Концерты — это был для Володи практически единственный способ зарабатывать деньги… За пластинки он не получал ничего, в театре — копейки… Может быть, кино… Но главное — концерты. Со временем было очень плохо, Володя сам говорил, когда он может работать. Звонил:
— Только с Валерием Павловичем утряси сроки!
Ведь Янклович был тогда главным администратором театра на Таганке, и концерты Высоцкого в Москве и Подмосковье организовывал он. Много концертов было и без меня — всяких там творческих встреч. И Валерий Павлович был не просто товарищем Володи, он был очень близким человеком. Янклович занимался всеми его делами.
Я знал Володю пять лет, но у меня язык не повернется сказать, что я был другом Высоцкого. Но я старался, чтобы у Володи было поменьше проблем… И Высоцкий три раза вытаскивал меня из очень серьезных ситуаций.
После смерти Володи я роздал 32 его клавира: подарил Кобзону, еще кому-то… Аранжировки делал, по-моему, Алексей Зубов, но расписаны они были рукой Высоцкого. Все эти годы я писал концерты Высоцкого — просто давал задание радистам. Где хранятся эти громадные бобины? Надо поискать…
Я вам честно скажу: ни одного концерта Высоцкого из зала я не слышал. У меня же свои заботы, администратор должен заниматься своим делом, правильно? В Донецке мы жили через стенку: я всегда старался селиться рядом. Сижу поздно вечером — последний день, делаю расчеты. Звонит Володя:
— Зайди, я новую песню написал!
— Володя, да некогда…
Через час звонит скова:
— Я же новую песню написал — послушай!
— Некогда! Завтра летим, надо сделать расчеты.
— Чудак ты! Люди, вон, на улицах стоят, а ты не хочешь первым послушать новую песню!
Да, в Донецке был такой случай… Вечером, перед концертом, мы идем с Володей… Стоят Кондаков и еще один администратор — спорят, как лучше выстроить программу. И вдруг этот администратор увидел Высоцкого, расталкивает всех и — на колени!
— Владимир Семенович! Разреши объявить твой концерт, а после этого я готов умереть!
Володя ему:
— Да ладно, живи… Не умирай!
И там же, в Донбассе, в Горловке, Володя свой первый концерт работал прямо в шахте, в б часов утра!
Отмены концертов, конечно, были… В Одессе были три отмены, одна была при мне. А в Новосибирск мы раз прилетели, это было в самом начале 1980 года, — запрет… И в Риге, я знаю, были отмены, но один концерт все-таки состоялся. Но на «рубильнике» сидел сотрудник органов. Володя спел залитованный репертуар, и комитетчик стал «выступать»… Так латыши его выгнали. Володя пел еще больше часа, а когда спустился, у подъезда стояла машина, в которой лежали его чемоданы. В этот же день его отправили в Москву. А в Москве?! Сколько времени Высоцкий пробивал концерт в Политехническом музее, готовился! Концерт уже был объявлен — афишный концерт! Володя готовился к нему всю свою жинь! Разрешил Тяжельников, а буквально накануне Шауро концерт запретил! А сколько все это стоило Володе нервов и здоровья?! Последний раз мы работали с Володей во Дворце спорта в Калининграде-20-25 июня 1980 года. Высоцкий уже очень плохо себя чувствовал. Мы отработали четыре дня; на пятый, перед последним концертом, Володя говорит:
— Я не могу… Не могу я работать!
А потом спрашивает:
— А тебе очень надо?
— Володя, откровенно говоря — надо… Если ты сможешь. 5 тысяч человек приехали из области…
— Ну ладно, я буду работать, но только без гитары.
— Хорошо, гитару оставляем здесь…
На сцену вышел Коля Тамразов и сказал, что Владимир Семенович Высоцкий очень плохо себя чувствует:
— Петь он не может, но он все равно пришел к вам. Он будет рассказывать и читать стихи. Вы согласны?
Все:
— Конечно!
И впервые Володя работал концерт без гитары — час стоял на сцене и рассказывал. Муха пролетит — в зале слышно.
А с нами в Калининграде работали «Земляне» — тогда они только начинали. И они должны были заканчивать концерт. Володя на сцене, а они стали за кулисами бренчать на гитарах. Я подошел, сказал:
— Ребята, Владимир Семенович плохо себя чувствует. Потише.
Второй раз подошел. А один сопляк говорит:
— Да что там… Подумаешь — Высоцкий!..
— Что?! Ах ты, мразь! Ничтожество! Еще услышу хоть один звук!..
И только я отошел, он снова: дзинь! Я хватаю гитару — и ему по голове! А они все четверо человек — молодые, здоровые жлобы — накинулись на меня! А я один отбиваюсь этой гитарой… Тут Коля Тамразов спускается по лестнице — увидел, кинулся ко мне!
— Сейчас Высоцкий скажет в зале одно только слово — от вас ничего не останется!
Ну, тут они опомнились, разбежались…
25 июня утром мы были в Москве. В это время заболела моя жена Вера, которую Володя хорошо знал, и 27-го я улетел домой, в Новосибирск. А первого августа мы должны были начинать работать в Алма-Ате.
25 июля рано утром звонит мой брат — Борис Гольдман. Он тогда работал начальником Метростроя, хорошо знал Володю. Борис много сделал для Театра на Таганке — помогал реставрировать здание, поставил им ангар для декораций. Так вот, звонит из Москвы Борис:
— Скончался Высоцкий. Немедленно вылетай.
Первым же рейсом я с Верой вылетел в Москву. Вечером мы уже были на Малой Грузинской…
Я знал, что это может произойти, но чтобы так скоро… За несколько дней до этого я звонил Володе:
— Ты меня не подведи…
— Все железно! Вот закончится Олимпиада. Мы с первого августа в отпуске. Работаем в Алма-Ате. Как договорились…
Новосибирск, июнь 1989 г.
Николай ТАМРАЗОВ
— Когда и как Вы познакомились с Высоцким?
— Познакомились мы, скорее всего, в Северодонецке — это небольшой город около Ворошиловграда. Но в этом маленьком городе есть Дворец спорта, и там шла програма с участием Высоцкого, — тогда мы и познакомились.
Программу делал Василий Васильевич Кондаков-крупный администратор, ныне покойный, а сопровождал Высоцкого Володя Гольдман. Гольдмана я знал раньше по совместной работе, — он нас и познакомил. В тот день Высоцкому исполнилось сорок лет, и на табло Дворца спорта появилась такая надпись:
«Поздравляем Володю с сорокалетием!»
Хотя нет… В Северодонецк мы приехали уже не просто знакомыми — товарищами, значит, познакомились мы раньше…
Я хорошо помню, как я появился в программе с Высоцким, но ще же это было? Очень может быть, что в Харькове…
Спрашиваю Высоцкого:
— Как Вас объявлять?
Он отвечает:
— Ну, как объявлять: «Поет Владимир Высоцкий».
Ну, думаю — выпендривается. Я-то гастролеров знаю… Выхожу rta сцену — снова думаю, что все это чепуха: «Поет Владимир Высоцкий». Начинаю:
— А теперь все оставшееся время Вы проведете с тем, ради которого Вы сюда пришли… Для Вас поет артист, поэт, композитор…
И все, что может Высоцкий (а мог-то он много!), я возвел в ранг больших эпитетов и громких звучаний. А Дворец спорта — громадный зал, я все это проорал! Выходит Высоцкий, посмотрел на меня как на сумасшедшего… Понимаю, что «не попал».
Высоцкий спел, потом подошел ко мне:
— Слушайте, Вы!.. Мы ведь договорились, как меня объявлять?!
Ругнулся крепенько и ушел.
Ну, я и ломаю голову, как его объявлять… Следующий концерт в этот же день. Я снова на сцене:
— Нас частенько спрашивают: волнуется ли артист перед выходом? Если артисту есть, что сказать, — то волноваться не обязательно, а если нечего — то волноваться все равно бесполезно. Возьмем, к примеру, меня — у меня всегда есть, что сказать. Сейчас скажу три слова — и будут аплодисменты, будет успех. Итак, три слова: «Поет Владимир Высоцкий!»
Зал грохнул аплодисментами. Володя выходит. Я, не обращая на него внимания, раскланиваюсь… Володя стоит, смотрит. Поворачиваюсь к нему:
— Володя, смотрите, как меня не хотят отпускать! Какой успех у меня сегодня!
Смотрю — он заулыбался. Ну, слава Богу, кажется «попадаю»… Я говорю:
— Товарищи зрители! Ну я же не один здесь… Есть еще Высоцкий! Давайте послушаем его. А вдруг у него тоже есть, что сказать…
Я понял, что это ему понравилось, потому что в конце концерта он поднял руку и сказал свою любимую фразу:
— Поберегите ладошки — детей по головам гладить.
А потом добавил:
— А теперь давайте послушаем Там разова — у него всегда есть, что сказать.
Вот это было наше первое знакомство, а потом мы много с ним ездили: Ставрополь, Кременчуг, Ташкент…
— Ташкент? Это была сборная программа: Высоцкий, Карцев и Ильченко, Полад Бюль-Бюль Оглы?
— Правильно. Там еще был очень интересный эпизод с Поладом… Я был режиссером этой большой программы, и поставил номера согласно логике… Полад должен был заканчивать первое отделение, а Владимир Семенович заканчивал весь концерт. Но ко мне подходит Бюль-Бюль Оглы:
— Николай! Я лауреат и заслуженный артист — заканчивать должен я!
— Хорошо, я поговорю с Высоцким.
Подхожу к Володе…
— Да, ради Бога, пожалуйста…
Володя выступил… В сборных концертах он пел почти всегда не менее тридцати минут — ведь шли-то на Высоцкого. Итак, Володя «отстоял» эти полчаса, всю публику повернул на себя — после этого вышел Полад. Зрители стали уходить. А Полад — большой мастер эстрады, опытный человек — вдруг взорвался, стал кричать:
— Прекратите ходить! Если вы не уважаете себя, то я уважаю себя!
После этого Полад пришел ко мне и сказал:
— Николай, поставьте меня на мое место…
Конечно, с Высоцким любому артисту было трудно работать, очень трудно. Люди хотели не только слышать, но и видеть Володю, потому что по разговорам он раз двадцать разбивался на машине и раз пятнадцать умирал. К этому времени Володя уже называл меня «Тамразочка», и свитер-«водолазка» — тоже «тамразочка»:
— Смотри, Николай, и у меня — «тамразочка»!
— Часто Вы вели такие программы?
— Довольно часто. Но если в программе был какой-то стержень, была тематическая нагрузка, и пел Высоцкий — то нужна была режиссура. А если просто сборная программа, то я выходил на сцену, брал на себя определенную долю времени, а потом приглашал актеров.