Сплю, рано-рано утром, в половине пятого, раздался звонок. Автоматически я поднял трубку, и голос Туманова сказал: «Володя умер. Приезжай». Также автоматически, в каком-то полузабытьи, я положил трубку и подумал: «Какой страшный сон». Несколько минут я утешал себя, что это сон, а потом проснулся окончательно. И только одна мысль — звонок-то был! Ещё через несколько минут я набрал телефон Высоцкого… Думаю, черт с ним, разбужу, только бы услышать его голос! Трубку поднял Вадим Иванович Туманов, и мне сразу стало не по себе.
— Вадим, что ты такое сказал?! Не могу понять…
— Да-да. Умер Володя. Приезжай.
Я сразу же сел в машину и приехал. Володя лежал в спальне, я хорошо это помню… Был накрыт простыней, я только посмотрел ему в лицо… Но уже были врачи из скорой помощи, они собирались что-то делать…
— А похороны?
— Любимов сказал мне, что Володе, наверное, было бы неприятно, если бы в театре была милиция:
— Нельзя ли, чтобы ваши ребята поддерживали у нас порядок… Вдруг кому-нибудь станет плохо или ещё что.
28 июля рано утром я привёз ребят — человек пятнадцать-двадцать. И они всё время дежурили в театре. Правда, милиции там всё равно было много… Я тоже был там всё это время. А когда вышел и увидел эту громадную толпу… Я был потрясён.
Похороны Высоцкого. Слева направо: Александр Иншаков, Николай Лукьянович Дупак, Иван Бортник, Пётр Любимов, Алексей Штурмин, СтаниславГоворухин, Борис Хмельницкий, Валерий Янклович, Вадим Туманов, Марина Влади, Нина Максимовна Высоцкая, Евгения Степановна Высоцкая-Лихалатова, Семён Владимирович Высоцкий, Аркадий Высоцкий, Людмила Абрамова. Ваганьково, 28 июля 1980 г.
Фото А. Стернина
На кладбище я ехал в катафалке, напротив сидела Марина… Там были родители, Любимов, Туманов… В книге Марины Влади «Прерванный полет» написано, что тело выскользнуло из гроба… Но ничего этого не было.
В статьях, которые мне довелось прочитать, Володя не всегда такой, каким я его знал… Это вовсе не значит, что моя точка зрения — единственно верная. Я не собираю эти статьи, не делаю вырезки, считаю, что это суета. А вот, что живёт в моей памяти и оказывает влияние на мои поступки, вот это важно…
20 марта 1989 г.
Леонид Владимирович Сульповар
— Знакомство с Высоцким — где и когда?
— Я познакомился с Высоцким в 69 году, он лежал в нашем институте Склифосовского. Володя был в очень тяжёлом состоянии после желудочного кровотечения… Тот самый случай, который подробно описывает Марина Влади в своей книге «Прерванный полет».
— Да, и она упоминает там и ваше имя… Но всё-таки желудочное кровотечение, а не разрыв сосуда в горле?
— Желудочно-кишечное кровотечение — это окончательный диагноз, а причины этого могут быть разными… Тогда диагностика была не на столь высоком уровне, я даже не помню, делали мы гастроскопию или нет? Но мы думали, нет ли там кровотечении из вен пищевода…
— Состояние было тяжёлым, а была опасность для жизни?
— Конечно. Если говорить медицинскими терминами: резко упало давление, был очень низкий уровень гемоглобина. Именно поэтому Высоцкий и попал в реанимацию, надо было проводить интенсивную терапию. Но вывели мы его из этого состояний довольно быстро, кажется, он выписался прямо от нас… Но, может быть, полежал некоторое время в «хирургии».
Леонид Сульповар, Вера Карташёва, Владимир Высоцкий и Марина Влади (со спины). Реанимационное отделение института им. В. В. Склифосовского, начало 1976 г.
Фото. И. Гаврилова
— Марина Влади всё это время была в отделении?
— Она всё время не отходила от Володи. Практически целые сутки сидела у нас в ординаторской. В палату мы её не пускали, а вот в ординаторской она сидела всё это время.
— Это ваша первая встреча, а следующая?
— Следующая? Как-то само собой получилось, что мы начали в тяжёлые минуты Володе помогать… В периоды его «ухода в пике». Мы познакомились с его друзьями, они звонили… Приезжали и выводили его из этих состояний. Помогали, во всяком случае… Это было… Трудно сказать, насколько часто это было… Эпизодически… Мы ходили в театр. Володя приглашал на концерты, иногда просто так заезжали к нему… А более тесные отношения сложились в последние годы его жизни, начиная, примерно, с 1977 года.
— Физические данные Высоцкого?
— Физически Володя был очень развит, в нём всегда чувствовалась невероятная сила. И именно мужская сила. А здоровье… При всей его физической развитости и тренированности в последние годы здоровье, конечно, было подорвано. Подорвано его образом жизни — неупорядоченным, без сна и отдыха… И это давало о себе знать.
— А когда в Москве бывала Марина Влади, этот образ жизни стабилизировался?
— Безусловно. Во всяком случае, насколько я мог это видеть… Володин дом на Малой Грузинской иногда был похож на проходной двор: одни входят, другие выходят… Эта вечная толпа… Многих я знал, однако мелькали и совершенно незнакомые лица. Но стоило появиться Марине, как всё это исчезало. Конечно, люди приходили, но это был совершенно другой круг. И был совершенно другой стиль жизни. И «уходов в пике» было гораздо меньше…
— Что это такое — «уход в пике» — с точки зрения медицины?
— В пике или в штопор? В тот период это было просто злоупотребление алкоголем. Что называется, «надирание» и уход из этой жизни в другую, бессознательную, может быть, даже потустороннюю. Откуда нам и приходилось его «доставать». Но был ли Володя алкоголиком? Всей информацией я не обладаю, были и другие врачи, которые помогали ему. Но я могу совершенно определённо сказать, что алкоголиком он не был. Люди, подверженные этой патологии, — запущенные, опустившиеся. Володя был абсолютно другим. Допустим, через день или два мы выводили его из этого болезненного состояния, Володя становился другим человеком: собранным, подтянутым, готовым работать. А почему это происходило? Понимаете, вся его жизнь — замотанная, задёрганная: театр, концерты, ночная работа — и всё в бешеном темпе… Да ещё темперамент холерика, который у него, безусловно, был… Всё это говорило о том, что рано или поздно он может сорваться. В общем, чувствовалось, что есть определённая взаимосвязь между его образом жизни и этими срывами.
— То есть, эти срывы, возможно, были какой-то формой разрядки?
— Не возможно, а именно так и было… А ещё это была форма ухода из мира, который его страшно раздражал. Уже последние годы… Сидим, смотрим телевизор… Очередная банальность или глупость. Ну, мы могли скептически улыбнуться или равнодушно отвернуться. А Володя не мог спокойно это выносить, он давал такие пики! Совершенно неадекватная, на наш взгляд, реакция! И потом ещё долго не мог успокоиться… У него не было этого безразличия, свойственного большинству, он жутко переживал всё, что происходило… В общем, не мог смириться. По-видимому, это было связано и с его внутренним складом.
— А вы говорили с Высоцким об этих срывах?
— Никогда. Он и сам никогда не вспоминал об этом. Ну, и мы тоже. Хотя для всех нас это были тяжёлые времена… Чувство вины у Володи внутри, конечно, было. Но мы никогда не возвращались к этим вещам.
— А теперь давайте поговорим о другом. Высоцкий выступал в Институте Склифосовского?
— Да, два раза… Когда у нас в отделении лежал Высоцкий, то все под разными предлогами старались забежать. Спросить, попросить, взять, в общем, весь институт бывал у нас… И я однажды сказал Володе:
— Давай сделаем у нас концерт?
— Конечно, сделаем…
В старом шереметьевском здании Института есть конференц-зал, там Володя и дал концерт. Всё это мы официально оформили через местком, напечатали билеты… Что там творилось! Как просочилось, как узнали?! Самое интересное — вся райкомовская знать сидела в первых рядах. Какими путями они достали билеты — не знаю… Там ещё есть балкон, так он чуть не обвалился, столько набилось людей! Концерт прошёл на невероятном подъем! А потом… Мы, конечно, знали, что Володя не пьёт, но всё же накрыли стол у нас в ординаторской… Опять битком! Все надеялись, что Высоцкий ещё будет петь, ждали: вот сейчас начнётся самое интересное! А он пришел спокойно посидел и очень скоро уехал. Ну, а банкет продолжался и без Высоцкого…
— Вы сказали, что звонили друзья… А кого из друзей Высоцкого вы знали? Вообще, каков был круг общения в те годы?
— Володя связывал и объединял очень многих людей. Был такой большой круг не друзей, а знакомых… А друзей? Я знал Севу Абдулова, Вадима Ивановича Туманова, Валеру Янкловича… Ну и, конечно, товарищей по театру.
— А что вы могли бы сказать об Игоре Годяеве, к сожалению, уже покойном?
— Что я могу сказать… Я с Игорем много работал, он был фельдшером на реанимобиле. Молодой человек и весьма неординарная личность, хотя и с некоторыми комплексами… Игорь всегда искал чего-то необычного. А Высоцкий и вся атмосфера вокруг него — это, конечно, его очень привлекало. Игорь много сделал для Володи, и Высоцкий его принимал, в общем, нормально. У них были свои отношения, о которых не мне судить.
— А у вас с Высоцким были откровенные разговоры?
— Вообще Володя был достаточно скрытным человеком… Наверное, перед кем-то он и раскрывался, но я не был с ним настолько близок… Со мной был один откровенный разговор, но это было единственный раз. В 79 году мы сидели с ним в машине около моего дома и часа полтора разговаривали. И Володя немного приоткрыл свою душу. Это был обстоятельный разговор обо всём, что его тревожит и волнует. Его страшно угнетало болезненное состояние, он чувствовал, что уже не может творчески работать, что он теряет Марину. Он говорил о том, чего уже никогда не сможет вернуть в своей жизни… А тогда начиналось хоть какое-то официальное признание. Я помню, как он радовался, когда ему предложили снимать фильм «Зелёный фургон». Он говорил, что будет сам снимать и сыграет главную роль… А потом ему всё это обрезали. Это тоже был удар. Но всё же он многое уже сделал и многого достиг, и его мучило чувство, что всё это теряется. «Какая-то безысходность», — как он сам говорил…