— Господи, неповинен я в том, что они готовы содеять! Прости им, господи, ибо не ведают, что творят. Пробил час, и луна раскололась вдребезги!
Люди в изумлении стали озираться и увидели шейха Митвалли, пробирающегося к губернатору. Лицо его было обращено к небу, руки воздеты над головой, все тело судорожно напряжено.
Губернатор в недоумении обернулся к полицмейстеру, полицмейстер — к своему заместителю, тот — к полицейским. Полицейские набросились на шейха. Народ заволновался. Вскоре шейх вознесся над толпой, подхваченный руками полицейских. Он предрекал громогласно:
— Камень падет на вас! Камень! Камень!
Толпу охватил непостижимый ужас. Правда, некоторые пытались смеяться над нелепым видом шейха. Но смех их был вымученным, нарочитым, а большинство людей спрашивали друг у друга, что может означать предсказание шейха. Все были в замешательстве. И вот среди растерянности и страха, когда еще слышен был затихающий вдали голос шейха, кто-то внезапно крикнул:
— Самолет!
Во мгновение ока были забыты и шейх, и его слова, и все прочее. Люди разом вытянули шеи и воззрились на небо, оглядывая его в нетерпении и тревоге. Свершилось! Все знали, что самолет в небе кажется крошечной точкой. Всякий пытался отыскать эту точку. Но безуспешно. Все явственно слышали звук, означавший, что самолет прилетел. Но где он? Ведь ничего не видно!
Потом вдруг, откуда ни возьмись, над нашими головами на бешеной скорости и с оглушительным ревом пронесся огромный разящий меч.
Мгновенно люди в страхе упали ниц. Взрослые давили детей. Тут и там раздался детский плач. Все, даже губернатор, отшатнулись, повалились на спинки кресел. Всем казалось, что меч с налету снесет им головы.
Это продолжалось единый лишь миг, а потом все исчезло. И не осталось от меча ни следа, ни звука. Был ли то самолет? Или что другое? Почему он не сел? И куда умчался с такой скоростью? Как можем мы быть уверены, что меч, пролетевший над нашими головами, был действительно самолет, если мы не успели его разглядеть? Мы не видели ни носа, ни хвоста, ни пропеллера, ни крыльев. А вдруг то была молния и шейх Митвалли грозил не зря?
Ужас снова объял собравшихся.
И в этот миг один из полицейских заметил посреди пустого круга платок, в который было завязано что-то размером в кулак. Он указал на него своему соседу и спросил:
— А это что за штука?
Сосед обернулся к стоявшему рядом, тот — к следующему. Ясно было, что платок появился сию минуту и либо упал с неба, либо вырос из-под земли. Заместитель полицмейстера заметил, что полицейские перешептываются, указывая на платок. Он не стал развязывать узел и передал платок полицмейстеру. Тот, в свою очередь, передал его губернатору, и губернатор не без важности начал развязывать узел.
Стоящие вблизи затаили дыхание, ожидая, что же будет дальше. Едва губернатор распустил концы платка и увидел, что там внутри, лицо его пожелтело, как лимон. По толпе пронесся испуганный шепот:
— Камень!
— Камень!
— Камень!
Да, в платке действительно был камень.
Весть об этом распространилась с молниеносной быстротой. Камень пал с неба! Еще мгновение, и все кинулись бежать, как зайцы. Люди давили друг друга, спасаясь от погибели. Полетели во все стороны кастрюли, стаканы, винтовки полицейских. Над толпой взвилось густое облако пыли.
А губернатор словно одеревенел в своем кресле. Он держал камень в руке, но не глядел на него и мог бы, казалось, просидеть так целые сутки, если б один из полицейских вдруг не крикнул:
— Ваше превосходительство, там бумажка! В платке бумажка!
Губернатор опомнился и увидел, что кроме камня в платке действительно есть еще бумажка. Развернув ее дрожащими пальцами, он прочитал — мы об этом узнали после — записку от летчика, который извещал, что улетает назад, в Каир, так как в круге, который приготовлен ему для посадки, не поместится даже велосипед. Теперь только губернатор вздохнул с облегчением. Он покачал головой, взглянул на круг, потом на полицмейстера. Полицмейстер обернулся к своему заместителю, тот — к полицейским, но их уже не было и в помине.
В тот вечер к нам в дом ломилось множество людей, а шейх Митвалли вопил, стараясь перекричать всех:
— Камень с самолета? Спаси нас великий аллах! Не было никакого самолета! Летают одни ангелы. Камень этот пал с неба. Аллах низверг его в предостережение неверным и в напоминание рабам своим, дабы вернулись они на путь праведный.
На следующий день стало известно, что губернатор занемог, и шейх Митвалли присоветовал ему поститься целый месяц, чтобы искупить свой грех и заслужить прощение аллаха.
Было это тридцать лет тому назад.
А на прошлой неделе я летел самолетом в Асуан. Почему-то я волновался. И когда командир экипажа поздоровался со мною словно со знакомым, я воспользовался случаем и спросил его:
— Вы спокойны?
Он ответил:
— Самолет исправен. Погода отличная. Я свое дело знаю. Чего же мне беспокоиться?
Я сказал:
— Не знаю. Может быть, дело в том, что я видел дурной сон прошлой ночью…
Тут он перебил меня, воскликнув:
— Сон?
И разразился таким язвительным смехом, что я покраснел от смущения. Услышав этот смех, я вспомнил своего отца, вспомнил, как он смеялся над шейхом Митвалли. В полете я все время думал о них. А когда мы сели, летчик снова подошел ко мне и после некоторого колебания сказал:
— Вы, очевидно, меня не узнаете. Я был совсем ребенком, когда мой отец уехал из города.
В замешательстве я переспросил:
— Ваш отец?
— Ну да, шейх Митвалли. Его-то вы не забыли?
Конец шейха Тухами
Перевод В. Кирпиченко
Шейх Тухами умер на земле, принадлежащей дядюшке Рамадану. Похоронили его на том самом месте, где он отдал богу душу. Могилу обнесли четырехугольной оградой из необожженного кирпича. Но ограда долго не простояла, обрушилась по кирпичику, размытая водой из арыков. В конце концов остался лишь холмик посреди поля, поросший жесткой и острой, как нож, травой.
Напрасно дядюшка Рамадан пытался уберечь свои посевы, люди немилосердно вытаптывали их каждый день, приходя на эту могилу. Они проторили широкую тропу от края поля до самой могилы шейха. Дядюшка Рамадан кричал на них:
— Эй вы! Дайте же ему хоть передохнуть! Вконец одолели своими просьбами. Самому аллаху такое не под силу!
Но люди пропускали эти слова мимо ушей и всё топтали посевы дядюшки Рамадана, который каждого встречал и провожал бранью. Не было такой силы, которая могла бы отвратить их от шейха. Ведь он исцеляет детей, примиряет супругов, помогает выигрывать тяжбы в суде, насылает на прогневивших его лихоманку или водянку, от которой человек раздувается, как мешок, набитый хлопком.
Иногда дядюшка Рамадан ходил поливать землю по ночам и видел у могилы Фатхию аль-Магрибийю или Гульфидан с кем-нибудь из деревенских парней. Они прятались там в темноте, подальше от людских глаз. Больше всего Рамадана сердило то, что шейх ни разу на них не разгневался. Поэтому он иногда говорил шейху:
— Клянусь аллахом, шейх Тухами, тебе только рогов не хватает.
Он единственный осмеливался говорить шейху подобные вещи. Ему бояться нечего. Ведь они с шейхом старые друзья, и шейх, конечно, не причинит ему зла. Дядюшка Рамадан привык без утайки делиться с шейхом своими мыслями. Пахал ли он или выпалывал сорняки, поливал или отдыхал, он беспрестанно беседовал с шейхом. Частенько он ему говаривал:
— Клянусь аллахом, худо тебе лежать в таком холоде, шейх Тухами. Ну ничего, пускай только дела малость поправятся, выстрою тебе новую гробницу не хуже прежней.
Но волею судеб целых тридцать лет дела у него все не поправлялись, и он не мог выполнить свое обещание. Урожаи год от году становились все хуже. Иногда у него по месяцам не было в кармане даже мелкой монетки. Наконец ему стало совсем невмоготу, потому что шейх деревни купил участок под самым боком у Рамадана и затеял со стариком тяжбу. Словно аллах создал его лишь для того, чтобы пакостить людям. В конце концов шейх даже стал утверждать, что маленькая канавка, орошающая поля, проходит по его владениям!
Но дядюшка Рамадан никак не мог уступить эту канавку. Он стер ноги в кровь, столько пришлось ходить по судам. И сердце его изболелось. А тяжбе конца не видать. И всякий раз надо отправляться в город. Ночевать в гостинице. Адвокату сколько ни отвали, все мало. А шейх деревни все затягивает, запутывает дело, чтоб разорить Рамадана вконец, взять над ним верх. И уж само собой, шейх Тухами прекрасно все это знал с самого начала. Всякий раз, возвращаясь из суда, Рамадан садился у холмика, рассказывал шейху все в подробностях и спрашивал с тоской:
— Ну, как тебе это нравится?! Мытарят человека безо всякой жалости! Неужто ты не можешь наслать на него какую-нибудь напасть, выжить его отсюда?
За несколько дней до последнего судебного заседания дядюшка Рамадан долго рассказывал шейху про бесчинства этого подлого негодяя:
— Слыхал, что он говорит? Обещает зарезать теленка и пожертвовать тебе, ежели выиграет дело. Где ж у него совесть? И неужто ради теленка ты допустишь, чтоб он прибрал к рукам чужое добро? Даже святых аллаха подкупить хочет!
Той ночью в канавке было совсем мало воды, и дядюшка Рамадан до рассвета проработал в поле, поливал землю. И все время рассказывал да пересказывал одно и то же, а порой бил ладонью об ладонь, презрительно сплевывал, говорил с досадой:
— Ну разве не заслужил этот человек кары господней, правда, шейх Тухами?
Но вот настал день суда, а шейху деревни ничего не сделалось. Дядюшка Рамадан поехал в город, переночевал в гостинице, побывал на заседании, истратил последний пиастр и вернулся ни с чем.
Вернулся он неузнаваемый, едва волочил ноги, словно калека, и глаза у него были пустые, невидящие. Морщины на окаменевшем от горя лице стали резче. А ямка на лбу, давнишний след от удара мотыгой, казалась глубже прежнего.