Володя мог вызвать меня в любое время суток, иногда звонил в три-четыре часа ночи:
— Толян, приезжай!
В последние годы бывали уже приступы удушья, возникало чувство нехватки воздуха. Приходилось делать уколы. Конечно, эти ночные «телефоны» стоили нервов…
— Мне плохо! Не могу, приезжай…
Если уезжал из Москвы дня на четыре и не предупреждал Володю — он сердился:
— Толян, разве так друзья поступают?!
Вообще говоря, физика у Володи была достаточная — физически он был очень одарён от природы… Детский ревмокардит? Может быть, в конце концов это и сказалось… Ведь главной причиной смерти была миокардо-дистрофия, то есть почти полная изношенность, истощённость сердечной мышцы. Изношенность от всяческих перегрузок — ведь Володя был земной человек.
Про 1969 год он мне рассказывал: открылось сильное кровотечение, давление упало до критической отметки. С кровотечением Высоцкий попал в реанимацию, целые сутки Марина сидела рядом с ним. Тогда обошлось без операции, но, конечно, не прошло бесследно… Я сам врач-реаниматор, знаю, что это такое.
Покоя и отдыха Володя не знал. Но восстанавливался быстро. Ночь почти не спит, а утром соскакивает — и вперёд! Ну, тут особенности организма, но есть и ряд препаратов, которые способны восстанавливать работоспособность нервных клеток… И последние пять лет Володя был на этом «допинге». Он рано начал выпивать, а «выход из пике» у него был всегда очень тяжёлым. И кто-то ему подсказал, что есть такие препараты. Володя попробовал — вначале оказалось, что очень здорово. Это даже могло стимулировать творчество… Раз, два, три… А потом привык. Привыкание развивается очень быстро, организм истощается — это очень коварные лекарства. Долго на них надеяться нельзя. За всё в этой жизни приходится платить…
А последние год-полтора Володя потерял контроль, перестал контролировать себя. Уже не мог обходиться без этого… И когда не было лекарства, лежал вялый, мрачный, иногда — злой. Уходил «в пике»… Это были тяжёлые периоды. Было такое ощущение, что у Володи отсутствует инстинкт самосохранения. Конечно, мы пытались говорить:
— Володя, да брось ты это!
— Не лезьте! Это не ваше дело…
Убедить его было невозможно — однажды я попытался… Он меня просто выгнал из дома. Правда, через день позвонил:
— Толян, не обижайся… Чего не бывает между друзьями. Приезжай!
Однажды так распсиховался — всех разогнал…
— Да пошли вы все из моего дома! Чтобы больше никого здесь не видел!
А потом сам начнёт извиняться: очень переживал, если кого-то обидел. В сути своей Володя был очень добрым.
Туманов несколько раз при мне ему говорил:
— Володя, надо кончать. Ты же писать хуже стал… Чем такая жизнь — лучше броситься с балкона!
Очень тогда ругался с ним… Вадим, конечно, мог повлиять, но он же постоянно не жил в Москве — появлялся налётами.
Елена Облеухова, Владимир Гольдман, Всеволод Абдулов, Анатолий Федотов и Владимир Высоцкий.
Зарафшан, 23 июля 1979 г. Фото Александра Липенко
Были и светлые моменты. Конечно, были… 17 ноября 1979 года мне исполнилось сорок лет. Володя приехал. Во дворе его окружили пацаны:
— Владимир Семёнович, подпишите гитару!
Привёз какие-то необыкновенные напитки из «Берёзки». Подарил мне картину «Пиратский бриг». Пел — гитару взяли у соседей, даже была запись… Потом дал кому-то послушать, и там её испортили.
Как он работал, этого я никогда не видел… Иногда на столе в кабинете лежали исписанные листки. Однажды я прочитал — мне очень понравилось. Сижу и переписываю для себя… Заходит Володя:
— Брось, это ещё не готово…
— А мне нравится.
С ним всегда было интересно… Но один вечер мне особенно запомнился. Я даже день помню — 30 апреля 1979 года. Володя приехал после концерта, устроил роскошный ужин. Он был такой заботливый и внимательный…
— Толян, надо твою машину сделать.
Володя умел заботиться о людях, всегда помнил, кто и что любит… Моя дочка была тогда совсем маленькой, и она просто обожала жевательную резинку. Так Володя из Парижа привёз целый мешок этих «резинок»… Ребятишки во дворе окружили его «Мерседес» — он раздавал всем…
А мне он просто выбил квартиру… Это было тоже в 1979 году — мы жили практически в коммуналке. Володя вдруг предлагает:
— Давай я тебе помогу квартиру сделать. Возьми ходатайство на работе.
Буквально в два-три дня я собрал все документы. Принёс, положил ему на стол. И довольно долго они там лежали. А потом на Володю «нашёл стих»… У него бывали такие дни: вставал свежий, жизнерадостный. В такие дни он знал, что у него всё получится…
При мне набирает приёмную заместителя председателя Моссовета:
— Здравствуйте, девушка. С вами говорит Высоцкий. Вам это имя что-нибудь говорит?
— Ой, что вы, Владимир Семёнович?!
— Ваш шеф у себя?
— Сейчас узнаем… Будет ещё полчаса.
Володя берет свой французский диск, пишет: «Добра! На память от В. Высоцкого». Мы садимся в машину — и в Моссовет… Входим, секретарша проводит нас в кабинет. Володя говорит:
— Вот мой очень близкий друг живёт в очень плохих условиях.
Человек за столом посмотрел бумаги и говорит:
— Хорошо, зайдите через неделю.
И тут Володя немного «сыграл».
— А-а, через неделю… Значит у нас ничего не получится.
— Владимир Семёнович! Где вы находитесь?! Всё будет сделано…
Через неделю Володя звонит мне:
— Толян, если ты стоишь, то возьми стул, а то упадёшь. (Я действительно невольно сел.) Я тебе выбил квартиру — у тебя трёхкомнатная хата!
Когда выделили квартиру, то дом ещё строился. Мы приехали, познакомились с рабочими-строителями… Володя говорит:
— Ребята, это Толя — мой брат…
Они тогда мне здорово помогли. А в доме ещё долго считали, что я брат Высоцкого.
Из поездок привозил самые разные истории… В Ижевске ему подарили сувенир — охотничий топорик, сделанный из хромированной стали. Володя говорил, что эти сувениры закупает одна японская фирма и делает из них бритвенные лезвия…
В каком-то городе спел «Охоту на волков». Рассказывает:
— Смотрю в зал. Вижу, что две трети понимают в чем дело, а одна треть — не понимает ни черта!.. А после концерта подходят люди и говорят: «Спасибо вам, Владимир Семёнович! Спасибо за замечательную песню — «Охота на волков»! Благодарим вас от имени нашего общества охотников и рыболовов!» Я обалдел!
Могу вам сказать, что почти весь 1978 год Володя был в прекрасной форме. В году были срывы, но в общем держался… И 1979 год — январь, февраль, март… Примерно до июля был в тонусе.
А в июле Володя собирался на гастроли в Среднюю Азию. Я знал, что с ним едут Валера Янклович, Сева Абдулов, Володя Гольдман… Высоцкий собирает вещи, я стою рядом.
— Володя, а ты не хочешь взять меня с собой?
— Толян, с большим удовольствием! Почту за счастье.
Я как раз был в отпуске, и меня оформили… артистом «Узбекконцерта». Маршрут был такой: Ташкент, Навои, Учкудук, Зеравшан, Бухара…
В Бухаре Володя проснулся очень рано: часов, наверное, в шесть. И пошёл на рынок, чего-то там съел… Я тоже встаю рано. Вдруг прибегает Гольдман:
— Володе плохо!
Я — туда. Володя стоит абсолютно бледный: беспокойство, громадные зрачки… Клиника отравления, но не только пищевого… И на глазах ему становится всё хуже и хуже. А все стоят напуганные… Я закричал:
— Ребята, он же умирает.
Володя успел сказать:
— Толя, спаси меня… Спасёшь, буду считать тебя лучшим врачом в мире!
Сказал и упал…
Я успел ввести ему глюкозу, но дезинтоксикация не наступала… Остановилось дыхание, на сонной артерии нет пульсации. И уже полное отсутствие сердечной деятельности.
У меня был кофеин — ввёл прямо в сердце. И стал делать искусственное дыхание: изо рта в рот. Севе показал, как делать массаж сердца… И видимо, сердечная мышца возбудилась — сердце заработало. И минут через пять смотрю — стали появляться самостоятельные дыхательные движения… Я с таким остервенением дышал за него, что Володя, когда пришёл в себя, сказал:
— Я стал чувствовать, что моя грудная клетка расширяется — чуть не разрывается…
Да, это была самая настоящая клиническая смерть… Понимаете, всё это было на моих глазах, поэтому удалось его спасти. А стоило чуть-чуть опоздать — и я бы ничего не смог сделать.
Володя немного отошёл и говорит: «А концерт?» — Я ему: «Нет, Володя, с таким сердечком и в таком состоянии твои концерты здесь закончены…»
Написал записку, что делать, если приступ повторится, засунул в карман куртки. И в тот же день мы с ним улетели в Ташкент, а оттуда отправили его в Москву…
Повторяю — последние годы он был очень серьёзно болен. Это — болезнь, и Володя боролся… В январе 1980 года мы с ним закрылись на неделю в квартире на Малой Грузинской. Я поставил капельницу, уложил Володю — абстинентный синдром мы в итоге сняли. Но от алкоголя и наркотиков развивается физиологическая и психологическая зависимость. Физиологическую мы смогли снять, а вот психологическую… Это сейчас есть более эффективные препараты… Да, сила воли у Володи была, но её не всегда хватало.
Немного позже Володя сделал гемосорбцию — очистку крови. Кровь несколько раз «прогнали» через активированный уголь. Это же мучительная операция, но Володя пошёл на это. Но гемосорбация не улучшила, а ухудшила его состояние. Мы зашли к нему на следующий день. Володя был весь синий…
— Немедленно увезите меня отсюда!
В общем, снова не получилось…
Повторю, что физически Володя был очень мощным. Но в последние годы «звоночки» были… Периодически появлялись признаки стенокардии. Вы знаете, сейчас такое время, что часто погибают сильные и молодые. Ведь после сорока надо чуть-чуть приостановиться, немного попридержать себя. Сорок лет — это уже возраст, а желания и ощущения у человека остаются, как у двадцатилетнего…
18 июля 1980 года я с сыном был на «Гамлете»… И прямо в театре меня нашёл Валера Янклович: