— А потом? — быстро спросил Дима. — На корабль как подняться?
— Оставим главаря в живых, — объяснил Миша. — Приставим пушку к башке, прикажет своим нас поднять. Или пусть девочек отпускают.
Никонову не пришлось долго думать. Отрицательно покачав головой, он тихо произнес:
— Не годится. Слишком сложно. Нам нужны простые решения. Чем проще, тем больше вероятность, что сработает. И наоборот. Вот мы привозим главаря, а нигерийцы ни хрена его не уважают. Или вообще заинтересованы, чтобы мы его шлепнули. Что тогда? Для абордажа нас слишком мало. Да и забросают гранатами сверху, вот и весь абордаж.
— Значит, действуем, как договорились? — уточнил Кутасов.
Было видно, что он рад даже такой небольшой отсрочке перед боевым столкновением. По-хорошему, его следовало бы отпустить. Но у Никонова ничего не было по-хорошему. Он мог только по-плохому.
— План прежний, — сказал он. — Расползаемся по норам.
— Как тараканы, — процедил Миша.
Вот кто рвался в бой. Но и ему нельзя было давать волю.
— В укрытие, — повторил Никонов.
И первым полез к своему тюку.
Глава тридцатая
Можно сказать, что прибытие новых пассажиров облегчило задачу тем, кто уже находился на борту. Пока они собирались и располагались, прошло лишних полчаса, а значит, близилась ночь, столь желанная для Никонова и его товарищей.
Они пытались слушать, о чем толкуют нигерийцы, устроившиеся на палубе, но тарабарщина, на которой изъяснялись эти типы, была непонятна для непривычного уха. Даже английский язык звучал так, будто не имел никакого отношения к Лондону, а был придуман дикарями в джунглях.
Прислушиваясь, Никонов задавался вопросом, не стал ли он чокнутым расистом, способным ненавидеть людей только за цвет их кожи? Получалось, что нет. Никонов абсолютно ровно относился к индийцам и китайцам. Более того, его совершенно не волновали погромы, устраиваемые чернокожими где-нибудь в Соединенных Штатах Америки, или реки крови, проливаемые ими на Африканском континенте. Пусть живут как хотят и делают, что пожелают. Это полное их право. Неотъемлемое и священное.
До тех пор, пока они не оказались на его родине и не начали устанавливать свои порядки здесь. Нет, Никонов не имел ничего против пестрых нарядов, бус, всяких там плясок народов мира. Он абсолютно терпимо и толерантно относился к любым культурам, от якутской до австралийской. Но в данном случае речь шла не о культуре, а о прямо противоположном явлении. Нигерийцы вели себя, как варвары, пришедшие с огнем и мечом. Им вздумалось возрождать рабство и какие-то свои дикарские обычаи, плясать на костях поверженных врагов, пожирать их сердца и все в таком роде. Никонов был против. Категорически. Он считал, что на земле его предков должно быть иначе. Почему? Да в силу традиций. До появления нигерийцев никто в этих краях не похищал людей и не продавал в рабство. Это было их почином. И за какие такие дела Никонов должен был относиться к ним толерантно? Да, он их ненавидел. Лютой ненавистью. И горел желанием уничтожить всю эту сволочь, чтобы в Азовске и духу ее не осталось.
Когда сидеть скорчившись становилось невозможно, он выпрямлялся в полный рост, втиснувшись между плотными тюками, и смотрел в небо над собой. Оно поменяло цвет. Из оранжево-красного сделалось фиолетовым, обзавелось блестками звезд и отточенным молодым месяцем. Глядя вверх, можно было легко понять, почему все народы мира непременно должны были придумывать себе богов. Без божественного участия мир превращался в слишком жестокое, слишком беспощадное и безнадежное место.
Давила мысль о бессмысленности и кратковременности собственного существования. А так ты смотрел вверх и угадывал там взгляд Творца, обращенный на тебя. Он утешал, обнадеживал, он вдохновлял и говорил: «Ты не один, парень, я с тобой. Ничего не бойся, кроме того, что ты можешь не понравиться мне. Действуй смело, а если проиграешь, то у тебя будет вторая… и третья, и черт знает какая возможность все переделать наилучшим образом. И если твои любимые страдают или умерли, то это лишь видимость, потому что на самом деле они пребывают где-то в невидимом, но таком благостном, таком прекрасном, справедливом и совершенном мире, придуманном специально для мертвых. Что касается живых, то им нужно всего лишь немного подождать. Вот докоптят свое, а потом все начнется по-настоящему: радуги, райские кущи, облака — белокрылые лошадки».
Разве может быть иначе? Ни в коем случае! Не отбирайте у людей их любимую сказку…
Задумавшись, Никонов не сразу понял, что двигатель их кораблика смолк и теперь они движутся беззвучно, увлекаемые инерцией. Он выглянул в щель и увидел желтые блики, пляшущие на черной маслянистой воде. Это могли быть только отсветы бортовых огней «Глории».
По прикидкам Никонова, на судне должно было находиться около двух десятков членов экипажа плюс столько же нигерийских боевиков, с учетом той компании, которая прибыла последней. Скорее всего, это была гремучая смесь, и было совершенно непонятно, кто есть законченный бандит, а кто — всего лишь моряк, занимающийся контрабандой и работорговлей. Всего лишь? Никонов не собирался делать скидок никому из этой банды. Для него они все были заклятыми врагами.
Конечно, отряд вторжения был слишком малочислен, чтобы справиться с целой оравой черных мужиков тем арсеналом, который имелся в наличии. Расчет Никонова строился на внезапности. И на удачном захвате оружия, имеющегося на «Глории». Как можно быстрей подавить очаги сопротивления и взять безоружную массу под прицел. В конце концов, пистолетам все равно, против какого количества народа вести огонь. Были бы патроны да твердая рука, направляющая ствол. И то и другое у смельчаков имелось.
Раздались громкие голоса, звучащие одновременно с катера и с корабля, возвышающегося над ним. Никонов ощутил мягкий толчок — это оба судна состыковались. Заскрипели блоки над головой. Работа началась. Никонов, повинуясь внезапному наитию, полез не в укрытие, а ближе к выходу из хлопкового укрытия. Там он снял рюкзак, оставив при себе лишь «вальтер» и запасную обойму. Он решил не ждать, пока тюки будут перегружены на палубу. Сейчас был самый удобный момент. Команда на корабле не знает в лицо всех прибывших. Для нигерийцев Никонов будет всего лишь одним из белых грузчиков и матросов. Он проскочит. Он попадет на «Глорию» и получит возможность произвести разведку еще до того, как начнется перегрузка хлопка в трюм. У него появится дополнительное время, а в бою дорога каждая минута, каждая секунда.
— Эй! — окликнул Никонов, пользуясь суматохой на катере и лязганьем опускаемого трапа. — Мужики! Слышите меня? Будьте готовы. Я выхожу.
— Охренел? — прошипел Кутасов. — Мы так не договаривались.
Вступать в затяжную дискуссию было некогда. Никонов выскользнул из нагромождения тюков на открытое пространство и принялся сматывать в кольцо первую попавшуюся веревку. У капитана, увидевшего его, глаза чуть не выскочили из орбит. Никонов подмигнул ему и продолжил свое занятие. Он правильно рассчитал последствия своего выхода на сцену. Ни капитан, ни команда не рискнут выдать его хотя бы чересчур пристальными взглядами, потому что это могло закончиться плохо для них самих. Ведь Никонов находился на судне не один, и его товарищи не сдадутся без боя, а пули, они правых и виноватых не разбирают. К тому же наличие десанта могло подтолкнуть нигерийских пиратов к карательным мерам. Сообразив это, капитан предпочел, что называется, отморозиться. Проследив за его реакцией, экипаж тоже перестал замечать Никонова.
Он обнаглел настолько, что полез по трапу вверх не в последнюю очередь, а затесавшись среди черных пиратов. Они не обратили на него внимания. На палубах обоих кораблей хватало разношерстного белого народа. Никонов почувствовал себя невидимкой. Он понял, что у него все получится. Это была уверенность, которую не подменишь никакими самоутверждающими мантрами. Никонов не сомневался в успехе. Он превратился в высокоточного робота, который оценивает обстановку, мгновенно анализирует ее и принимает наилучшее, если не единственно возможное решение.
На палубе «Глории» Никонов не стал вертеться на виду, а занял наблюдательный пост на крыше кормовой надстройки, очень удачно накрытой брезентом, видимо, чтобы не слишком нагревалась на дневном солнцепеке. Оттуда судно было видно как на ладони, зато Никонов не привлекал ничьего внимания.
Устраиваясь поудобнее, он несколько раз задел ногой какой-то железный хлам. Никонов приподнял брезент над головой, посветил фонариком и чуть не вскрикнул от восторга. Само Провидение прогнало его из убежища и привело прямиком сюда! Под покрывалом хранился пиратский арсенал, включая самый настоящий пулемет, который еще минуту назад так раздражал Никонова. Теперь он был готов расцеловать находку.
Ползая под брезентом, он нашел коробку с пулеметной лентой и заправил скорострельное оружие. В своей жизни он имел дело с пулеметом только один раз, но надеялся, что справится. Штука нехитрая. Главное — к прицелу приспособиться и твердо держать приклад.
Как только первая партия хлопка была отправлена в зев трюма, Никонов выполз из-под брезента и принялся мостить пулемет на крыше, проверяя, надежно ли уперты железные лапы.
Пробная очередь ударила в палубу, не достав до гущи черного народа, куда Никонов, собственно, и целился. Мужчины, черные и белые, попадали, не скошенные пулями, а как раз для того, чтобы этого не случилось.
— Ложись! — яростно взревел Никонов таким страшным голосом, на который только был способен. — Головы не поднимать! Стреляю без предупреждения! — Он набрал в легкие новую порцию воздуха: — Миша! Мужики! Сюда! Оружие к бою!
Они что-то прокричали в ответ, но голоса их заглушил многоголосый стон, протяжный и невнятный. Это пленницы звали на помощь, услышав вопли и выстрелы. Значит, они были здесь! Опасное путешествие было проделано не напрасно.
Никонов еще разок прошелся по палубе из пулемета. Из толпы, лежащей на палубе, прозвучали ответные выстрелы. Ни секунды не колеблясь, Никонов направил раскаленный поток пуль прямо на вспышки. Это возымело действие. Нигерийцы и моряки стали отползать от тел, настигнутых очередью. Кто-то встал, чтобы бежать. Миша, поднявшийся по трапу, свалил его первым же выстрелом. На подмогу спешили Дима и Кутасов.