Едем на «мерседесе». Говорю:
— Володя, а как тебе нравится — папой римским избрали нашего мужика — поляка?!
— Стоп! Дай-ка мне газету…
Остановился, что-то записал на полях… Может быть, именно тогда и возник замысел песни «Лекция о международном положении…»
Володя был поэтом от Бога… Шнитке сказал, что никогда в жизни не сочинял музыку… «Она звучит во мне, а я ее просто записываю»… И Володя говорил:
— Как-это сочинять?! Вначале звучит одна строчка… Потом приходит все остальное. Я сажусь и записываю.
Я уверен, что в самом начале семидесятых годов Высоцкий считал дебя актером:
— Ну что ты пристаешь со своими песнями?! Я — актер.
А позже, в 1978 или в 1979-м, я его сам спросил:
— Ты кто больше — поэт или актер?
— Конечно, поэт.
Однажды я ему говорю:
— Володя, у тебя много новых песен. Давай запишем?!
— А куда торопиться? Ты что, хоронить меня собрался?! Успеем.
И я решил: дай-ка попробую — скопирую пару Володиных песен… А голос у меня все-таки немного похож… Правда? Ну вот, взял гитару, сижу, напеваю:
Родники мои серебряные,
Золотые мои россыпи…
Входит Высоцкий:
— Ты что! (Тут последовало несколько очень крепких выражений.) Обалдел?! Я уважаю людей, которые что-то делают сами, но ненавижу копирующих! Прошу тебя, никогда не делай этого.
Потом отошел немного:
— Ну, ладно… Ты можешь их петь, раз уж так хочется, только не с моими интонациями… Слушай, а что это у тебя за гитара?
— Да вот — цыганская, семиструнная.
— Дай поиграть!
— Забирай!
Скромная такая гитара, но очень звонкая… Так она и осталась у Володи. А теперь смотрю фотографии: на некоторых последних концертах — Володя с моей гитарой.
Каким он был человеком? В сущности, Володя был очень скромным мужиком. Меня — глубокого скептика — это всегда поражало. Как-то я попытался заговорить с ним на чисто мужские темы… Стал задавать интимные вопросы. Наверное, сделал это грубо. Смотрю: Володя покраснел. Он вообще был очень деликатным. Помню его слова:
— С женщинами нельзя так… Женщины — это особые существа.
Причем, это он говорил о женщинах, которые, на мой взгляд, такого отношения не заслуживали…
И был человеком неравнодушным. Когда Володя вернулся с гастролей в Тольятти, то часа два рассказывал и доказывал мне, что завод построили не там! Во всей округе уничтожены малые реки, вырублены леса, разрушены деревни… Он с кем-то поговорил там, в Тольятти, и влез в эту проблему. И не просто влез в проблему, а переживал:
— Громадные заводы — это глупость! Все вокруг гибнет.
Очень хорошо помню этот разговор.
В наших разговорах я иногда пытался его ущипнуть. Володя вернулся из Америки, я его спрашиваю:
— А кто тебя слушал на концертах: американцы или наши эмигранты?
Володя как-то стушевался, и я понял, что в основном в залах были эмигранты.
Смотрю, у него в кабинете на книжных полках: Ахматова, Цветаева, Пастернак, Гумилев…
— Володя, а ты все это читал? Или как привез, так и не открывал?
— Вот, собака! Ну, чего ты привязался!
Я думаю, что он тогда немного обиделся. Хотя мне кажется, что все его творчество не от книг, а от жизни… От общения с людьми — каждую интересную деталь, фразу, мысль он отмечал и впитывал.
Было время, когда у меня возникли сложности с нашим главврачом, я даже собирался уходить… Володя переживал за меня. А тогда на Таганке шел спектакль «Срезки», он начинался в половине одиннадцатого. Володя пригласил меня и еще человек десять из нашей больницы. И вот на сцену вышел Высоцкий и стал петь «Канатчикову дачу». А когда пошли слова про главврача, который телевизор запретил, он вдруг остановился и закричал в зал:
— Володя, ты меня слышишь?
— Слышу!
— Как ваша!
«И тогда главврач Маргулис телевизор запретил…»
Был период, когда Володя часто ездил к нам в гости на Бауманскую — я там получил квартиру. Конечно, это было приятно и интересно, но… В час или в два ночи — звонок в дверь. Володя приехал!
— Щи есть?
А Марина уже знала эту его «слабость». Почти всегда в холодильнике стояла кастрюля с кислыми щами…
— Спасибо, Марина!
У Володи было даже такое выражение: «К Баранчиковым щи хлебать…»
Или приезжает часа в три ночи:
— Поехали пельмени есть. Приглашают две девушки, они работают в аптеке… Не могу же я поехать один.
И я среди ночи тащусь есть пельмени. Приехали, все уже было готово. Всю ночь разговаривали, Володя пел… Но мне-то к восьми утра на работу!
Володино здоровье? Ну вот, Вы уже задаете трудные вопросы… Повторяю, тут все очень сложно. Последние года полтора вся его жизнь была завязана на болезни. Постоянные поиски «лекарства»… Но об этом, я же врач, у меня нет никакого права говорить…
Один из последних его приездов к нам… Говорит моему сыну:
— Саня, хочешь, я тебя на «мерседесе» покатаю?
А через день сын приходит из школы и чуть не плачет:
— Пап, в школе не верят, что я с Высоцким на «мерседесе» катался!
Володя очень любил детей, это чувствовалось…
И в самый последний раз Володя был у нас на Бауманской 9 мая 1980 года. Там рядом Елоховская церковь. Сидели на кухне, Володя говорит:
— Слушай, я тут новую песню придумал…
И запел «Купола»:
Купола в России кроют чистым золотом,
Чтобы чаще Господь замечал…
И тут зазвонили в Елоховской. Окна были открытыми. Это было нечто…
Москва, декабрь 1989 г.
Анатолий БАЛЬЧЕВ
— Анатолий, когда Вы познакомились с Высоцким?
— С Володей меня познакомил Всеволод Абдулов, — это было в 1972, может быть, в 73-м году… Точнее, Сева сказал Высоцкому про меня, и Володя сам позвонил мне домой:
— Говорит Высоцкий…
И попросил меня посодействовать в одном деле… Сева тогда брал машину, а я мог как-то помочь в этом деле… Вначале нас связывали автомобильные дела — у меня тоже была «иномарка»… Я тогда работал руководителем музыкального ансамбля в ресторане «Архангельское» и пел несколько песен Высоцкого. Потом Володя узнал об этом — > ему сказали друзья — а позже даже слушал… Я его как личность всегда уважал… Мы познакомились. Не так часто, но встречались…
— Вы помните первое впечатление?
— В Высоцком не было ничего наносного, показного… Я тогда много спрашивал, а Володя рассказывал. Я думаю, он почувствовал профессиональный интерес к себе, интерес профессионального музыканта. Я сказал, что некоторые его песни было бы очень интересно аранжировать. Он ответил, что уже занимается этим. Мы были за городом и заехали на Матвеевскую что-то взять… Начали говорить о музыке. Володя показал мне массу пластинок: джаз, записи классической музыки… А потом говорит:
— Вот послушай это…
И поставил свои первые записи с оркестром: «Кони привередливые», «Лирическая», «Як-истребитель» и другие. Он только что их записал…
— Это были записи на фирме «Мелодия»?
— Да, но тогда они еще не вышли на пластинках и никому не были известны. Около часа мы слушали эти записи, и я сразу же взял две песни в репертуар: «Москва-Одесса» и «Кони привередливые». Пластинки все не выходили, сам Высоцкий распространением, а тем более тиражированием своего творчества, естественно, не занимался… Так что, тогда эти песни можно было услышать только у нас. И люди приезжали специально, чтобы их послушать. Помню, что однажды даже приехали Высоцкий и Марина Влади… Да, я в присутствии Высоцкого пел его песни…
— Когда вы вместе слушали записи, как Вам показа-лось, они нравились самому Высоцкому?
— Володя не говорил прямо — нравятся или не нравятся. Мне кажется, ему хотелось услышать мое мнение…
— Вот послушай, это делал Гаранян… А это — Зубов…
По-моему, он успокаивал себя: нет, не так уж плохо это сделано…
Хотя некоторые вещи были, действительно, сделаны очень неплохо. А другие, на мой взгляд, не стоило петь под оркестр. Музыка уводила от главного — от текста. Я думаю, что Володя пошел на это от невозможности других выходов на слушателя. Концертов и выступлений было немного, стихи не печатались… Я помню, что сказал Володе: «Ты здесь поешь лучше любого нашего певца». Ведь Высоцкий всегда поет очень стройно, у него хорошая «атака на звук»… Он никогда не детонировал, в общем, пел профессионально.
— А владение гитарой у Высоцкого было профессиональное?
— В точном смысле слова — нет. Но и здесь у него был дар… Он мог брать очень сложные аккорды, даже не зная, что он берет именно эти аккорды. Он все схватывал мгновенно: кто-то ему показал, и он ставил палец так, как было нужно. Причем он брал именно те три-четыре аккорда, которые были необходимы для этих стихов… Я считаю, что Высоцкий очень интересен и как композитор… «Здесь лапы у елей дрожат на весу…» — прекрасная мелодия и очень интересная гармоническая структура. «Кони привередливые» — пусть мелодия очень проста, действительно состоит из трех аккордов, но найден музыкальный ключ… И очень точное «попадание в текст».
— Как часто Вы встречались с Высоцким?
— Часто мы не встречались… Виделись только тогда, когда у него было желание. Конечно, мы могли встречаться и чаще, но я всегда чувствовал дистанцию… Внутри я, конечно, его боготворил.
Потом Володя познакомился с Бабеком-моим приятелем. Бабек — по национальности иранец, сын иранского коммуниста. Он воспитывался в нашей стране, в Ивановском детском доме. Бабек заочно, по записям, знал Володю и, когда я их познакомил, они подружились. Высоцкий довольно часто бывал у Бабека…
— Для многих, а может быть, для всех — Серуш Бабек — фигура загадочная…
— Бабек — деловой человек, бизнесмен. Его фирма представлена в нашей стране, а также имеет отделения во многих других странах…. Бабек специально привез многоканальный магнитофон, чтобы записывать Володю. Они сделали очень хорошие записи.