, я не смею ей отказывать.
"Только вход? Мне как раз этого достаточно. Дальнейший путь пробьет мой меч."
Зоя провела пальцами по губам, стирая помаду, затем коснулась кожи под глазами — два алых росчерка под самыми нижними ресницами, словно отверстые раны, придавали ее взгляду какое-то дьявольское выражение.
Королева изящно повела плечами и подозвала служанок. Те на миг скрыли ее от взоров гостей, а из их толпы Медб выступила уже без кринолина, ее юбка с разрезом не стесняла движений. В руке блестел клинок — ничем не хуже, чем у Зои.
— Настоящий меч, — улыбнулась Медб. — Не какая-нибудь жалкая обсидиановая поделка. Я была человеком и потому могу с ним управляться. Сюрприз, не правда ли, Вида? За время твоего отсутствия мы открыли много нового. Не боишься умереть?
Зоя мотнула головой — алый всполох волос метнулся за плечо.
— Надеешься стать святой для этого народа? — Медб презрительно рассмеялась. — Расслабься, ты не годишься им в качестве объекта обожания.
— Я убью тебя, — улыбнулась Зоя. — Ты заплатишь за свой преступный сговор с предателем. Может быть, не сегодня, но, клянусь, ты получишь по заслугам.
Она вытянула руку с мечом вперед.
— Богиня этого не допустит!
— Какая гордыня! Утверждать, будто знаешь, чего хочет Богиня. — Зоя покачала головой. — Какая ты жалкая, королева. Теперь — бейся!
Зоя шла тяжело, но пружинисто, наслаждаясь ощущением от весомости своих шагов, гула, разносящегося по коридору и вибрации пола под ногами. Девушка ощущала себя необыкновенно открытой для восприятия — будто даже воздух она могла сжать в кулаке. Невысокая, гладкая, действительно похожая на фарфоровую куколку с наманикюренными ногтями, завитыми волосами… И с высовывающимися, несущими себя взгляду татуировками, половина из которых осталась на виду — корсет не скрыл. Вида, как в старые-добрые времена, мгновенно завоевала поддержку зрителей. Ее любили прежде за то, что она даровала усладу для глаз, небывалое развлечение, и теперь за одно обещание того же ее приготовились искренне обожать.
Почувствовала это и Медб: симпатии сидов внезапно оказались не на ее стороне. Но правительница Благого Двора никогда не стремилась к народной любви, она правила, руководствуясь девизом "бей своих, чтобы чужие боялись". А вот о чем Медб пожалела, так это о том, что не может сейчас обернуться и взглянуть на Габриэля: не сбежал ли он? И на кого из них смотрит с улыбкой, кого мысленно поддерживает? Это может — и должно подождать до конца боя, подумала она.
Сталь схлестнулась со сталью — но пока еще лукаво, как в первобытном танце. Обе женщины красовались, только готовясь к смертельной сонате.
Можно было лишь дивиться, насколько хорошо высокородная королева владеет мечом. На самом деле, это умение досталось ей из прошлого: той жизни, когда она еще была земной правительницей и даже не очень-то верила в фей. Тогда она многому научилась… Что помогло ей и в Цветочной стране устроиться как можно лучше.
Вскоре игривость оставила противниц. Они желали биться всерьез и наконец начали. Плечи их опустились, на рукояти мечей легли уже обе руки. Зоя приложила руку к груди, чувствуя, что ей не хватает воздуха и предвидя, как тяжело ей сейчас будет сражаться. На секунду вернув меч в оставленную им же в полу щель, девушка ухватилась за верхние края корсета и рванула в стороны, ломая косточки. Послышался треск ткани, нарисованные на груди звери с удовольствием потягивались, скаля пасти. Зоя откинула голову назад, наконец-то свободно вздохнув, чувственно облизав губы. Вкупе с ее позой и наготой это смотрелось крайне соблазнительно. Но вряд ли кто-то мог подумать о ней в тот момент, как о возлюбленной или невесте. Королева Благих опешила на миг, тут же сообразив, что прозевала свой шанс ударить противницу в незащищенную грудь. Но момент был упущен. Зоя вновь подхватила оружие и выставила его перед собой. Со стороны можно было подумать, что преимущество на стороне Виды, но на деле же она мысленно все глубже и глубже падала в глубину отчаяния: энергия, что они получили с Айкеном во время их невольно-ритуального соития возле парка, была магического свойства. И только. Физически девушка была истощена, как только может быть истощен человек на вторую бессонную ночь, когда старые раны разбережены и растравлены, а душа ноет и вопит. Вздумай она колдовать, возможно, и смогла бы разнести противницу на атомы, но писать руны было нечем… Да и все знания испарились из уставшей гудящей головы. Зоя тяжело дышала, кружа рядом с королевой. Медб вымотала противницу, что не без гордости могла отметить, но при этом королева не лгала себе: она устала не меньше… А быть может, даже больше. И сейчас ее силы закончатся, тогда как у Зои еще будет шанс на последний рывок. Нельзя было дать ей победить!
Глава деcятая
Но ты встал средь змеиных колец с обнаженным мечом
У. Б. Йейтс
Пока доктор не приехал, Вивиана нервно мерила гостиную шагами. Когда же дверь наконец распахнулась, девушка подбежала к врачу и стиснула его руку холодными пальцами. Она хотела бы возопить, чтобы он сделал что угодно — она не поскупится на благодарности! — и только спас ее мужа. Но не смогла произнести ни звука: отчасти из-за перехваченного спазмом горла, отчасти из-за внутреннего понимания, давнего, заскорузлого, теперь поднимавшегося из глубин сознания, как левиафан: выздоровление Эдмунда во многом зависит от него самого.