Живи, Донбасс! — страница 37 из 41

Он поднялся, вышел из-за стола и в дальнем конце кабинета отодвинул шторку полукруглой камеры, которую она поначалу приняла за душевую кабинку.

— Проходите, — распорядился капитан.

— Прямо так, в одежде?

Капитан Сергеевич хмыкнул:

— Разумеется!

Вика сняла с плеча сумочку, покрутилась и решила повесить на спинку стула — не сопрёт же капитан её девичьи сокровища, солидный вроде человек, офицер. Не без опаски вошла в кабинку. Капитан задвинул матовую шторку. Стало темно. Затем послышался тихий гул и кабинку затопил тот самый едко-золотистый свет, что разбудил её на трассе. Больше ощущений не было никаких, разве что лёгкий прилив бодрости, но, возможно, это от неожиданности просто. Вика постояла в этом свете минуту или полторы, затем он погас, и кабинка открылась.

— Что ж, как я и думал, секретных подключений нет, но надо было проверить… Таков порядок. — развёл руками Сергеевич. — Дырки от мин пойдём смотреть?

Вика сняла со спинки стула сумочку.

— Нет, наверное. Меня ждут.

— Ну и правильно. Там насмотришься ещё, — капитан проводил её до выхода к машинам. — Будьте осторожны, Виктория Сергеевна! Бабушке привет.

— Что он тебя мурыжил так долго? — обеспокоенно спросил дядя Данко, открывая перед ней дверь «баклажана».

— Не знаю. Понравилась, наверное, — хихикнула Вика.

— На нашей ещё отключать будут, час угрохаем, не меньше, — кисло предрёк Ваня.

— Что значит — отключать?

Мужчины переглянулись.

— Ты в первый раз, что ли?.. От сети отключать. В этом смысл Территории.

— Так я и так свой русский номер отключила, ещё как к границе подъехали. Я ж не идиотка за роуминг платить!..

— Эх!.. — махнул рукой водитель. — Что тебе объяснять, скоро сама увидишь.

Они уже преодолели проход в нейтральной полосе, огороженный сеткой, и приблизились в пограничному пункту Территории. Здесь дежурили военные с автоматами, в полевой форме и с зелёненькими же полевыми шевронами. Паспорта проверили быстро. Прыгнув обратно в машину, дядя Данко скомандовал:

— Ну теперь на отключение.

Проехав ещё метров двадцать, они завернули в карман со знаком паутины в перечёркнутом красном круге и встали на парковку рядом с ещё тремя машинами. По обеим сторонам небольшого пятачка стояли кабинки вроде той, что в кабинете у капитана Сергеевича, только в шторках у них были дополнительные круглые окошечки на высоте примерно от полутора до двух метров. Около правого ряда кабинок находились люди в форме, из окошечек бил золотистый свет.

— Давай быстренько, пока левый ряд весь свободен. Как раз три места. С собой паспорт и всё, — скомандовал дядька Данко.

Вика было замешалась, но, увидев, как водитель деловито чешет к своей кабинке, решила, что процедура отключения, похоже, не составляет ничего неприятного.

— Добрый день, — поздоровалась она с сержантом, который сидел у кабинки на табуретке, выставленной прямо на асфальт, и листал какой-то журнал.

— И вам не хворать, — улыбнулся ей хлопец. — С России? Оно и видно! Ну заходите и становитесь так, чтоб голова была боком к окошку. Это не больно, хоть потом и чешется какое-то время.

— Что чешется? — забеспокоилась Вика.

— У кого что. Голова, ухо или, бывает, другие органы, — лукаво улыбнулся служивый. — Смотря чем увлекаетесь.

Вика отдала ему паспорт, который он поместил в специальное крепление на шторке кабинки, и с некоторой всё же опаской шагнула внутрь.

Снова будто из ниоткуда возник бодрящий золотистый свет — Вика в этот раз специально посмотрела наверх и не увидела там ни лампочки, ни светодиода, ничего. Служивый со своей стороны приоткрыл окошко.

— Что ж, для москвички не так уж много у тебя усиков, — вроде бы даже похвалил он.

— Каких-таких усиков?

— Это как наиболее часто посещаемые страницы в браузере: повторяющиеся действия того или иного рода в паутине создают стабильные каналы, человек со временем обрастает усиками — ну как клубника, только наоборот, они не от него растут, а к нему. Но затем по наиболее прочным каналам информация начинает передаваться в обоих направлениях. От этого мозг, говорят, сморщивается, как проросшая картошка. Но я не проверял, я ещё пока ноотехник-сержант, а это на офицерской программе проходят…

Вика так обалдела, что слегка дёрнула головой.

— Постой минутку спокойно, — попросил её ноотехник-сержант, — тут у тебя кое-что любопытное. Ха! — воскликнул он после недолгой паузы, во время которой шевелил непонятным инструментом наподобие компьютерной отвёртки поблизости от её виска. — Ваша-то спецура у тебя секретный канальчик проворонила. Ну пока даже не канальчик, такую буквально ниточку, но всё же. А всё почему?.. Потому что они смотрят на мониторе, на котором возможны помехи от паутины, а мы напрямую. Ваша спецура очень опасается олии, даже больше, чем студня, и напрямую с ней стараются не контактировать. А от неё вреда никакого нет, одна душевная бодрость… — продолжал заливаться соловьём хлопец. — Я им, конечно, докладывать не буду, просто отключу эту ниточку, иначе тебя затаскают, до Нового года на Территорию не попадёшь. Но всё же интересно — какие-такие у тебя секреты?..

Вика покраснела, затем почувствовала в голове что-то такое — будто пёрышком изнутри прошлись. Видимо, ноотехник отключил её секретный усик.

— А что, тебе в этой вашей волшебной олии мои секреты не видны?

— Ну не настолько далеко пока прогресс зашёл. По оттенку и пульсации усика можно только область определить, и то — если поднатореешь. У тебя эта ниточка касается не личного чего, не подумай, личное-то не запрещено… И не политика. Там техническое что-то было.

— Это, наверное, когда я своему бывшему молодому человеку с курсовиком помогала, много смотрела по теме. Он учится в одном вузе таком… ракеты будет строить. Сказал, что они уже на третьем курсе секретку подписывали.

— Ну это он тебе скорее наплёл, хотя… А почему разошлись? Извини, сейчас будет более чувствительно. Похоже, кто-то у нас любит сериалы… К зрительному центру прям такой мощный усище.

— Да, люблю, особенно «Шерлока» и «Теорию большого взрыва»… Смотрел? Ах!

В затылочной области что-то даже щёлкнуло — не больно, но несколько пугающе.

— Тут у тебя клемма прямо к верхнему двухолмию среднего мозга зашла. Это значит, что зрительное восприятие уже перестроено…

— Это опасно?

— Кто его знает. Как раз это и пытаемся выяснить. Меня, кстати, Володей зовут.

— Очень приятно.

— Ну вот, остался небольшой усик от соцсетей, музыкальный усик и ниточка от какого-то алиэкспресса тоненькая. Видно, ты барахло не очень любишь… — снова с одобрением сказал ноотехник Володя.

Три быстрых касания в разных участках головы, и Вика почувствовала восхитительную лёгкость — словно сняла тяжёлую меховую шапку, в которой проходила очень долго. Даже слух и обоняние будто бы обострились; про зрение она пока ничего сказать не могла, потому что видела перед собой только полметра до стенки кабинки, заполненные тепло переливающейся олией.

— Ну вот! — улыбнулся ей ноотехник Володя, открыв шторку. — На Территорию со свежей головой, как мы говорим. Правда приятно?

— Да, будто шапку сняла, да ещё и подстриглась… — Вика встряхнула головой. Вокруг был тёплый и малоснежный декабрьский день, но ей он показался свежеотмытым и ярким до ослепления чувств: в ноздри врывался запах тающего снега, она чуяла также травы и землю под ним, воспринимала запах влажного асфальта, запах кротовых нор, горький аромат акации, слышала шелест фазана в посадке, голоса лесных голубей вдалеке и оглушительную возню серых под крышей пограничного пункта. С кровли звонко падали капли, ветер приятно холодил затылок и уши, а в сизом небе уже клонилось к закату солнце, разливая по горизонту карминно-розовый свет.

— Нам запрещено на службе знакомиться… Но, если захочешь, приходи после Нового года в киноклуб Ханжонкова в «Звёздочке». Это кинотеатр такой. Я там буду тусить с друзьями.

— Приду. Пока, — просто ответила Вика и протянула ноотехнику ладошку. Володя осторожно пожал её, потом зачем-то козырнул и просиял короткой улыбкой.

* * *

Дорога от границы заняла немногим больше часа. Вика не бывала здесь с ранних детских лет и заново изучала пейзаж: посёлки городского типа, полупрозрачные сейчас посадки и космические очертания терриконов. Вскоре они въехали в большой город. «Лада седан баклажан» подвезла её прямо к дому бабушки на улице 50-летия СССР; дядя Данко и Ваня вытащили её вещи.

— Ну счастливо, красотуля! — дядька осторожно взял её за плечи и слегка потряс. — Обратно со смены я недельки через две, если припозднишься — номер знаешь, домчим до Москвы в лучшем виде.

— До свидания, — немного смущённо пробормотал Ваня, уже пригубивший латиноамериканского рома от щедрот дядьки, и предложил: — Какой у вас этаж? Давай я чемодан подниму, эти дома без лифта.

Простившись с Ваней у дверей квартиры, она несколько раз нажала звонок. Бабушка Шура открыла на удивление быстро:

— Что трезвонишь? Я не глухая. Проходи.

На Александре Викторовне была военная форма, и выглядела она скорее помолодевшей, нежели впадающей в маразм.

Вика помнила бабушку по её последнему визиту в Тверь, ещё до её собственного отъезда в Москву и, само собою, до войны на Территории. Тогда она показалась ей ворчливой интеллигенткой, всё время предрекающей какие-то нелепые ужасы. В наступившую вскоре войну бабушка покидать свой дом отказалась, как ни хваталась за голову мать.

— У меня квартира в центре города, я в полном шоколаде! — резко ответила тогда дочери Александра Викторовна. — Вы лучше соберите там всё тёплое, что не носите, барахла-то у вас порядочно, купите медикаментов, памперсы также и прочую гигиену и передайте человеку надёжному в Москве, телефон я дам. Вот этим вы нам действительно поможете. На окраинах люди в зиму без домов остались, покалеченные… А из города я не уеду, даже не заикайся.

В последние месяцы бабушка по вацапу начала то и дело проговариваться про какую-то работу в шахте, про студень и важную серию экспериментов с ним.