Мистер Тауэр же, несмотря на то, что нашел в себе силы посетить погребальную службу по зятю, на кладбище почувствовал себя дурно, и с того дня уже не поправлялся. Ему вновь становилось хуже и хуже. И Вивиана билась над этой загадкой, не зная, почему же оказалась не права: ведь, согласно преданию, должен был умереть только один… Тот, кто владеет Ламтон-Холлом. И если уж банши напророчила им две смерти, то неужто же это будет не она, Вивиана, потерявшая всякую волю к жизни и, сказать по правде, желание ее продолжать?!
"Неужели вслед за мужем я потеряю и отца?" — мысленно повторяла она чуть ли не каждую минуту, в то же время стараясь не показать своих чувств никому: ни друзьям, ни слугам. Это плохо сказывалось на здоровье самой Вивианы, она осунулась, стала нервной и нетерпеливой, хоть изо всех сил и пыталась выглядеть деловой и собранной.
Ретт привел в порядок все требующиеся документы для перепродажи Ламтон-Холла (точнее, земель, на которых остались руины, следы былого величия — но ведь река и прилегающие поля все еще представляли немалый интерес для изрядного числа покупателей). Молодой человек пытался многократно переговорить с Вивианой, но вдова словно не слышала ни слова из того, что он ей втолковывал. Все закончилось тем, что когда он подошел к ней в очередной раз, сидящей в кабинете мужа и бездумно глядящей в окно, миссис Купер недвусмысленно дала понять, что не в силах заниматься делами и, очевидно, еще не скоро сможет прийти в себя.
— Несмотря на то, что дом уничтожен, земли все еще Ваши, мадам, — Ретт положил бумаги прямо перед Вивианой. — Нужно решить, что делать…
— Уберите! — она смахнула все со стола на пол. — Неужто Вы не понимаете, я не хочу, я не могу сейчас об этом думать!
Ретт сел на корточки, собирая раскиданные документы.
— Но рано или поздно Вам придется.
— В таком случае, я выбираю "после". Или, если хотите, отдам ведение дел полностью в Ваши руки.
Ретт открыл было рот, но не успел сказать ни слова: и он, и Вивиана напряглись, чувствуя за секунду до трагедии ее приближение. Как ощущение удара, как запах надвигающейся грозы, уже принюхавшиеся к смерти, они знали, что сейчас услышат.
Из комнаты над ними раздался протяжный стон мистера Тауэра.
Ретт вбежал в комнату отца первым, за ним — бросивший свои карты Уолтерс. Вивиану они оттеснили плечами в коридор, чтобы не дать ей увидеть ничего, что могло бы ее шокировать. Но девушка в глубине души предпочла бы провести с приемным отцом его последние минуты.
Она прошла в комнату мистера Тауэра лишь через несколько мгновений после молодых людей, но к тому времени все уже было кончено. Безвольная рука старика свисала с края постели.
Вивиана почувствовала, как холодеет затылок. Ей показалось, что она только закрыла на секунду глаза, перевести дух и унять сердцебиение, но когда она открыла их ее, безвольную, поднимали с пола за руки Ретт и Уолтерс.
— Вы потеряли сознание, миссис Купер, — сказал Кинг. Она не ответила, только посмотрела на него, как на незнакомца.
Зоя подскочила на кровати, пробуждаясь, и уж только потом открыла глаза. Потерла сведенное спазмом горло. Сон растаял, но напряжение и горечь, что он принес, остались. Девушка повела руками вокруг себя — справа и слева, ища одновременно Айкена и тетрадь со своими воспоминаниями. Ни того, ни другого не было, и простыня остыла, и на тумбочке оказалась лишь пыль. Зоя села, обхватив колени руками. Снова заболела глазница, заныли ребра и ноги, но привычно, почти умиротворяюще. Если ты человек, испытывать боль — нормально.
Девушка медленно спустила ноги с постели, приложила руки к лицу, закрывая и глаз, и пустую дыру на месте второго, некоторое время сидела неподвижно, сосредоточившись на своих ощущениях, собирая себя по кусочкам — и воспоминания, складывая их в общую кучу, строя из них единую картину, и душу, разбитую правдоподобным сном вдребезги. Сердце колотилось о ребра, как сумасшедшее, так что от каждого удара становилось больно. Зоя подумала, что срочно должна увидеть Айкена, убедиться, что он не пропал, он реален и не привиделся ей. Что он еще не стал воспоминанием. Она стала одеваться, но, натянув чулки, вдруг поняла, что обессилена всем произошедшим и не хочет выходить в гостиную. Девушка снова бросилась на кровать, зарываясь носом в простыни, еще хранящие запах любви. "Пусть лучше он придет ко мне, — подумала она сквозь головную боль, накатившую на нее как в те дни, когда ей становилось дурно, если Кларисса заговаривала о прошлом, — он ведь почувствует, что я хочу его увидеть!"
Когда Айкен вошел проверить, встала ли его девушка, он увидел Зою сидящей на кровати, спиной к стене, с подогнутыми под себя и спрятанными под подол ногами. На ней было то самое белое платье, которое он помнил из снов.
— Я совершенно не умею защищаться, — пожаловалась девушка со смущенной улыбкой. Раненый глаз ее подрагивал, но она усилием воли держала его закрытым. Нетрудно было догадаться, к чему она это сказала. Сон, в котором она не смогла отвоевать тех, кто был ей дорог, только напомнил о недавних потерях и, как верх унижения — ранениях.
— Это из-за меня? Ты стала такой уязвимой из-за меня? — молодой человек потерял все мысли, до того крутившиеся у него в голове (о блинчиках и кофе со сладким коричным сиропом), бросился, обеспокоенный, к постели, присел у края, заглянул возлюбленной в лицо.
— О нет, — Зоя смущенно потерла щеку под травмированной глазницей. — как раз наоборот. Будучи менее человеком, я была и уязвима в гораздо большей степени. Иногда даже намеренно подставлялась под удар, чтобы потом последним рывком сокрушить врага. А Габриэль терпеливо лечил меня. Карл…
Зоя запнулась, вспоминая хоть что-нибудь о своем первом создателе, но на ум ничего не приходило. Все, связанное с изгнанным принцем, спало в глубине подсознания, как цветы под снегом.
— И тебе никогда не было больно? Неприятные ощущения появились только теперь?
Айкен присел на краешек кровати, осторожно, словно боялся, что его сейчас прогонят.
— Нет, так было всегда. Боль — это сигнал о том, что нарушена целостность организма. Боль — это знак, что твое тело портится. Когда ты знаешь, что ты искусственно создан, и даже если тебе оторвут руку, добрый принц приделает ее тебе обратно, на боль перестаешь обращать внимание. Учишься переть напролом. — Зоя потерла бок, машинально перенесла ладонь на колени. В ее лице заиграла странная мечтательность, словно во время ее пребывания в Аннувне боль заполняла почти все существование Виды.
— Вот как. Но откуда тогда у тебя вообще оно — ощущение боли?..
— Может быть, Габриэль наделил меня им на случай вроде этого, когда я стала бы в изрядной степени человеком. Может быть, ему нравилось смотреть, как я вскрикиваю, — девушка отвернулась. Она помнила, что сказал на эту тему сам король, но не верила в это. Габриэль был садистом с ущемленным самолюбием, так что многие его действия вполне можно было трактовать с этого ракурса.
Окно хлопнуло на ветру, распахиваясь, отчего Айкен вздрогнул, прервал сам себя на полумысли, даже не открыв рот. Зоя поежилась — то ли от ворвавшегося в комнату холода, то ли от ментального ощущения неправильности или, может быть, магического вмешательства.
— Я удивлю тебя, если скажу, что мне тут больше не нравится? Такое ощущение, словно я поймана в клетку. Я бы сказала, что лучше было остаться в Оттаве или уехать вообще в другую страну, но на самом деле причина ведь не в Халле, только кажется, что город виноват. Просто я чувствую, что время сыпется вниз, как песчинки в часах, скатывается ко всем чертям.
— Я верю, что для нас еще возможна иная жизнь, — Айкен попробовал притянуть Зою к себе, но она словно задеревенела, ее напряженная спина на ощупь оказалась жесткой и холодной, голова не согласилась лечь на плечо молодого человека, как бывало прежде.
— Для тебя все возможно. А я могла бы рассчитывать на счастливое будущее только в том случае, если бы не совершила столько убийств, — Зоя вздохнула и уткнулась лбом в колени.
— Но ни броллаханы, ни слуа не были людьми!
— Какая разница, какая разница… Самое гнусное, что мне было плевать на это, когда я их убивала. В какой-то мере я даже получала удовольствие.
— Ты была создана для этого… Было бы странно, если бы Габриэль не озаботился о том, чтобы ты… — Айкен вздохнул, не зная, как помягче сформулировать. — обязательно увлеклась этим.
Зоя подняла голову, усмехнулась, не глядя на напарника.
— Не надо меня оправдывать. Я долгое время действовала по указке Натаниэля. Так что, наверное, за то время, пока я решала сама, я успела принять немало неверных решений.
— Я не… Ох, пойми. Никто не чист, как ангел! Не ты одна поступала неправильно, я — тоже. Но ты изменила меня. Ты шла со мной рука об руку. И, когда мы очищали город от тварей, разве мы были убийцами, а не защитниками? И твой поход на Аннувн: это было смело!
— Хватит уже врать себе, Айкен, — Зоя прижала к губам сложенные в замок руки. — ты, может быть, действительно видишь в этом какую-то нравственную цель или какой-то личный мотив… Но, согласись, месть за себя или Дейва и Симонетту… Эти цели появились только сейчас. А на рожон я лезу все то время, которое существую, хотя должна бы была бежать от Сияющей страны как можно дальше. Ты сам видишь — я не бегу. Потому что я дерусь не из чувства мести или, — девушка скривилась. — чувства справедливости. Это всего лишь условности, выдуманные людьми, для сидов, выросших во Дворах, эти понятия не значат ровным счетом ничего.
— Тогда почему ты бьешься с Габриэлем, если твоя цель — не месть?
— Судьба, — Зоя расцепила руки, сжала правую в кулак. — Я просто иду на ее зов.
Девушка опустила голову и рассмеялась.
— Ты себе не представляешь, как силен ее зов! Ни один человек не слышит его так, как мы, выходцы из Дворов, — она прижала руку к груди. — Может быть, рубины и сапфиры Этайн виноваты в том, что я тоже к этому восприимчива. Я не знаю. Но это кое что-то, что я не могу перебороть.