Прямое наблюдение, выверенные фотографии, а также образцы, собранные «ныряющим блюдцем», опровергли немало данных, полученных подвесными океанографическими приборами.
Глава семнадцатаяХрам моря
Я поставил машину на стоянку на краю просторной площади и подошел к величавому зданию из белого известняка. На сто футов поднялся вверх щедро украшенный резьбой фасад длиной в триста тридцать футов. На высоком архитраве — названия славных океанографических кораблей прошлого: «Альбатрос», «Пола», «Блейк», «Букканир», «Сибога», «Челленджер», «Ирондель», «Княгиня Алиса», «Витязь», «Бельжика», «Талисман», «Вальдивия», «Вашингтон», «Вега», «Фрам», «Инвестигейтор». Над главным порталом каменные буквы: ОКЕАНОГРАФИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ, МУЗЕЙ.
В широкую дверь непрерывным потоком шли люди. Туристские автобусы из десятка стран доставили посетителей к старейшему в своем роде учреждению. Был март 1957 года. Я только что оставил военно-морскую службу, чтобы принять обязанности директора Океанографического музея Монако. Меня избрал на эту должность Международный комитет музея, призванный улучшить его деятельность.
Войдя, я встретил своего семидесятидвухлетнего предшественника, бывшего капитана французских военно-морских сил Жюля Руша, обаятельного и эрудированного человека. Он принял меня в просторном кабинете, где предстояло обосноваться мне. Стены были во всю вышину отделаны светлыми дубовыми панелями. Здесь ничто не менялось с 1910 года, кабинет был своего рода памятником основателю музея и его первому директору, доктору Жюлю Ришару, который занимал свой пост сорок шесть лет. Преемник Ришара, Руш познакомил третьего директора с бережно хранимыми экспонатами этого музея в музее: личные письма основателя, вделанный в стену сейф, в котором хранились его медали и ордена, его справочная библиотека по океанологии, восьмифутовая полка, заставленная его печатными трудами, судовые журналы первых океанографических экспедиций. Из-за шкафа Руш благоговейно достал зонт с позолоченной ручкой, оставленный здесь основателем музея в один из дождливых дней 1921 года. Шелк рассыпался на пыльные нитки.
— Доктор Ришар много лет спустя обнаружил его там, — сказал Руш, подавая мне зонт с таким видом, точно это был знак моего нового звания. На позолоченной ручке — инициал «А».
Я держал в руках вещь, которая принадлежала Son Altesse Serenissime[11] Альберту I Монакскому, основоположнику современной океанографии и создателю музея, названного им «Храмом Моря». Руш вручил мне ключи от дворца, учтиво пожелал счастья и попрощался. Я окинул взглядом обширное помещение: здесь мне, возможно, придется провести все оставшиеся годы моей жизни… Потрогал огромный стол и обошел его кругом, направляясь к своему трону, но вдруг остановился. На директорском кресле лежала отполированная прилежным сидением расплющенная кожаная подушка из тех, которые во Франции стали символом буквоедства и канцелярщины. Я вернулся с небес на землю. Сесть на эту подушку — значит предать дело, которому была посвящена моя жизнь, обмануть доверие товарищей. Так родилось мое первое административное решение. Я вызвал служащего, показал на подушку и попросил:
— Пожалуйста, уберите эту штуку.
Я не собирался ни расставаться с морем, ни отказываться от погружений. Меня вдохновлял пример деятельной жизни князя Альберта.
Альберт Шарль Оноре Гримальди (1848–1922) был на любую мерку выдающимся человеком, хотя его положение главы состоятельного княжества и личная скромность мешали этому факту стать явным. Он был известен как «ученый князь» и соединял в одном лице качества щедрого мецената науки и неутомимого исследователя. Богатая прибыль от игорного дома Монте-Карло расходовалась на серьезные морские экспедиции и сотрудничество с виднейшими деятелями науки и культуры того времени.
Любовь Альберта к морю сложилась в годы службы на испанском военно-морском флоте, где он стал штурманом. В 1889 году, сменив слепого отца на троне старинной династии Гримальди в Монако, он построил свою первую яхту «Ирондель» — не для увеселительных вылазок вдоль побережья, а для дальних плаваний в океане. Среди первых гостей на «Ирондели» был океанолог, профессор Парижского университета Альфонс Мильн-Эдвардс, который на всю жизнь привил князю страсть к исследованию морских глубин. Вскоре Альберт уже поднимал ручной лебедкой пробы с глубины 10 тысяч футов.
Затем Альберт построил несколько крупных паровых яхт для океанографических работ: «Княгиня Алиса», «Княгиня Алиса II» и «Ирондель II», которые заслуживают чести стоять в одном ряду с бессмертным английским «Челленджером», русским «Витязем», американским «Блейком», доблестным «Фрамом» Фритьофа Нансена. Морские коллекции князя росли, и он решил разместить их в новом музее, с лабораториями, библиотекой и аудиториями. Выбрал очень красивое и романтическое место на могучей скале, по фасаду которой на семь этажей вниз спускаются контрфорсы и нижние ярусы здания. Закладка состоялась в 1899 году; на протяжении одиннадцати лет, что укладывали камни на стальные балки, первоначальная идея Альберта переросла в мечту создать храм моря для всего мира. Чтобы обеспечить долговечность и международный характер музея, он учредил в Париже Океанографический институт, возглавляемый международным комитетом ученых. Чтобы обеспечить материальную сторону, Альбер выделил целое состояние в бонах Третьей Французской Республики, которые тогда были самым надежным капиталовложением.
Интересы «ученого князя» не ограничивались океаном. В 1906 году при его поддержке в недостроенной еще аудитории состоялся полет одного из прообразов вертолета. Альберт построил гавань в Монако, пробил скалу тоннелем, учредил школы и музей доисторической антропологии. Он ездил из Монако в Париж на мотоцикле. Среди его друзей были германский кайзер Вильгельм II и французский социалист Жан Жорес.
Альберт призывал своих столь несхожих друзей — как, впрочем, и всех людей на свете — утвердить мир на земле. Он считал, что на благо человечеству нужно сотрудничать и соревноваться на поприще науки и просвещения. И показал личный пример, проведя четыре тысячи научных станций на морях — больше, чем кто-либо до или после него.
В год торжественного открытия Океанографического музея кое-кто из венценосных друзей Альберта был настроен очень воинственно. Он основал Международный институт мира, своего рода предтечу Лиги Наций и ООН, и стал объезжать столицы, убеждая товарищей по плаваниям на яхте сохранить мир. Когда кайзер начал войну и прочие правители присоединились к нему, обрекая на гибель миллионы, Альберт был настолько потрясен, что впал в полную прострацию и до самой смерти в 1922 году пребывал в ужасном состоянии.
После кончины этого достойного и благородного человека княжеский престол занял Луи, которого море ничуть не занимало, и музей захирел. Послевоенная инфляция обесценила выделенные Альбертом суммы, доктор Ришар оказался без средств для исследований и научной работы. Вместо активного центра океанографии музей стал почетным памятником его основателю. Лаборатории опустели, «Ирондель II» была продана кино-компании, которая взорвала яхту ради драматического кадра. Руш во время своего правления тоже ничего не мог сделать, так как после второй мировой войны франк снова был обесценен. Когда он стал директором в 1945 году, ему даже казалось, что лучше всего вообще закрыть музей.
Но туризм совершил чудо. Европейцы, которых война принудила долго сидеть на месте, ринулись к автобусам и поездам. Они во множестве приезжали в Монако и платили за вход в музей и его аквариум. Туристы спасли храм князя Альберта. Руш, бережливый администратор, сдал мне скромный, но вполне надежный бюджет. Это было единственное в мире научное учреждение, которое целиком существовало на средства от продажи билетов посетителям.
Таким образом, я возглавил заведение, которое, по сути дела, оставалось неизменным сорок лет. Не было ни секретаря, ни машинистки; приборы в безмолвных лабораториях сами давно стали музейными экспонатами. Я не сомневался — будь князь Альберт жив, он заполнил бы комнаты музея вычислительными машинами, радиометрами и прочим современным оборудованием. Привлек бы к океанографическим исследованиям аквалангистов, глубоководные аппараты, электронику. Следовательно, мой долг не топтаться на месте, а действовать, переоборудовать музей, нанять новых работников, возродить дух основателя и продолжать его дело.
Обходя пустые комнаты, я нашел в ящиках столов с десяток древних пенсне. И повесил их на стене своего кабинета: пусть напоминают о недугах, которыми грозит директору музея сидячий образ жизни.
На новоселье я получил великолепный подарок от Директорского комитета — новехонькое, отлично оборудованное исследовательское судно «Винаретта Зингер», предоставленное фондом Зингера. Теперь в моем ведении оказалась целая океанографическая флотилия: «Винаретта», «Калипсо», «Эспадон» и юркий поставщик экспонатов для аквариума — «Физалия».
Военно-морские силы откомандировали моего старого друга Жана Алина на пост заместителя директора музея. Мы вместе разработали десятилетний план. Надо было усовершенствовать и расширить аквариум, чтобы привлечь больше посетителей, пополнить администрацию новыми людьми, улучшить работу библиотеки — у одного из крупнейших в мире собраний литературы о море был очень скверный каталог. Но главная задача — перестроить исследовательские отделы. Генеральное управление по научным исследованиям при французском правительстве выделило нам для этого большие ассигнования. Вместе с нашими учеными советниками мы наметили четыре основных направления научных работ: применение электроники в океанографии, физиология и экология глубоководных организмов (область, в которой работал Альберт), постоянный контроль физических и химических свойств морской воды, морская геофизика. Отвели также помещение для лаборатории радиоактивности, возглавляемой князем Ренье. Молодой правитель унаследовал от великого деда любовь к морю и как почетный председатель Океанографического института всячески нас поддерживал.