Он перевернул портрет. Это была цветная фотография. Знаменитый физик проказливо улыбался в камеру. В верхнем углу было написано тушью: «Послу Шерману с лучшими пожеланиями». А чуть пониже стояла подпись – Альберт Эйнштейн.
– Не может быть! – воскликнул констебль. – Как вам это удалось?
– Мы предпочитаем не называть никаких имен, – твердо сказал Георг. – Так будет лучше для всех. Могу только сказать, что мы приобрели этот портрет у человека, близкого к посольским кругам, и стоило это нам около ста марок. Вам мы дадим двадцать процентов скидки, констебль. К сожалению, это крайняя цена. Учтите наши собственные затраты.
– Замечательно! Просто замечательно! А братья Манн? Они тоже здесь? Мой высокопоставленный друг будет в восторге.
Теперь настал черед Виктора подливать бензин в коллекционерский костер в душе констебля. Он нашел в картотеке букву «М», где, как фантазировал Георг, скоро будут лежать автографы Мольера, Марата и Моцарта, открыл папку и нашел между Меттернихом и Мольтке конверт с двумя подписанными портретами знаменитых во всем мире писателей. Томас и Генрих Манн. Фотографии были подлинными – снимок Томаса был выпущен респектабельным издательством «Фишерс», а Генрих приобретен в именитом магазине во Франкфурте.
– Мы не успели их обрамить… но, если констебль подождет, через пять минут все будет готово.
– Нет никакой надобности. Мой друг вряд ли собирается повесить их на стенку дома или в конторе. Что скажут гости? Ведь далеко не все так, как мы с вами, разделяют и понимают страсть коллекционера…
Констебль вдруг замолчал. Его взгляд остановился на графическом портрете Гитлера, который Виктор только что повесил на стену. Портрет был подписан новым придворным художником Конрадом Хоммелем.
– Это что – подлинник? – севшим голосом спросил он. – Меня прямо в дрожь бросает от одной мысли, что сам фюрер позировал для этого портрета…
И не успел Виктор возразить (чисто рефлекторно, поскольку он, как ни странно, никогда раньше не пытался представить себя в роли фальсификатора искусства – подделка документов, марок, автографов, справок и прочего еще куда ни шло, но он вовсе не собирался подделывать картины!) – не успел он рта открыть, как услышал ответ Георга:
– Естественно! Порядочность и высокое качество товара уже принесли и продолжают приносить нам дивиденды. Речь идет о доверии клиентов. Нам повезло – еще до того, как господин Хоммель снискал себе славу Герострата, мы раздобыли несколько его рисунков, и считаем, как и наш вождь, что это настоящие произведения искусства. Фантастическое искусство! Это вам не вырожденческая мазня французских педерастов! Собственно говоря, мы бы с удовольствием расширили нашу деятельность и занялись современным искусством, но не хватает времени…
– Это тоже продается? – робко спросил констебль.
– К сожалению, на этот рисунок уже есть заказ, – неожиданно для самого себя соврал Виктор. – Но если господин Янсен или его знакомый интересуются такими вещами, мы можем предложить кое-что еще.
И все еще не совсем соображая, что делает, Виктор достал из портфеля копии рисунков Гайсслера, сделанные им во время посещения выставки «Портреты нашего Великого Вождя», – дом, где родился Гитлер, и его начальная школа. Мало этого, он извлек на свет божий и изображения триумфальной арки в Мюнхене и города Линца. На обоих рисунках стояла подпись Гитлера.
– Не может быть! – ахнул констебль. Лоб его покрылся крупными каплями пота. – Это же рисунки самого фюрера! Где вы их взяли?
Наступило молчание. Виктор напрягся, стараясь не обращать внимания, что Георг отчаянно подает ему знаки – ты что, рехнулся?! Останавливаться было уже поздно.
– Я, конечно, понимаю, что эти гениальные рисунки нашего Великого Вождя стоят уйму денег, – сказал фанатичный коллекционер-полицейский, – но я умоляю, отложите их на пару дней. Мне нужно немного времени, чтобы раздобыть деньги. И рисунки Гайсслера тоже отложите – мой высокопоставленный друг ко всему прочему собирает еще и оригиналы гитлерианы. А рисунки Великого Вождя я хотел бы взять для себя. Могу я надеяться на ваше молчание?
– Два дня, не больше, – наглея с перепугу, брякнул Виктор. – Мы только что получили эти экспонаты. И констебль, я уверен, понимает, что продать их не составит труда… мы даже выставлять их не будем, просто позвоним кое-кому…
Лавка филателии и автографов братьев Броннен очень быстро стала знаменитой. Они играли крупно, и, как ни парадоксально, именно высокие ставки обеспечивали им самое надежное прикрытие. Редкая марка казалась подлинной именно потому, что она была столь редкой. И чем страннее был автограф, тем меньше было сомнений в его аутентичности. К тому же сбылось предсказание Георга, сказавшего, что зарабатывать деньги они будут не на марках, а на чем-то столь эфирном и неощутимом, как человеческие подписи.
Не менее странным было и то, что их успеху немало способствовал фанатичный констебль. Он был важным узелком в контактной сети, и с его помощью их слава распространилась по городу очень быстро. Именно знакомым Янсена им удалось продать автографы эмигрировавших знаменитостей вроде Билли Уайльдера или Зигмунда Фрейда, а также зарубежных звезд Чарли Чаплина, Жозефин Бейкер и Греты Гарбо – все на глянцевых фотографиях двадцатых годов. И осчастливленные клиенты распространяли слухи все более широко, все больше коллекционеров становилось их постоянными заказчиками. «Они любят рисковать не меньше, чем собирать свои коллекции», – философски заметил Георг, когда очень крупный чиновник из Министерства финансов спросил, нет ли у них на складе автографа Черчилля. Страна воевала, а Черчилль был главной фигурой в лагере противника. После сложных комбинаций им удалось раздобыть подлинный снимок, сделанный пятнадцать лет назад во время поездки Черчилля в Индию, и, если верить надписи, сделанной Виктором на самом лучшем школьном английском, который он мог из себя выдавить, снимок был подарен некоему махарадже Удайпура. Доверчивый покупатель не моргнув глазом выложил за этот шедевр триста марок.
Прошел год, как они открыли свое дело, и все чаще задумывались, не ограничиться ли им автографами. Для изготовления марок требовалось слишком много времени. К тому же они постепенно нашли несколько лавок, где портреты известных эмигрантов пылились на тайных полках и владельцы отдавали их за бесценок. Подделать подпись – несколько минут работы. Самым трудным было создать внушающую доверие легенду, подтверждающую подлинность автографа. Но даже при этом у них оставались океаны времени и возможности заработать еще больше. Они понимали, что во всем этом карикатурно отражается дух времени; потребность оторваться от действительности у людей была больше, чем когда-либо…
В Европе шла война, но в мире Виктора и Георга она была не особенно заметна. О событиях на фронте они читали в газетах или смотрели тщательно отцензурированную и смонтированную хронику в кинотеатрах, которую показывали перед каждым сеансом. Польшу Германия проглотила, как изголодавшийся волк глотает мышь; на очереди были северные и западные соседи. С точки зрения генштаба, кампания шла как по маслу: Дания, Норвегия, Нидерланды, Франция были уже оккупированы. Англичане затаились на своем острове. На востоке оставалась Россия.
Под защитой фальшивых бумаг и непостижимого везения Виктор и Георг жили так, как будто ничего не происходило. Им без всяких сложностей продлевали лицензию, и никто из представителей власти их не беспокоил, не считая, разумеется, констебля Янсена. Виктор предполагал, что Янсен, заходивший к ним чуть не каждый день, сам по себе в какой-то степени обеспечивает их безопасность, а может быть, к этому приложил руку и его высокопоставленный друг, чье имя по-прежнему оставалось для них неизвестным.
Они начали торговать и произведениями искусства – опять же благодаря неутомимому коллекционеру констеблю Янсену. Беспредельно счастливый, что ему удалось приобрести рисунки самого Гитлера (на что он истратил последние сбережения), он через пару недель опять появился в лавке – посмотреть, нет ли чего нового. По чистой случайности им было чем порадовать неутомимого Янсена. Только что прибыли еще несколько рисунков Гитлера – два венских мотива, сделанных, по-видимому, для открыток. Виктор утверждал, что они купили их у того же продавца, что и предыдущие рисунки. Янсен купил оба – в кредит и с огромной скидкой. Подлинность рисунков подтверждалась еще и посвящением – на обоих была дарственная надпись, адресованная племяннице Гитлера Анжелике Раубаль. Янсен воспользовался случаем, чтобы расспросить их от имени своего могущественного приятеля, нет ли у них на примете того, что он назвал «нетрадиционным искусством».
– Если господа понимают, что я имею в виду, – слегка замялся он. – Я говорю о живописи… не санкционированной официально… ну, той, что в интересах поднятия духа и укрепления гражданской обороны… чтобы создать нового человека во всем, в том числе и в области эстетики… короче, я говорю о произведениях, изъятых из наших галерей и именно поэтому, в силу своей труднодоступности, привлекающих внимание истинных коллекционеров…
Выяснилось, что все эти витиеватые эвфемизмы предназначены для обозначения «вырожденческого искусства». Они пообещали навести справки, и через месяц Янсен приобрел для своего друга обнаженную модель Оскара Кокошки за две тысячи марок. Редкостное и полузапрещенное полотно потребовало целую ночь лихорадочного труда и было изготовлено в подпольной мастерской на Горманнштрассе, 3, бывшим студентом Академии искусств Виктором Кунцельманном.
Даже Георг Хаман со своим идеальным чутьем на темные дела не мог предполагать, насколько велик спрос на их продукцию у берлинских коллекционеров, среди которых были и высокие партийные чиновники. Он не мог также предугадать, какие суммы они готовы выкладывать за предметы своей страсти. Их деятельность имела и то преимущество, что опровергнуть подлинность было почти невозможно. Золотое правило экспертов – найти последнего хозяина картины, то самое правило, что всегда становилось камнем преткновения для фальсификаторов, было практически неприменимо. Хозяева либо высланы, либо имущество их конфисковано.