Джарет задумался. Тем временем Арак свернул к магазину, открытому, несмотря на позднее время. Первым делом он устремился к кондитерскому отделу. Джарет одобрительно хмыкнул, наблюдая, как продавец насыпает в большой пакет конфеты. Сладкого ему катастрофически не хватало. Арак щедро протянул Джарету пакет и направился к открытой витрине с книгами. Начал перебирать детские — с картинками. Ганконер подтолкнул Джарета.
— Карта.
Большая, сложенная пополам карта мира лежала на верхней полке. Джарет аккуратно развернул ее. Большую часть пространства занимал синий цвет океана, по которому пестрой гирляндой рассыпались острова. Огромный материк — его подробное изображение Ганконер уже видел у Ираса — занимал правую часть карты.
— А где остальное? — Джарет перевернул лист, но с другой стороны были напечатаны только схемы дорог. — Это лишь кусок мира.
Внезапно карту выдернули у него из рук.
— Тебе это не надо, — Арак сложил карту и положил на место. — Пойдем, пора спать.
— Неужели? — едва слышно прошипел Джарет на языке сидов.
— Слушайся старших, — Ганконер поднял пакет с конфетами. — А то без сладкого оставят.
— Не смешно, — огрызнулся Джарет.
— В Верхнем мире были страны, где к рабам относились, как к детям.
— А здесь к ним относятся, как к домашним любимцам, вроде собак.
— Думаю, не ко всем. А ты предпочел бы на плантации работать?
Джарет ничего не ответил, но когда они остались одни, дал волю своим чувствам, выразив их так цветисто и на стольких языках одновременно, что у Ганконера даже рот открылся.
— Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я был не в восторге от перспективы надолго задержаться в Лабиринте? По твоему желанию, — Ганконер развернул конфету.
Джарет вырвал у него кулек и с ногами забрался на кровать. Последнее замечание Ганконера он то ли не услышал, то ли проигнорировал.
— Я ведь могу и подыграть, — он хищно улыбнулся.
— Не надо, Джар, — Ганконер посерьезнел. — Ты выдержал у демонов, неужели здесь хуже?
— Не задавай глупых вопросов, на которые сам знаешь ответ. Как ты вообще можешь оставаться таким спокойным?!
Ганконер сел рядом с Джаретом.
— По крайней мере, конфеты здесь вкусные. Ладно, если тебе будет легче, скажу, что с каждым днем во мне всё сильнее желание сыграть Тот Самый мотив.
Джарет вздрогнул.
— Думаешь, здесь это сработает?
— Это сработает где угодно. Но я еще не потерял надежды вернуться.
Конфеты они доели молча.
С утра машину повел лан. Обычно молчаливый Кратос неожиданно сел рядом с Араком — напротив Джарета с Ганконером — и устроил им нечто вроде экзамена по языку. Одобрительно кивал, выслушивая ответы, но взгляд его при этом становился всё более острым.
— Я впечатлен вашей памятью. Жаль… — он поколебался, посмотрел на лана и закончил явно не так, как собирался, — что вам приходится терпеть ошейники на такой жаре. Но осталось недолго.
— И что будет вместо ошейника? — спросил Джарет.
— Стреллиан, — немедленно ответил Арак.
— Что это?
Кратос остановил затараторившего Арака, достал блокнот и карандаш. Быстрыми, точными движениями набросал очертания человеческой руки. Перехватил карандаш и колющими движениями набил на предплечье узор из переплетающихся букв.
«Как просто — татуировка, — подумал Ганконер. — Ну конечно, в домашних условиях ее делать безопаснее, чем в гостиницах».
— Нет, — Джарет скрестил руки на груди.
— Почему? — одновременно спросили Арак и Кратос. И даже лан отвлекся от дороги и быстро глянул назад.
— Наш бог не позволяет нам менять свои тела, — высокопарно ответил Джарет.
Ганконер энергично закивал. Они уже знали, что религия в этом мире есть, одна из книжек как раз рассказывала историю о благочестивом до тошноты мальчике.
Арак расстроенно надул губы.
— Что же делать?
— Придется оставить ошейники, — резко ответил Кратос.
«Не поверил?» — Ганконер в который раз задумался, кем этот человек приходится лану. Они выглядели как братья, даже имена звучали похоже, но Кратос неизменно держался немного в стороне и вел себя сдержанно и независимо.
— Стреллиан означает… — Джарет запнулся, подбирая слова, — что рабство — это на всю жизнь?
— Да, — Кратос не сводил с него холодного взгляда серых глаз.
— А как же он? — Джарет кивнул на капризно хмурящегося Арака. — Он был рабом?
— Нет, — Кратос перевел взгляд на Ганконера, снова посмотрел на Джарета. — Его не купили. И у него есть род. У вас — нет.
— Ясно, — Джарет сжал губы.
Кратос снова посмотрел на Ганконера. Что-то его беспокоило.
— Кто из вас старше?
— Я, — Ганконер усмехнулся. Судя по календарям, которые они видели в гостиницах, время здесь измеряли точно так же, как в Верхнем мире. А счет они с Джаретом уже освоили. — На сто двадцать лет.
Арак удивленно ахнул. Кратос изломил бровь.
— Сколько вы живете?
— Пока не убьют, — буркнул Джарет на языке сидов.
— Долго, — ответил Ганконер Кратосу. — Очень долго.
— Бессмертные Исчезнувшего острова, — Кратос задумчиво потер нижнюю губу. — Я не верил, что такое возможно.
— Когда этот остров исчез? — быстро спросил Джарет.
Кратос пожал плечами. Ответил лан:
— Он появлялся и исчезал внезапно. Последний раз его видели, если верить легендам, тысячу лет назад.
Джарет резко повернулся к нему.
— Откуда же ты знаешь язык фейри?
— Здесь оставались беглецы с острова, — лан на секунду отвлекся от дороги и глянул на Джарета. — Или изгнанники? В древние времена их было много. Они селились на островах у побережья. Но после мировой войны от них никого не осталось.
— Когда была война?
— Сто пятьдесят два года назад.
— Была? — Кратос криво усмехнулся. — Она и сейчас продолжается.
— У нас мир, — спокойно ответил лан.
— Да-да. А наш лас гостил у друзей, — Кратос погладил нахохлившегося Арака по голове.
— Это не тема для дорожного разговора, — по-прежнему спокойно ответил Крастас. — Отдыхайте.
Все замолчали. Постепенно люди задремали.
— Я уже ничего не понимаю, — прошептал Ганконер. — Получается, что фейри попадали сюда чаще, чем раз в тысячу лет? И что это за остров?
— Исчезнувший остров — это Авалон, — сквозь зубы процедил Джарет. — Неужели не знаешь, что он может перемещаться в пространстве и времени? Хотя тебе эта магия не подвластна. Должно быть Моргана, а раньше — ее мать отправляли сюда тех фейри, которых хотели исключить из игры, но почему-то не могли убить.
— А как в эту схему вписываются балы?
— Владычицы Авалона всегда были на особом счету у сил Перекрестка, — Джарет покривил губы. — Но я думаю, что это разные истории.
— Ты говорил про Оберона, — Ганконер потер виски. Его снова мучила головная боль. — Я вспомнил, его возвращение совпало с исчезновением Талии — королевы Неблагого двора. Есть баллада об их любви. Ты не думаешь, что…
— Мы знаем слишком мало, чтобы строить теории, — оборвал его Джарет.
«Почему искать меня пошел ты, Джарет? — Ганконер так и не решился задать этот вопрос вслух, хотя мучился им все последние дни. — Почему не Алисса? Ох, Лисс, подарок ты мой… Мы ведь любили друг друга, правда? Ты же не могла притворяться сто лет? Но даже если так, я не хочу, чтобы ты умерла, как Таллия».
Под его рукой дрогнула флейта.
Уна лежала в темноте, тщетно пытаясь уснуть. Бессонница прочно обосновалась в ее опочивальне. Тревога и беспомощность сводили с ума, рождали дурные предчувствия. Как Дара может спокойно ждать? А если у Алиссы не получится, если Авалон не подчинится ей? Она ведь не фейри, даже не волшебница! И когда наступит тот самый момент? Через месяц? Два? Год?
Уна обещала Дарине ждать. Но клятву на крови не давала. На крови… Уна откинула одеяло, босиком добежала до шкафа, отворила дверь. В темном зеркале отразились каменные стены, освещенные зеленоватым пламенем множества свечей. Ее тайна. Если бы только Джарет знал…
О чем она думала тогда, выскребая пепел между плит пола, собирая в железную шкатулку крохотные частицы то ли стекла, то ли драгоценного камня и застывшие капли золота? Уна помнила, что была за что-то сильно обижена на Джарета, но за что именно — уже забыла.
Сначала она хранила шкатулку в заброшенном подвале в Лабиринте, вдали от путей гоблинов. Потом, когда научилась управлять своей магией, поместила шкатулку в зеркальную комнату. И с тех пор всё укрепляла и укрепляла ее, превратив в самую надежную тюрьму на свете. Но только став королевой, Уна решилась призвать своего пленника. Среди бесконечности зеркальных стен и множества отражений она ничем не рисковала. Сил воплотиться у него не было. Остались только память и разум, по-прежнему изощренный и острый. Он не пытался торговаться, ничего не просил, не обещал. Но согласился время от времени отвечать на ее вопросы. Тайный советник королевы. Очень тайный.
— Проснись, — она полоснула ногтями по ладони, подождала, пока выступить кровь, и прижала ладонь к ледяному стеклу зеркала. — Силой крови я приказываю тебе. Найди Джарета и защищай его до тех пор, пока в этом будет нужда. А потом вернись к своему пеплу.
Он возник тенью призрака.
«Ты была так осторожна, королева, не разочаровывай меня. Не вмешивайся в игру Перекрестка, пусть всё идет как задумано».
— Ты отказываешься?
«Разве я могу отказать тебе? Нет, я лишь пытаюсь тебя образумить. И объяснить, что в своем нынешнем состоянии едва ли смогу повлиять на события».
— Ты найдешь способ, не мне тебя учить. Иди.
«Как скажешь, королева».
— Ничего себе у них родовая усадьба! — присвистнул Ганконер, выходя из машины. — Это сколько же здесь народу живет?
Джарет молча осматривался. Огромный белокаменный дом напоминал спрута, обхватившего своими щупальцами скалу. Далеко внизу шумело море. К дому вела извилистая дорога, обсаженная деревьями, и вся скала утопала в зелени до самой вершины.