Чаще всего Тиени даже не подходил к наковальне.
Юный подмастерье — все такой же юный! — один справлялся со всей работой, один выполнял все заказы. Он выполнял заказы жителей всей деревни и жителей соседних деревень, и ближних и дальних. Он изготовлял драгоценные украшения, и простые мотыги, и топоры, и узорные стремена, он ковал кинжалы, и сабли, и наконечники для стрел, все делал быстро-быстро и пел не уставая:
Вниз! Вниз!
Все теряет силу!
Все падает вниз!
А любопытные мехи пыхтели и вопрошали:
Ух, куда?
Ух, куда?
Ух, куда?
И юноша им отвечал:
Все туда же,
В могилу!
Кочевники-скотоводы и крестьяне-земледельцы редко ладят между собой.
Вода в колодцах для всех драгоценна, и все ее берегут. Но попробуй устеречь урожай на полях от быстроногих мальчишек, сыновей кочевников!
Да и сами кочевники-скотоводы — мавры, фула или пурони — были такими невежами, что совсем не заботились о том, что подумают о них или скажут простые земледельцы. Эти домоседы крестьяне, считали они, не видели ничего в своей жизни, кроме куч отбросов.
И однако в Кородугу, родной деревне покойного старого кузнеца Нумукэ, крестьяне всегда хорошо принимали кочевников-скотоводов, будь то мавры, фула или пурони.
Правда, и пастухи относились к земледельцам с уважением и проходили через их деревню со своими стадами только в урочное время. А наступало это время после сбора урожая. Стада кочевников проходили по уже пустым полям и унаваживали скудные земли Кородугу, готовя их для будущих посевов. Поэтому вождь Фама позволял кочевникам свободно проходить по своей стране, и все крестьяне радовались, что могут хоть на время заменить растительное масло каримэ коровьим маслом — и для стряпни, и для косичек своих женщин.
Однажды старуха пастушка Дебо въехала одна в деревню Кородугу на своем верховом быке. Только маленькая служанка Аида бежала за ней рысцой.
Дебо оставила своего мужа, старика Мавдо, на солончаковых землях, где их стадо откармливалось и набиралось сил.
Дебо была стара, очень стара! Но Мавдо был еще старше. Однако он надеялся, что соленые земли вернут ему бодрость и силу, как и его стадам. И тогда его старой жене не придется одной странствовать с ним по саванне, не придется одной готовить скудную еду один раз в день к вечеру, ибо фула едят всего один раз. Недаром они говорят: «Для стряпни достаточно одной жены!»
Старуха Дебо приехала в деревню Кородугу на базар, чтобы продать кислое молоко и купить соли и толченых плодов баобаба для кускуса. Но, проезжая мимо кузницы старика Нумукэ, она вдруг услышала, как перезваниваются молот, и наковальня, и клещи и как весело поет юный подмастерье — все такой же юный! — и как вопрошают его мехи:
Ух, куда?
Ух, куда?
Ух, куда?
Вниз, вниз!
Вниз, теряя силу!
Ух, куда?
В могилу!
Старая Дебо дернула за веревку, веревка дернула за кольцо, кольцо дернуло быка за ноздри. Дебо слезла с быка и сунула конец веревки в руки своей маленькой служанке. А сама подошла к кузнице.
— Входи, добрая женщина! Входи, бабушка! — приветствовал ее юноша подмастерье; он был в кузнице один в этот час.— Входи, здесь возвращают молодость старым людям, даже очень старым.
Старуха Дебо вошла.
— Правду ты говоришь, кузнец?
— Дай мне бурдюк с кислым молоком, что ты привезла на быке!
Маленькая служанка отцепила бурдюк с кислым молоком и внесла его в кузницу.
— Если ты вернешь мне молодость, что ты возьмешь за это?
— Ты мне отдашь первого теленка от самой молоденькой из твоих телок.
Мехи сами собой вздымались и опадали, раздувая в горне огонь.
Юный подмастерье — все такой же юный! — схватил старую Дебо и бросил ее в огонь. Своими клещами он начал поворачивать и переворачивать ее тело, пока в горне не остались одни горелые кости. Вынув эти кости, он бросил их в чан из красного дерева, где всегда охлаждал раскаленный металл: серебро или золото, медь или железо, затем вылил в чан кислое молоко из бурдюка и трижды сосчитал до семи.
И вот из чана вышла Дебо, еще более прекрасная и юная, чем в день своей свадьбы с Мавдо,— а с тех пор прошло столько лет странствий между песками пустынь и большими реками, что она и сама уже не могла сосчитать!..
Когда Дебо вернулась на солончаковые земли, ни старый Мавдо, ни другие старики и старухи и, уж конечно, никто из молодых пастухов не поверил своим глазам.
— Видишь, я снова хороша и молода,— сказала Дебо Мавдо.— И конечно, ты сам понимаешь, что мне не нужен такой старый муж! Ведь ты мне в прадеды годишься! Если хочешь, чтобы я осталась с тобой, иди в деревню Кородугу и найди там кузнеца, который вернул мне молодость. Ступай, он с тебя спросит всего одного теленка, который родится лишь через три года от самой молоденькой нашей телки.
Мавдо отправился в деревню Кородугу. За ним пошли пожилые пастухи, и молодые пастухи, и много женщин, и сама Дебо со своей маленькой служанкой Аидой.
Когда фула пришли в деревню, кузница встретила их безмолвием: не дышали мехи, не трещали уголья в горне: огонь погас. Только тень Боли, по-прежнему стоявшего у главного столба, на который опиралась крыша кузни, только тень Боли простиралась до самого порога.
Наконец в час, когда солнце стояло уже высоко и жгло яростно и беспощадно, заявился в кузницу Тиени.
И замер в изумлении. Зачем это столько пастухов-кочевников собралось перед его старой кузницей?
Но Мавдо не дал ему времени на расспросы. Он сразу сказал:
— Сотвори со мной то же самое, что ты сделал с этой женщиной, ибо она пока еще моя жена. Сделай меня молодым!
— Это был не он,— вмешалась Дебо.— Это был совсем молоденький парень. Наверное, его подмастерье.
— Сделать тебя молодым?— изумился и испугался Тиени.— Да как же я тебя омоложу, если ты уже стоишь одной ногой в могиле?
— Да, верни мне молодость, и я отдам тебе всю мою часть в нашем стаде — не то что какого-то одного теленка.
— Как же я это сделаю?
— Так же, как твой подмастерье, молоденький парень, который вернул юность той, кто пока еще моя жена. Мастер должен уметь все, что умеет его подмастерье.
— А что сделал мой подмастерье?
— Он попросил у меня бурдюк с кислым молоком,— ответила Дебо.— Затем он схватил меня и бросил в огонь. Я очнулась такой вот, как есть, в этом чане. И больше я ничего не знаю.
— Это сделал красавец юноша, который все время пел,— сказала Аида, маленькая служанка Дебо.
— Как же он это сделал? — спросили хором старый Мавдо, пожилые пастухи, молодые пастухи и все женщины, Тиени-кузнец и даже сама Дебо.
— Он схватил клещами тело моей старой госпожи и начал его поворачивать и переворачивать в огне горна, пока от нее не осталось ничего, кроме обугленных костей. Собрав кости, он бросил их в этот чан, сверху вылил кислое молоко из бурдюка, что я ему принесла, и трижды сосчитал до семи. И моя госпожа поднялась из чана прекрасной и юной.
— Если это все,— сказал Тиени,— я справлюсь не хуже моего подмастерья.
Он разжег огонь в горне. Молодой пастух принялся качать мехи, правда, с очень большой неохотой и лишь после того, как получил хорошую затрещину. Ибо это занятие не для фула, даже если он и не достиг возраста воина. Но как мог он ослушаться взрослых? Особенно когда речь шла о том, чтобы вернуть юность самому старому и почтенному человеку племени?
Тем временем огонь разгорался и удивлялся, что не слышит ответов на вопросы мехов:
Ух, куда?
Ух, куда?
Ух, куда?
Взял Тиени щипцы, обернулся и стукнул с размаху по голове Боли:
Вот тебе, Боли кривоногий!
Вот тебе, Боли лопоухий!
Вот тебе, толстопузый!
Вот тебе, длиннорукий!
Вот тебе, вот!
Потом он схватил старика Мавдо, бросил его в огонь и стал поворачивать и переворачивать своими щипцами. Когда от иссохшего старого тела не осталось ничего, кроме обугленных костей, он бросил эти кости в чан. А сверху вылил два бурдюка кислого молока, которые принесли пастухи.
Затем Тиени-кузнец встал перед чаном и трижды сосчитал до семи.
Из чана с кислым молоком никто не появился. Только почерневшие кости плавали в молоке, как кусочки углей.
Тиени-кузнец сосчитал три раза до семи и еще три раза до семи. И все без толку!
Тиени-кузнец сосчитал трижды три раза до семи и еще трижды три до семи. И все без толку!
Солнце закатилось. Огонь в очаге погас. Мехи смолкли и заснули. Но фула, привыкшие обходиться одной трапезой в день в отличие от других людей, все еще терпеливо ждали.
Снова Тиени сосчитал трижды до семи, потом трижды три раза до семи, потом трижды трижды три до семи. Но в чане поверх кислого молока по-прежнему плавали только обугленные кости.
На рассвете Дебо начала голосить и рыдать. Пожилые пастухи и молодые пастухи заговорили громко и гневно.
А как раз в это время по дороге к священному лесу проезжал мимо сам вождь Фама со своими приближенными. Остановился он и спросил, что случилось в кузне, почему так шумят фула.
Красавица Дебо с воплями и рыданиями бросилась на землю перед конем вождя.
И все фула, пожилые пастухи и молодые, и все женщины, и служанки подтвердили:
— Да, он сжег нашего Мавдо и бросил его кости в чан с кислым молоком.
— Он должен был вернуть ему молодость, и вот что он с ним сделал!— рыдала безутешная Дебо.
Слуги вождя Фамы схватили кузнеца Тиени, связали его и повели за собой к священному лесу.
Но тут солнце вышло из своего жилища, и тень Боли отделилась от деревянной фигурки и превратилась в юного подмастерья,— все такого же юного!
Он подошел к чану с кислым молоком, в котором плавали обугленные кости, и трижды сосчитал до семи. Затем он вышел из кузницы и побежал за вождем Фамой, за всеми его слугами и приближенными и всеми пастухами, которые направлялись к священному лесу.