— Папа! — раздался голос дочери. — На меня приготовишь?
— А ты помочь не хочешь? — спросил он, глядя на желтое пятно у своих ног.
— Я только встала. Еще даже зубы не чистила.
Вариантов ответа существовало превеликое множество, но Никонов выбрал наиболее лаконичный и нейтральный.
— Приготовлю, — буркнул он.
Когда Лора присоединилась к нему, то первым делом сморщила нос:
— Фу, опять яйца!
— Сегодня всмятку, — успокоил ее Никонов.
— Ты же знаешь, что я не люблю вареные яйца. Ни вкрутую, ни всмятку.
— Тогда приготовь что-нибудь сама. Сырники, например.
— Я не умею сырники, — сказала Лора.
— Как насчет каши?
— Терпеть не могу каши!
«Терпение, терпение», — мысленно приказал себе Никонов.
— Мы могли бы готовить по очереди, — произнес он вслух. — В Интернете полно самых разных рецептов. Выбирай любой.
— Где я, по-твоему, время возьму? У меня экзамены. Сегодня математику сдаю.
— Гулять время у тебя есть, — напомнил Никонов. — Целыми днями пропадаешь где-то.
— Свежий воздух полезен для мозга, — парировала Лора, слизывая желток с чайной ложки.
— Лучше бы ты поменьше шлялась, — буркнул он.
— Я не шляюсь, папа! Ты меня за кого-то другого принимаешь.
Намек был более чем прозрачен. Второе яйцо хрустнуло в пальцах Никонова. На ладонь потекло. Он бросил раздавленное яйцо в тарелку и вытер руку салфеткой.
— Я рассказывал тебе о ситуации в городе, — произнес он нарочито тихо и спокойно. — И прошу соблюдать элементарную осторожность, только и всего.
Лора сыпанула сахару в чай и принялась размешивать его с такой силой, как будто вознамерилась разбить чашку на мелкие осколки.
— Я не собираюсь сидеть дома! — заявила она.
— Девушки пропадают одна за одной, — продолжал Никонов. — Прямо среди бела дня. Если между ними есть что-то общее, так это молодость и привлекательность. К ним подходят двое, заводят разговор, усыпляют и…
— Я не завожу знакомств на улице, если тебя это волнует.
— Все происходит очень быстро, Лора. Жертвы не успевают насторожиться. Думаю, именно поэтому похитители без опаски действуют днем. Ведь ночью девушки обычно ведут себя намного осторожнее.
Дочь коротко рассмеялась:
— Предлагаешь мне гулять по ночам? Я не против. Сегодня не жди.
— Глупые шутки!
Лора прищурилась:
— Хочешь сказать, что я глупая?
Это была излюбленная манера ее матери, а может, и всех женщин. Утрировать сказанное собеседником, чтобы строить из себя оскорбленную невинность. Никонов начал заводиться.
— Шутка была глупая. Я сказал только то, что сказал. Ничего больше.
Лора не собиралась менять тактику.
— Хорошо, пусть я глупая. — Она встала. — Но я не собираюсь сидеть дома. Можешь попробовать меня связать. Только я все равно убегу, папа. Здесь у нас не тюрьма. Я свободная личность. И я совершеннолетняя.
— Пока еще нет, — возразил Никонов, тоже поднимаясь из-за стола.
— У меня паспорт есть!
— Это ничего не значит. До достижения восемнадцати лет ты находишься под родительской опекой. И ты будешь делать то, что я тебе сказал.
— Сидеть дома? Безвылазно?
— Почему безвылазно? У тебя экзамены. Вот и сдавай. А в остальное время готовься.
— И все? — саркастически воскликнула Лора. — Учиться, учиться и учиться? Больше никаких потребностей?
— Наряду с потребностями существуют обязанности, — отчеканил Никонов. — Нас двое, значит, обязанности по хозяйству должны распределяться на двоих, поровну. Уборка, стирка, готовка, покупки. Это основное. Плюс разные мелочи. Выбирай, что тебе больше по вкусу.
— Мне ничего не по вкусу.
— Выходит, ты собираешься сидеть у меня на шее?
Глаза дочери мстительно вспыхнули.
— Потерпи, папочка. Уже недолго осталось. Сам же сказал, что я еще маленькая. Вот и расти меня, обеспечивай. Это твоя святая обязанность.
Никонов спросил себя, а та ли это девочка, которую он баловал и любил все прошлые годы? Дул ей на пальчик, укушенный пчелой. Проходил километры, усадив дочку себе на плечи. Ползал вместе с нею на коленях, возводя замки из кубиков. Играл в «больничку», читал книжки, отвечал на тысячи вопросов. Как и когда вышло, что Лора перестала быть прежней? Неужели проклятые гормоны так в ней сработали? Выходит, дружба, любовь, родственные связи — все это пустяки в сравнении с физиологией? Или просто дело в неправильном воспитании? Если бы Никонов был Лоре не другом, а строгим отцом, то имел бы сейчас послушную, разумную, уравновешенную дочь, а не эту дикую кошку с пылающими глазами и оскаленными зубами.
— Ты нарываешься, Лора, — сдерживая себя, произнес Никонов. — Следи за своими словами и поведением.
— Да? — Дочь подбоченилась. — А что ты мне сделаешь? В угол поставишь? По попке отшлепаешь?
Тираду завершил издевательский смех.
Внезапно Никонову показалось, что он нашел правильный метод воздействия на дочь.
— Кажется, я поторопился, когда дал тебе деньги, — сказал он. — Ну-ка, неси их сюда. Выдавать буду в конце каждого дня. И только в случае нашего полного взаимопонимания.
Лора так и подпрыгнула на месте. Теряя тапки, она кинулась в свою комнату и вернулась со стопкой купюр, которые, будучи брошенными в отца, разлетелись во все стороны, как попало оседая на пол. Это было уж слишком. Никонов скрипнул зубами.
— Подними, — велел он.
— И не подумаю! — ответила Лора.
Он был готов ударить ее.
— Подними, — повторил он с угрозой.
— И не подумаю! Твои деньги, ты и поднимай.
Она направилась к себе. Никонов догнал ее, схватил за плечо и резко развернул лицом к себе.
— Лора, — процедил он, едва сдерживаясь. — Это не может продолжаться. Почему ты ведешь себя так? Что я тебе сделал плохого? Обидел чем? Ты скажи, я пойму.
Она подалась к нему, привстав на цыпочки.
— Поймешь? Да никогда в жизни! Ты только о себе думаешь!
— Неправда. Я…
— Правда, папочка, правда! Ты меня с Русланом поссорил. Просто потому, что он тебе не понравился и у тебя кулаки зачесались. А обо мне ты подумал? У нас с ним любовь была, ясно? Все по-взрослому, чтоб ты знал. Так что забери свои жалкие деньги. Я в другом месте найду.
— Лора!..
Он попытался взять ее за руку. Она не далась. Отпрянула и с силой захлопнула за собой дверь, чуть не расквасив Никонову нос. Возможно, это было к лучшему. Смысл запальчивого признания дочери только сейчас дошел до него. По-взрослому. Это значит, что один из тех парней, с которыми у него недавно произошла стычка, спит с Лорой. Стаскивает свои поганые шорты и делает с ней все, что ему заблагорассудится.
Удар был столь силен, что Никонов помотал головой, как если бы его оглушили. Физически. Он посмотрел на дверь, готовый вышибить ее ногой. Сделал несколько глубоких вдохов и начал собираться на работу.
На душе было холодно и пусто. Обе женщины, которым он посвятил всего себя, предали его. Он имел дело не с дочерью. С ним разговаривала малолетняя любовница взрослого мужчины. Или мужчин.
Он еще одевался, когда Лора вышла из своей комнаты. На ней были джинсы с драными коленками и такая открытая блузка, что бретельки лифчика оставались на виду. Никонов даже не подумал сделать замечание. Он не имел власти над этой вздорной, самовольной особой. Какого черта, в самом деле! Он не нанимался дочери в няньки. Если она его в грош не ставит, то он не будет стелиться перед ней.
Она вышла из квартиры. Щелкнул замок. Никонов сделал шаг вперед, как будто готовясь бежать за Лорой. Его взгляд упал на деньги, разнесенные сквозняком по квартире.
— К черту! — пробурчал он. — Делай что хочешь. Своя голова на плечах.
Чем сильнее он чувствовал свою вину, тем яростнее убеждал себя в том, что поступил совершенно правильно. Дети не имеют права повышать голос на родителей и ставить им условия.
Никонов покинул квартиру. На этот раз замок щелкнул за ним.
Глава одиннадцатая
До начала экзамена оставалось сорок минут, идти было близко, поэтому Лора шла не спеша. Она жалела, что неудачно выбрала наряд, — блузка с открытыми плечами, несомненно, взбесит математичку. Прозванная Мымрой не только за редкостное имя, Мавра Артуровна, то бишь Мымра, терпеть не могла красивых девочек, и Лора Никонова была ее врагом номер один, объектом для острот и неприкрытых оскорблений. Явиться на экзамен в такой блузке было все равно что дразнить быка красной тряпкой. Но о возвращении домой не могло быть и речи. Лора не хотела видеть отца. Не могла.
Если отец думает, что ей нравится ссориться с ним, то он глубоко ошибается. Нет. Каждая такая ссора оставляла царапину или даже шрам на юном Лорином сердце. Почему же тогда она ерепенилась и всячески выводила отца из себя? Сама она не смогла бы связно ответить на этот вопрос, но, пожалуй, дело было в том, что для Лоры он олицетворял весь мужской пол. И отношение к нему было двойственным, как ко всем мужчинам, окружавшим девушку. Молодые и старые, они хотели от нее одного, а она хотела от них другого. Причем она прожила на свете пока что слишком мало, чтобы разочароваться в мужчинах и потерять надежду встретить того, который будет отвечать сразу всем ее многочисленным требованиям.
Ей нравилось ловить на себе мужские взгляды, но в то же время она была готова убить бо́льшую часть тех, кто имел наглость смотреть на нее чересчур откровенно. Ей хотелось вскинуть подбородок как можно выше, но вместе с тем приходилось прилагать усилия, чтобы не сутулиться, не опускать голову и не смотреть себе под ноги. Это раздвоение случалось всякий раз, когда Лора появлялась на людях.
Дома она тоже никак не могла разобраться в своих чувствах. Жалость к отцу сменялась желанием сделать ему больно. За что? За то, что не сумел удержать маму, не сумел сделать ее счастливой и построить нормальную семью. Ей было стыдно признаваться в том, что ее папа служит в полиции. Никто в окружении Лоры не уважал полицейских. Их обзывали бранными словами, презирали и считали теми же преступниками, только в погонах. Лора сомневалась, что ее отец такой, однако устоять перед напором общественного мнения было трудно. Ведь она родилась и выросла в стране, где чуть ли не половина населения придерживалась блатных понятий, привитых людям со времен сталинских лагерей. У всех в роду или в семь