Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2 — страница 34 из 61

Получив письмо Шлифера, мы связались по телефону с сотрудником Росконцерта Стратулатом, чтобы проверить факты. «Возможно ли подобное?» — «Да, артист Высоцкий за четыре дня дал в Новокузнецке шестнадцать концертов». — «Но существует приказ Министерства культуры СССР, запрещающий несколько концертов в день. Как же могло получиться, что артист работал в городе с такой непомерной нагрузкой? Кто организовал гастроли?» — «Они шли, как говорится, «частным» порядком, помимо Росконцерта, по личной договоренности с директором местного театра Барацем и с согласия областного управления культуры. Решили заработать на популярности артиста. Мы узнали обо всей этой «операции» лишь из возмущенных писем, пришедших из Новокузнецка». — «Значит, директор театра, нарушив все законы и положения, предложил исполнителю заключить «коммерческую» сделку, а артист, нарушив всякие этические нормы, дал на это согласие, заведомо зная, что идет на халтуру. Кстати, разве Высоцкий фигурирует в списке вокалистов, пользующихся правом на сольные программы?» — «Нет, и в этом смысле все приказы были обойдены». Директор Росконцерта Юровский дополнил Стратулата: «Программа концертов никем не была принята и утверждена. Наши телеграммы в управление культуры Новокузнецка с требованием прекратить незаконную предпринимательскую деятельность остались без ответа».

Руководство стало «реагировать» на эту статью, от меня потребовали объяснений. Более того, этот вопрос вынесли на коллегию Министерства культуры РСФСР. Я на трибуне стоял полтора часа, и почти все это время меня «воспитывали»… И постановили: за плохую воспитательную работу в театре поставить вопрос о несоответствии товарища Дупака занимаемой должности, А о том, как дальше развивались события, можно написать целый роман…

Или: Высоцкий получает «лишние» пятьдесят рублей за концерт — тут же пиши объяснительную. А сколько здесь побывало людей из ОБХСС?! Вызывали меня и туда: на каком основании Высоцкому платят такие гонорары?

— А приходилось ли вам выступать третьей, примиряющей стороной в конфликтах Любимов — Высоцкий?

— О господи, их было так много, таких ситуаций! Я даже не хочу вспоминать. Конфликты были, но шефа Владимир уважал. И конечно, Любимов оказал влияние на Высоцкого — этого нельзя отрицать. И не только потому, что «заказывал» песни для спектаклей, хотя это очень важно. В театре Высоцкий вращался в очень интересном кругу ученых, писателей, поэтов. Может быть, я ошибаюсь, но думаю, что это общение тоже оказало большое влияние на Высоцкого.

— Моноспектакль по песням Высоцкого… Вы знали об этой работе?

— Не только знал, но и большие надежды возлагал на эту работу. Начинали делать ее в малом зале, и предполагалось, что это будет спектакль «Песни Владимира Высоцкого». Были готовы декорации, их делал Давид Боровский. Почему спектакль не вышел? Мне кажется, что Володя сам отказался от этого замысла.

— А позже возник спектакль-концерт «В поисках жанра», в котором звучали песни Высоцкого…

— Извините, но нам надо было жить. По разным причинам уходили из репертуара спектакли, и финансовое положение театра стало сложным. Нужен был спектакль популярный, но сделанный малыми силами. А потом, я считаю, что ночные спектакли нужны. Наши спектакли, которые начинались в двадцать два часа, пользовались успехом. Например, «Антимиры» прошли восемьсот раз! «В поисках жанра»— этот спектакль был очень популярен. Печально, что его не поняли в Тбилиси. Зрители просто не пошли… И для Володи тогда это было серьезной травмой.

— В последние годы Высоцкий подавал два заявления об уходе из театра. Как вы думаете, почему?

— Я знаю только одно заявление, где Владимир очень четко излагает мотивы. Он просил творческий отпуск на год в связи с работой над фильмом «Зеленый фургон». Он очень тянулся к работе в кино, к самостоятельной работе, и наверняка у него бы получилось.

И когда Владимиру был предоставлен этот творческий отпуск, он все-таки просил оставить за собой две роли — Гамлета и Свидригайлова. Кстати, такой опыт был. Когда Высоцкий снимался в фильме «Место встречи изменить нельзя», мы составляли расписание спектаклей, удобное для него. Допустим, второго числа он прилетает, третьего и четвертого играет в «Гамлете», а пятого и шестого — в «Преступлении и наказании». Владимир работал этот «блок» и снова улетал на съемки. В общем, шли ему навстречу.

— Известно, что «Гамлет» репетировался около двух лет… На Таганке вообще спектакли рождались нелегко. Это зависело не только от театра?

— Мне кажется, что в творчестве все рождается в муках. И все должно быть выношено. Вот сейчас все можно ставить — свобода. Но никто ничего особенного пока не предлагает. Я не считаю, что все эти годы нам было безумно трудно. Было интересно! Интересно выпустить такой спектакль! Интересно пробить этот спектакль! Интересно его сохранить. Был какой-то азарт… Мы делали то, что считали нужным. Конечно, иногда спектакли выходили с потерями, но с небольшими потерями. Принципиальная концепция спектакля никогда не менялась.

— Но ведь спектакль «Владимир Высоцкий» так и не вышел на широкую аудиторию?

— Да, не вышел этот спектакль. Мы его начинали готовить как вечер памяти… А потом поняли, что он достоин выйти и на широкого зрителя. И мы его сыграли, по-моему, раз шесть. Официально это были прогоны. Но мы получали выговоры за то, что были зрители. Но как же проверить спектакль без зрителей? Это невозможно.

— Будет ли возобновлен спектакль «Владимир Высоцкий»?

— Я думаю, что да. Во всяком случае, это мнение художественного совета театра и главного режиссера Николая Николаевича Губенко. Спектакль «Владимир Высоцкий» должен быть!

Ноябрь 1987 г.

ДМИТРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ МЕЖЕВИЧ

В 1968 году я пришел в Театр на Таганке — первая встреча с Высоцким (хотя раньше слушал его в концерте). Была робость перед ним — точно помню свои ощущения, именно робость. Потом на репетиции спектакля «Берегите ваши лица» по Вознесенскому услышал «Охоту на волков» — впечатление было потрясающим, Володя меня просто покорил.

Говорить о Высоцком трудно. Всегда чувство опасности— не дай бог посягнуть на что-то… Я знал Высоцкого— вместе работали в спектаклях, были на гастролях, разговаривали. Он менялся, он сам по себе был разным. И герои его разные, а часть героев в нем присутствовала… Да и все мы разные. Он бывал замкнутым и открытым и, как всякий поэт, нуждался в одиночестве. Бывали и взрывы… А когда его одолевали сомнения — «черные человеки», бывал открытым, нуждался в общении.

Его актерские возможности неподвластны анализу. Знаете, как сороконожку спросили: с какой ноги она ходит?.. В «Гамлете» я был занят с самого начала репетиций. Володя шел к роли трудно, для него особенно тяжело было преодолеть «нулевой цикл».

Его манера петь менялась, совершенствовалась, выработалась специфика голоса. Знаете же, он говорил: «Я с детства хрипел…» Во время концертов иногда просил прибавить света в зале, ему нужно было видеть лица… Когда был в ударе, его воздействие на людей было ошеломляющим!

Когда «Пугачева» посмотрели мои друзья, кто-то из них сказал: «А что, у вас все читают, как Высоцкий?!» Понимаете? Хотя все было наоборот, Володя многое в своей манере взял от театра. А так как он обладал огромным темпераментом и поэтическим даром, то в нем эта таганская манера более всего сфокусировалась. Кроме того, его голос был уже заявлен на всю страну, поэтому и было такое восприятие — все читают, как Высоцкий…

Зимой 1980 года, уже после Володиной смерти, я встретился с Леонидом Осиповичем Утесовым. Он рассказал, что некоторое время Высоцкий и Марина Влади снимали квартиру в его доме, более того, они жили на одной лестничной площадке с Утесовым. Володя и Марина пригласили Леонида Осиповича в гости. Высоцкий спел «Охоту на волков»» и песню «Про любовь в каменном веке». И Утесов спросил: «Володя, когда вы говорите, у вас нет такого тембра, такого хрипа, как в пении. Почему?» Высоцкий ответил: «Знаете, Леонид Осипович, иначе будет неинтересно…» Ведь каждый артист ищет свою индивидуальность, какую-то уникальность… Все-таки свой голос Володя сделал сам.

Для Володи естественнее была гитара, оркестр может от чего-то отвлекать. А гитара и голос — это естественные формы выражения, характерные именно для авторской песни.

Естественно, Володя любил то, что делал, так и надо. В первую очередь надо делать то, что должно понравиться тебе, потом оно может понравиться и другим… А делать то, что нравится другим, а тебе не нравится, это, как говорил Розов, абракадабра!

Конечно, Володя понимал масштаб и значимость того, что делает. Из бардов мало кого признавал, кроме Булата Окуджавы. Любил слушать Вертинского, иногда просил меня спеть…

В Болгарии по инициативе Вани Бортника я пел Володе Вертинского. Я начал петь, а Володя говорит: «Еще, еще…» Редко я его видел таким увлеченным. Он знал Вертинского, но тогда некоторые песни услышал впервые. В какой-то мере для Володи это было открытие Вертинского.

1973 год. Ташкент и Алма-Ата — эти две поездки были подряд, одна за другой. Володя пригласил меня к себе в номер и показывал какие-то культуристические упражнения. Показал и говорит: «Делай эти упражнения, и через два месяца тебе придется перешивать пиджаки». Мы тогда долго разговаривали, Володя вспоминал, как он начинал писать песни… Потом сказал: «Иногда берешь текст, смотришь и удивляешься: неужели это я написал?!» Он имел такую способность — посмотреть на свою работу со стороны, некоторое отстранение…

Еще запомнилось, что Володя назвал свою первую песню «Татуировка» и что он удивлялся: оказывается, его записи есть даже в Мурманске. Приезжали друзья — а это было начало 60-х годов — и рассказывали, что слышали его записи в Мурманске.

1975 год. Гастроли в Болгарии, первая наша поездка за границу. В Болгарии нас хорошо принимали! Стоял сентябрь, а в Болгарии это продолжение лета… Вначале была София, потом поездка по стране, и снова возвращение в Софию. И вот во второй раз Володю попросили записать пластинку. На студию приехали Володя, Шаповалов и я, — три гитары. Пластинку записали сразу, без единого дубля.