— Пушкин, Карамзин — монтаж такой…
Больше он о работе не говорил. Потирая рукой правую сторону груди, вдруг стал ругаться, что у него пропали несколько бобин с записями…
— Готовая пластинка! Мне «Мелодия» предлагает делать диск, а делать нечего! Это я во Франции записывал, а они меня надуть хотели. Коммунистическая фирма, мать их так!
Василий Аксёнов, Виктор Ерофеев и Владимир Высоцкий на встрече авторов «Метрополя», январь 1979 г.
Фото В. Тростникова
Дальше — калейдоскоп, из которого складывалась наша застольная болтовня — он всё подливал и подливал чай. В таком виде и постараюсь восстановить отдельные высказывания, потому что та встреча была последней.
— Аксёнов уезжает, — сказал я.
— Да? Когда?
— Завтра. (Я ошибся — Аксёнов уезжал через несколько дней, но тогда я не знал об этом.)
— Жалко.
— Тебе-то всё же полегче, — заметил я, — ты можешь с ним видеться и там.
Он поморщился.
— Я не о том. Жалко — отсюда уезжает. А там — всё не то. Ему здесь надо бы…
Он собирался в Париж.
— Ты часто можешь ездить?
— Пока да.
— А по положению?
— Вообще-то раз в год, но Марина мне исхлопотала так. Пока дают, а дальше…
— У неё прочное положение?
Он махнул рукой, усмехнулся:
— Это сначала она: «Россия, Родина!..» Ностальгия… Но — быстро всё поняла. Теперь в обществе «СССР — Франция» не бывает вообще, а у меня с «ними» — и говорить нечего!
Напомнил своё «начало»:
— Я тоже сначала учился в строительном — в МИСИ… Лекция — а я сижу, стихи пишу. Много писал… Ну, со второго курса ушёл, поступил в Студию МХАТ.
О русских эмигрантах сказал:
— Конечно, трудно. Мне рассказали о Панове. Он делал «Идиота» в балете. Шум, сенсация, в зале — битком. Успех невероятный! А на следующий спектакль пришло несколько человек. Думаешь, плохой спектакль? Да нет! Просто мало ценителей — вот и всё.
Я рассказал о своём друге Юре Соколе, уехавшем в Австралию.
Володя знал его.
— Там я не был, — улыбнулся он. — А там ведь много русских. — И вспомнил:
— Я просил визу в Новую Зеландию. Это в Париже было. А они мне: «Надо жить в Париже два месяца, тогда — можно». Вроде как у нас, во! Чем меньше страна, тем больше бюрократии.
О концерте в Калининграде (последнем, как оказалось, в его жизни) вспоминал очень недобро:
— Они меня везли в машине, и баба оборачивается и спрашивает: «Владимир Семёнович, а правда, что…» Правильно сказал Валера Янклович: это всё равно, что лезть в личную жизнь.
Я согласился. Он страшно не любил, кажется, когда лезли в его личную жизнь. С ненавистью говорил о каких-то девках, которые его «достали», особенно об одной, преследующей его даже дома. И тут же презрительно отозвался о врачах:
— Советы один другого стоят! Они же не лечат меня, падлы, а только чтобы сказать: «Я лечил Высоцкого!»
Похвалился, что сделал две песни для картины, которую снимает Гена Полока, а потом вдруг сказал:
— Я откажусь у него сниматься.
— С чего?
— Не нужно мне.
— Не отказывайся. У Полоки тяжёлое положение — недавно умерла мать…
— Я знаю.
— Он давно не снимал, ему обязательно надо выкарабкаться, а ты его отказом — топишь!
Он помрачнел, сказал:
— Да? Ладно, посмотрим.
Когда он заговорил о пропаже катушек с записями, я возмутился, снова сказал, как уж говорил не раз:
— Это, Володя, типичное русское разгильдяйство. Хорошо вон, Галич перед отъездом хоть как-то напел, а так — что бы осталось? Если тебе нужна помощь в собирании твоих вещей, в редактировании и т. п., я готов помочь. Редактор я грамотный.
— Грамотный, — повторил он и вдруг вскочил:
— А надо, надо! А то валяется черт знает где! Вот я вчера вдруг разыскал…
Он сбегал в комнату, принёс листок и стал читать.
— И уже не помню, когда писал, где… Нет, надо собрать всё!
— Словом, Володя, можешь на меня рассчитывать, — повторил я.
— Спасибо, — он очень добро улыбнулся.
…И так мы пили чай на кухне и болтали. Он был тих, улыбался, всё потирал правую сторону груди, как бы массировал, и потом стал нетерпеливо поглядывать на дверь.
— Ну, я пойду наверх, — наконец поднялся он. — Вечером спектакль, а сейчас — туда… Пойдёшь?
Я отказался.
— Ладно, — он не настаивал. — В общем, как договорились. Я возвращаюсь из Парижа, а ты — из Одессы. Звони — расскажешь, как и что…
Я вспомнил сейчас, перепечатывая текст, как однажды ночью, когда он появился в кабинете, где я сидел за столом, я весьма бестактно сказал ему, что надо собрать всё, что он сделал. Все мы смертны, сказал я, и я, например, совершенно не представляю тебя, Володя, скажем, 60-летним.
Он посмотрел как-то странно и ничего не ответил.
Август 1980 — май 1989 г.
Бабек Серуш
— Вначале расскажите немногое себе. Ваше имя известно людям, которые занимаются Высоцким, а вот судьба…
— По национальности я — иранец. Но рос и учился здесь, в Союзе. Вначале в школе, в ивановском интернате, а потом в МГУ, на физическом факультете. Мой отец жил в СССР с 1953 года, чуть позже приехали и мы с матерью. В 1957 году наша семья переселилась в Западную Германию, но в 61-м году я вернулся и продолжил учёбу в Иванове. Закончил школу, поступил в университет. Сейчас занимаюсь бизнесом, веду дела и в Союзе — в Москве. Когда-то в Париже Володя подарил мне свой диск «Натянутый канат» с надписью: «Первому из москвичей, первому из иранцев!»
— Вы знали песни Высоцкого до знакомства с ним?
— Знал, разумеется, по магнитофонным записям… Но честно вам скажу, особенно этим жанром я тогда не увлекался. А с Володей мы познакомились примерно в 1974 году — у нас оказались общие знакомые. Володя сразу же поразил меня тем, что он был чрезвычайно любознательным, очень тонко и точно он схватывал главное — суть. Он спрашивал меня про мои дела, про бизнес — как это всё делается… И я видел, что ему интересно — он часто приходил ко мне на работу, в бюро, на выставки… Мой бизнес — поставки технологического оборудования, поэтому такие выставки в Союзе тогда устраивались довольно часто.
— Вас что-то тогда удивило в Высоцком?
— Конечно! Он же был самым популярным человеком в Советском Союзе. Он любил приезжать ко мне домой — у меня квартира на Речном вокзале, — и обычно приезжал поздно ночью. Но прежде всегда звонил — один ли я? Володя не очень любил большие компании, просто приезжал попить чаю… И когда у меня были люди, которые очень хотели познакомиться с Высоцким, то приходилось обманывать: «Да, я один…» А когда он приезжал, я говорил: «Пока ты ехал, тут ко мне пришли…» Он этого не любил, потому что стеснялся… Однажды мы с ним договорились встретиться у «Интуриста». К Володе подходит человек: «Извините, вы — не Высоцкий?» — «Нет. Мне все говорят, что я очень похож… Все спрашивают…»
Бабек Серуш
У меня дома был такой случай… Одна соседка всё время жаловалась, что у меня очень громкая музыка. Володя приехал однажды, сел за стол и стал просто петь и играть на гитаре. Соседка вызвала милицию… А когда они приехали, мы уже сидели за столом — ужинали. Заходят два милиционера: «На вас жалуются. Вы очень громко включаете Высоцкого!» Володя поворачивается и говорит: «Да? Ну, извините…» Они узнали его, опешили и так — задом, задом стали пятиться к двери…
Ещё один случай… Мой двоюродный брат прилетел в Москву. Одна организация выдала ему визу, другая не продлила. В общем, он десять дней сидел без визы. И вот мы одновременно улетали из Шереметьево — меня провожал Володя, а брата — один мой товарищ. Если бы брата не выпустили с просроченной визой, то он вернулся бы с этим товарищем. Володя спрашивает:
— В чем дело, почему вы волнуетесь?
— Понимаешь, у него виза просрочена…
— А… ерунда.
Володю там знали, и он прошёл с нами через таможню к пограничникам. Я подаю свой паспорт, у меня всё в порядке… А Володя стал демонстративно меня обнимать: «Ну, давай, старик… Счастливо!» Я смотрю — пограничник узнал Володю, звонит куда-то по своему телефону… Сразу пришли несколько офицеров, а Володя спрашивает: «А откуда вы меня знаете? Что я у вас, концерт давал?» И толкает моего брата… А пограничник уже не смотрит, ищет что-нибудь для автографа и, не глядя, ставит штамп. Вот так… Одно присутствие Высоцкого решило то, что не могли решить две солидные организации.
— В общем, Высоцкий в этом случае воспользовался своей популярностью…
— Это было редко… Однажды в Союз приехал мой дядя, и мы вместе должны были лететь в Тбилиси. Как раз в это время там начинались гастроли Театра на Таганке. Володя заехал за мной в Бюро, а я не стал ничего особенного объяснять своему дяде: «Знакомься, это — мой друг… Он подвезёт нас в аэропорт». Я почему-то думал, что наш рейс из Внуково… Володя всё время меня поторапливал, а я говорил: «Да ладно, успеем». И когда мы сели в машину, выяснилось, что самолёт вылетает из Домодедово. Володя начал гнать… И его останавливает сотрудник ГАИ — сразу же узнал Володю:
— А, Высоцкий… Автограф!
— Мы опаздываем. Если сделаешь «зелёную волну» — дам автограф! «Гаишник» передал по рации, и Володя до аэропорта гнал, как сумасшедший… Регистрация уже закончилась, Володя схватил наши чемоданы, и мы побежали прямо к трапу. А мой дядя спрашивает:
— А кто он такой? Ему всё можно?
— Ну, как тебе объяснить… Володя здесь такой популярный, как Франк Синатра в Америке.
— И он тащит наши чемоданы?!
И дядя сам схватил эти чемоданы…
— Вы знали Высоцкого с 1974 года. Менялся ли круг общения?
— Да нет… Он оставался примерно одним и тем же. Друзья из театра, Сева Абдулов, Валерий Павлович Янклович. Чуть позже — Вадим Туманов… Когда Володя вернулся из Сибири, где он был у Туманова, то сказал мне: «Слушай, Бабек, я с таким интересным человеком познакомился!» Потащил меня к себе домой — я иногда оставался у него ночевать — и всю ночь, до шести утра мы слушали кассеты его разговоров с Тумановым.