Огюст Марселлин воздержался от покупки «вольфрамовых» судов.
Узнав, чем мы занимаемся, собеседники обычно задают три стандартных вопроса. Первый: «Наверно, вы нашли немало сокровищ на всех этих судах?» Эта глава служит ответом.
Второй вопрос: «А как насчет морских чудовищ, которые охраняют затонувшие корабли?» На это отвечу позже.
Третий: «Что вы испытали, когда в первый раз нашли утопленника?» Мы научились терпеливо относиться к этому вопросу. А между тем он рожден совершенно ошибочным представлением. Мы побывали в общей сложности более шестисот раз на двадцати пяти погибших кораблях, проникали во все закоулки, доступные человеку с тремя баллонами на спине, но ни разу не находили никаких останков. Люди редко гибнут внутри судна, большинство успевает выбраться наружу и тонет в море.
Допустим, однако, что какой-нибудь несчастный пошел ко дну, запертый в каюте. Его тело сохранится всего несколько недель. Мягкие ткани будут съедены в два-три дня, и участвуют в этом не только рыбы и ракообразные, но даже, как ни странно это покажется, морские звезды — очень прожорливые существа. Потом черви и бактерии постепенно уничтожат скелет.
Легенды о кладах на дне моря — на девяносто девять процентов мистификация и обман; единственное золото, о котором можно тут говорить, — то, которое перекочевывает из карманов романтиков-легковеров в руки ловких дельцов. Эфемерная мечта о быстром обогащении, лелеемая большинством из нас, успешно эксплуатируется владельцами пожелтевших морских карт с помеченными на них затонувшими галеонами. Успех жульничества обеспечен уже тем, что легковерные люди, дающие деньги на дутые проекты, знают море еще хуже, чем авторы этих затей. Серьезный предприниматель, у которого есть и знания, и технические средства, чтобы поднять сокровище, держит свои действия в секрете. Если же к такому делу привлекают посторонних, это верный признак того, что речь идет не столько о подводном золоте, сколько о земных благах на суше.
По-моему, найти клад — худшее, что может постигнуть шкипера. Прежде всего, ему придется сказать об этом команде и заключить с ней контракт, обеспечивающий каждому его долю. Разумеется, он возьмет с подчиненных клятву, что они будут хранить тайну. Но достаточно третьему помощнику выпить два стаканчика в первом попавшемся портовом кабачке, и тайное станет явным. И тогда, если шкипер обнаружил испанское золото, немедленно вынырнут всякие наследники и правопреемники конкистадоров и скончавшихся монархов и предъявят иск. Власти страны, в чьих территориальных водах найден клад, сдерут со шкипера немалые поборы. Если после всего этого у бедняги еще останется что-нибудь, собственное правительство изымет у него большую часть посредством налогов. Вижу его, потерявшего друзей, лишившегося доброй славы, на его судно наложен арест, а сам он проклинает себя за то, что не оставил злополучный клад лежать на дне морском.
Мы очень быстро излечились от золотой лихорадки; только Дюма подвержен повторным приступам.
Затонувшие корабли часто таят в своем чреве более современные сокровища, вроде олова, меди, вольфрама. Однако эти клады лежат не в легко доступных для подводного пловца трюмах португальских каравелл, которыми любят заманивать простаков комбинаторы. Чтобы добыть такой клад, нужны поставленные на широкую ногу механизированные подъемные работы под контролем собственников груза, властей и страховых компаний; и длительные, лишенные всякой романтики усилия вознаграждаются очень скудной прибылью.
Мы знаем только один случай, когда подводный клад принес богатство счастливцу. Это было на острове До Сал в архипелаге Зеленого Мыса. В этом глухом уголке к нам на судно неожиданно пришел старый знакомый — водолаз-любитель с Ривьеры.
— Что ты здесь делаешь? — спросили мы его.
— Спасаю груз с затонувшего судна.
— Кто ваш подрядчик?
— Никто, — ответил он. — Работаю один.
Я заподозрил, что он морочит нам голову. Но наш приятель клялся, что заключил контракт на подъем груза с судна, лежащего на глубине двадцати пяти футов. Работает один, пользуясь лишь маской и ластами.
— Я привез сюда один из ваших аппаратов «Наргиле», но здесь все равно не нашлось ни одного воздушного насоса, — сообщил он.
«Наргиле» (так называется турецкий курительный прибор) — разновидность легководолазного аппарата; воздух накачивается в маску через шланг с поверхности.
Ожидая услышать обычную историю о золотых и серебряных слитках, я спросил, что за клад он нашел.
— Бобы какао, — последовал неожиданный ответ. — Четыре тысячи тонн бобов какао. Уже открыл люк и начал поднимать груз.
Наша встреча была слишком краткой, чтобы мы могли проверить его слова, но в Дакаре представитель крупной страховой компании подтвердил:
— Он подписал контракт с нами. И работает без специального снаряжения, если не считать сачка.
— Сачок! — воскликнул Диди.
— Вот именно. Джутовые мешки с бобами какао плавают в трюме под самой палубой. Наверху, в лодке, сидит туземец. Пловец набирает в легкие воздух, ныряет через люк в трюм и разрезает мешки. Потом гонит бобы к люку, и они всплывают на поверхность. Здесь помощник вылавливает их сачком. У него на берегу уже целая гора бобов лежит.
Год спустя мы с Диди решили навестить «ловца какао» в его доме на Лазурном берегу. Вид хозяина красноречиво говорил о его благополучии.
— Друзья, — сказал он нам, — это был лучший год в моей жизни. Контракт принес мне восемь миллионов семьсот пятьдесят тысяч франков.
И выходит, что на дне моря в самом деле можно найти настоящий клад.
Глава седьмаяНеобычный музей
Но есть на дне морском еще более замечательные сокровища, доступные человеку с аквалангом. Древнейшие очаги цивилизации возникли на берегах Средиземного моря, и самым выдающимся подводным открытием нам кажутся находки затонувших кораблей, построенных еще до нашей эры. Мы обследовали два таких судна и нашли то, что неизмеримо дороже золота: произведения античного искусства и ремесла. Кроме того, мы нашли еще три погибших древних корабля, которые ожидают своих исследователей.
На суше не сохранилось ни одного грузового судна античной поры. Шнеки викингов, найденные при раскопках, и увеселительные лодки императора Траяна, которые извлекли, осушив озеро Неми в Италии, — замечательные образцы древнего кораблестроения, но нам очень мало известно о торговых судах, связывавших между собой разные народы.
Первым, что толкнуло меня искать суда классической древности, была бронзовая скульптура, найденная одним рыбаком сорок лет тому назад в Санарской бухте. Увы, когда я попал в Санари, этого рыбака уже не было в живых, и мне так никогда и не удалось узнать, где именно он ее нашел.
Много лет спустя Анри Бруссар, руководитель Каннского клуба подводных скалолазов, ныряя с аквалангом, обнаружил греческую амфору. Этот изящный керамический сосуд с двумя ручками был грузовой тарой древности; в нем перевозили вино, растительное масло, зерно, воду. Финикийские, греческие, карфагенские, римские суда везли в своих трюмах тысячи амфор. У амфоры вид сужающегося книзу конуса. На суше их устанавливали, втыкая в землю. На кораблях амфоры, вероятнее всего, вставляли в отверстия в досках. Бруссар сообщил, что на дне, на глубине шестидесяти футов, лежит груда амфор. Ему и в голову не пришло, что здесь захоронено целое судно — так основательно оно было занесено илом.
Мы обследовали это место с «Эли Монье». Амфоры валялись в беспорядке на ложе из уплотненного органического вещества; кругом простирался серый подводный ландшафт. Мощный землесос позволил нам углубиться в грунт. Из промоины извлекли около сотни амфор; большинство закупоренные. На некоторых сохранились даже восковые печати с инициалами древнегреческих виноторговцев.
Несколько дней мы откачивали ил и поднимали амфоры. Зарывшись в грунт на пятнадцать футов, натолкнулись на дерево. Это был палубный настил античного торгового судна, второго найденного в наше время.
К сожалению, у нас не было ни времени, ни снаряжения, чтобы поднять редкую находку. Мы покинули это место, увозя амфоры и образцы дерева; было очевидно, что здесь находится уникальный гидроархеологический объект, требующий сравнительно несложных работ. Судя по всему, корпус сохранился и его можно поднять целиком. Как много рассказало бы это судно о кораблестроении и международной торговле далекого прошлого!
Мы очень смутно представляли себе древнее судоходство, да и то по росписям на стенах и вазах, и можем только догадываться, каким было навигационное искусство той поры. Античные грузовые суда были короткими и широкими и вряд ли могли идти против ветра. Немногочисленные маяки отличались простотой устройства: на берегу разжигали обычные костры. Не было ни бакенов, ни буев, чтобы обозначать рифы и мели. Вряд ли мы ошибемся, предположив, что судоводители старались не терять из виду сушу, а на ночь предпочитали стать на якорь в надежном месте. Вынужденные все время плотно прижиматься к берегу, античные корабли оказывались легкой добычей внезапных штормов и коварных рифов. Поэтому большинство затонувших судов надо искать в сравнительно мелких прибрежных водах, то есть в пределах досягаемости для подводного пловца. Морские битвы и пиратские налеты множили число погибших кораблей. Не сомневаюсь, что в иле на дне моря погребено немало хорошо сохранившихся античных судов, до которых совсем нетрудно добраться.
Суда, лежащие на глубине до шестидесяти футов, скорее всего уничтожены разрушительным действием течений и приливов. Зато те, которые затонули на большей глубине, по сей день хранятся в огромных залах подводного музея. На каменистом грунте их быстро освоили бурно размножающиеся организмы. Губки, водоросли и гидроиды скрыли борта и надстройки. Прожорливые представители морской фауны нашли здесь пищу и приют. Целые поколения моллюсков кончили свое существование и были съедены другими жителями моря, горы экскрементов накрывали разрушающееся судно. Все эти процессы вместе приводят к тому, что за несколько веков морское дно сглаживается и остается разве что чуть заметный бугор.