Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого. Книга 2 — страница 26 из 39


Владимир Высоцкий и Леонид Мончинский.

Озеро Байкал, июнь 1976 года. Фото С. Зимина


Один из дней рождения Всеволода Абдулова… Володя приехал после «Гамлета» смертельно усталый: «Ребята, я на пять минут… Поздравляю Севу и убегаю…» Еле-еле уговорили спеть одну песню. Один актёр из «Ромена» стал подыгрывать. Володя так завёлся, что без перерыва пел часов до четырёх…

Гитары… Сколько Володя их поразбивал. Гитару Дикого я хорошо помню — маленькая, изящная. А большая концертная гитара, с двумя грифами, которая теперь висит в кабинете на Малой Грузинской, Володе не очень нравилась. Я однажды прочитал в «Вечёрке» объявление, что продаются старинные гитары… Мы поехали. Старая московская коммунальная квартира, нам открывает пожилой цыган. Проходим к нему в комнату, конечно, Володю он узнал сразу… Показывает гитару — маленькая, звонкая, в идеальном состоянии. Но Володя говорит, что у него такая уже есть. Тогда хозяин достаёт ещё две гитары, одна из них Володе очень понравилась. «Послушайте, у меня есть хорошая концертная гитара, давайте меняться!» Цыган ответил, что надо посмотреть… Мы поворачиваем — и вдруг этот человек говорит: «Володя! Что ж ты уйдёшь от меня и не споёшь?!» Володя берет гитару, хозяин вторую… Спел, кажется, «Камнем грусть висит на мне». И так здорово у них получилось! «Эх, Володя! Нам бы с тобой вместе проехать по России…» Попрощались. Едем в лифте, Высоцкий говорит: «С цыганами только гулять хорошо…»

К деньгам относился по-разному… Запросто мог отдать последние: «Ладно, живы будем — наживём». А иногда, например, когда надо было дать пятёрку сверху на станции техобслуживания, он вдруг взрывался: «А-а! Они вечно меня обдирают!» А бывало так: явно видно, что обманывает в открытую. И сумма довольно приличная. А Володя говорил: «Отдай и не торгуйся». В этом он очень похож на Туманова. И вообще они с Вадимом Ивановичем очень похожи. Леонид Мончинский начал писать повесть о Туманове, а Володя предложил переделать её в киносценарий. Он хотел снять фильм о Туманове, о Колыме, о сталинских лагерях. Мончинский прилетел и три дня жил у Высоцкого. Они работали. А потом Лёня говорит: «Ну, я думал, что человека несговорчивее и тяжелее Туманова быть не может. Но ваш Володя!..»

После поездки в США Высоцкий рассказывал, что американцы больше похожи на нас, чем европейцы. А ещё сказал, что побывал в XXI веке! Однажды он вернулся со съёмок, где жил в гостинице «Ялта»: «Ну, «Хилтон»! Настоящий «Хилтон»! А в буфете лежит коржик, которым человека убить можно…» Да, я помню, что Володя однажды притащил к себе парня, который только что освободился, и четыре часа дотошно обо всём расспрашивал…

Про дачу со мной впервые заговорила Марина: «Ты не мог бы поспрашивать… Володя так много работает, ему нужно спокойное место». Меня тогда поразило, что она говорила только о нем, только о его работе… Мы смотрели одну дачу, но она по каким-то причинам не подошла. А потом возник вариант на Красной Пахре, на участке у Володарского. Мы Володю отговаривали — всё-таки чужая земля. Он столько денег туда угрохал! Но дачу свою откровенно не любил. Ведь каждый раз, когда он хотел приехать туда, надо было звонить Фариде, жене Володарского… Однажды едем по Москве, Володя спрашивает:

— У тебя есть канистра с бензином?

— Есть.

— Давай поедем, сожжем мою дачу…

Но ради справедливости скажу, что последние полгода Володарский несколько раз звонил Высоцкому: «Володя, давай узаконим твою дачу…»

1980-й год. Едем до телецентра… «Давай заскочим минут на пятнадцать. Скажу пару слов…» Сижу час… полтора… Выбегает радостный — обнимает, целует… «Извини ради Бога! Знаешь, записал концерт! Он, наверное, никуда не пойдёт — ну ладно, пусть полежит…» Потом я узнал, что режиссёр «Кинопанорамы» Ксения Маринина еле уговорила его сделать эту запись.

Последние годы хорошее настроение у Володи бывало очень редко. Но если это случалось — как будто солнышко всходило. Чаще было по-другому. Я даже помню, что в Володин день рождения 25 января 1980 года никакого веселья не было… Мы сидели втроём — Володя, Валерий Янклович и я, — было как-то очень грустно…

Посторонние в его доме бывали редко, особенно в последние годы. Володя, как мне кажется, защищал своё право на одиночество. Однажды — звонок в дверь. Один югославский корреспондент пришёл просто так, без предварительного телефонного звонка. Я даже не думал, что Володя так разозлится: «Как вы смеете приходить без предупреждения!» Просто взял и выгнал его. Я говорю: «Володя, да ты что?!» Он отвечает: «Да они же сами нас потом уважать не будут!» А вахтерша сказала мне потом, что этот парень плакал внизу.

Понимаете, в этом смысле на Володю очень подействовали зарубежные поездки. Там же совершенно другое отношение к этим вещам. Володя рассказывал: «Звонит репортёр, говорит, что запись будет шестьдесят минут и что они заплатят мне три тысячи долларов». В общем, он сам стал по-другому к себе относиться.


1 января 1980 года. Звонок Высоцкого: «Немедленно приезжай! Мы разбились». Приезжаю к Первой Градской больнице, напротив стоит милицейская машина дежурного по городу. Обычно дежурный по городу выезжает на аварии со смертельным исходом. Я, конечно, испугался. Выскакивает Володя в страшно возбуждённом состоянии. Оказывается, поздно вечером на почти пустом Ленинском проспекте они врезались в троллейбус, который стоял на обочине. А дело было так. Ехали с дачи на маленьком «Мерседесе». Справа от Высоцкого сидел Сева Абдулов, сзади — Валера Янклович. Был гололёд, да ещё со снегом… Машину понесло. Володя — по тормозам! И когда он понял, что вывернуть не удастся, бросил руль и двумя руками обхватил Севину голову. Я его потом спросил:

— Володя, ты почему бросил руль?

— Понимаешь, у меня в голове мелькнуло: Сева же голову разбивал, ему больше нельзя.


Всеволод Абдулов и Владимир Высоцкий.

Ставрополь, городской цирк, сентябрь 1978 г.


Тогда Абдулов сломал руку, Янклович поранился осколками стекла, а Володя — ничего. Сева и Валера попали в эту Первую Градскую больницу, и Володя потом устроил там концерт для медперсонала. Он так пел! Я сидел в коридоре — у меня мурашки по коже…

В последний год всё как-то сложилось… Из театра практически ушёл… Разбил машину — жутко переживал… Потом разбил вторую… С Мариной тоже… Последний раз, уже в восьмидесятом году, мне кажется, ему не хотелось лететь в Париж… Он же опоздал в Шереметьево! Но таможенники его знали… «Подожди, Володя!» Куда-то позвонили: «Задержите рейс на Париж…» Задержали, и Володя улетел.

С болезнью этой боролся — он очень хотел покончить со всем этим… Но у Володи же был такой характер — вот, чтобы встал утром — и всё кончено! А так не получалось… Летом восьмидесятого года он сказал мне: «Или “выскочу”, или умру…»

Тогда же я сказал ему: «Володя, ты за последние полгода ни одной песни не написал!» Он ответил: «У меня в голове их штук двадцать». Но они так и остались ненаписанными…


Апрель 1987 г.

Уйду я в это лето в малиновом плаще

Валерий Натанович Нисанов


— Знакомство с Высоцким — где и когда?

— С Высоцким я познакомился на Матвеевской, где Володя снимал квартиру. В этом же доме жил Эдуард Володарский, который нас и познакомил. Сразу же хочу сказать про историю с дачей… Хотел бы я посмотреть на человека, который отдал часть своего участка не родственнику, а просто товарищу: «Стройся, Володя!» И никаких проблем. Они были друзьями, и никто никогда не может этого отрицать… Тем более, вмешиваться третьим. Я считаю, что тут Эдик был абсолютно прав.

А с Володей потом мы встречались часто, но это были встречи по жизни… А в 1975 году мы с ним стали соседями по дому и по подъезду: Володя жил на восьмом этаже, а я — на десятом.


— И ваше самое сильное первое впечатление?

— С Володей всегда было интересно. Но больше всего меня всегда поражала его доброта. Он был отечески добр ко всем, кто его окружал. И, может быть, в большей степени к тем, кто знал его меньше, кто не был его близким другом.


— А на Малой Грузинской вы часто общались?

— Конечно, мы общались довольно часто. Я по профессии фотохудожник, но, честно говоря, тогда я не торопился его снимать. А вот последние два года я Высоцкого снимал; снимал и у него дома, и у себя на квартире. Иногда Володя сам просил:

— Приходи, что-нибудь сотворим…

Когда я принёс фотографии, то про одну из них Володя сказал:

— Вот на этой я такой, какой я есть.

А летом 80-го года мы сделали ему из двух фотографий серию открыток, которые он дарил зрителям.


— Пять лет вы были соседом Высоцкого, что вы можете сказать о круге общения?

— Вообще, Володя мог общаться с кем угодно… К нему вдруг приходил какой-то министр или появлялась женщина из Сибири, которая только что освободилась. При мне был такой случай: захожу в подъезд, а за мной целый пионерский отряд — с горном и барабаном!

— Вы куда?

— К Высоцкому!

А одна женщина много дней приходила и сидела в подъезде ровно с восьми утра. Она ждала, когда выйдет Володя. Конечно, это его раздражало. Высоцкого люди знали и любили, но знаете… Например, он свой «Мерседес» ставил прямо у подъезда. И у него не один раз срывали то зеркало, то эмблему. Однажды Володя даже написал объявление: «Владимир Высоцкий просит вернуть… И обязуется не только не преследовать, но и вознаградить…» Конечно, ничего не вернули.


— Но вернёмся к общению…

— Володин дом никогда не был открытым домом. «Входи-выходи, кто хочет» — этого никогда не было. И Володя никогда не был тем простым парнем, каким многие хотят его сейчас представить. Он прекрасно понимал: кто есть кто. Да, собирались большие компании и у него, и у меня, но, как правило, никаких посторонних людей не бывало.


— А почему именно последние два месяца вы общались особенно близко?