После продажи второго полотна Кройера денег у него было более чем достаточно. Он распределил их по разным счетам, чтобы не вызывать подозрений налогового управления. Выигрыш на бегах – так это называлось, бумаги все были в порядке, правда, за них пришлось отдать двадцать процентов искушенным в отмывании денег уголовникам. Самое главное – вновь появилась уверенность в своей финансовой состоятельности. Он даже решился поместить кое-что в биржевые фонды, и дела там шли сверх всяких ожиданий. Например, китайский фонд, куда он поместил сто пятьдесят тысяч, вырос за два месяца на тридцать семь процентов. Новоявленный фонд Пенсера, куда он на всякий случай перевел деньги со счета в Дании, шел почти так же. Его жульнически заработанные деньги росли не менее жульнически, но это его мало беспокоило.
– Индусы – большие доки по части технологий, – разъяснил ему советник в Шведском Отдельном банке, размахивая проспектами и диаграммами. Разговор занял все утро, клерк не экономил время на клиентах с хорошими доходами.
Иоаким послушался совета – и что же? Бомбейская биржа показывала ежемесячный прирост в десять процентов.
Он обменялся несколькими словами с десятником. Все шло по плану и в полном соответствии с чертежами: еще неделя – и ремонт закончен. Мимо проехал на велосипеде сосед Сюнессон, даже не взглянув в его сторону – они не обменялись ни словом с того момента, когда тот совершил свой малоудачный полет с лестницы.
Он вернулся в дом, достал из холодильника бутылочку «Короны» и поднялся наверх. В комнате для прислуги, где он когда-то играл слесаря-сантехника в фильме Хамрелля, положили новый пол из шлифованной сосновой доски. Разводка электричества уже была закончена, мебель, выбранная дизайнером по интерьерам, завезена. С бутылкой в руке Иоаким продолжил обход. В его старой спальне лежал ковер от «Нессим», импульсивно купленный по пути из «Опера-бара» в «Бернс». Из окна был виден след экскаватора – прокладывали трубы к его новому трехкамерному колодцу… на тумбочке лежало карманное зеркальце, а на зеркальце – маленькое вознаграждение человеку, который так много страдал, но теперь искупил все свои преступления: две дорожки приносящего счастье порошка растения под названием «кока». Иоаким собирался доставить себе это удовольствие после ухода рабочих, просто потому, что у него было желание, а теперь и возможность. Но погода была настолько чудесной, что он решил не откладывать.
Он лег на постель, втянул носом порошок и стал ожидать эффекта. Карстен Хамрелль не одобрял его пристрастия к кокаину. Он считал Иоакима наркоманом, хотя и не в последней стадии, но все же наркоманом, и постоянно советовал ему обратиться в общество анонимных алкоголиков.
– Двенадцатиступенчатая программа. Для таких типов, как ты и я, больше ничего не подходит, – сказал он при последней встрече. – Единственное, чего не следует принимать всерьез, – это их болтовню о Боге. Ты просто мысленно заменяй слово. Они говорят «Бог», а ты понимай – «жизнь». Или, скажем, высшие силы.
– Высшие силы уже на моей стороне. Я никогда в жизни так хорошо себя не чувствовал.
– Ты чувствуешь себя хорошо, только когда нанюхаешься этой дряни… К тому же ты из тех, кто не успокоится – будешь продолжать, как только заведутся денежки. Я по себе знаю. Посмотри в лицо правде, Йонни, – ты злоупотребляешь наркотиками! Ты наркоман!
Сам Иоаким себя ни алкоголиком, ни наркоманом, ни порнозависимым не считал. И уж точно ему не была нужна никакая двенадцатиступенчатая программа. Он, конечно, употреблял, но ни в коем случае не злоупотреблял. Он был, конечно, гедонистом, но только в свободное время.
Выждав, когда простимулированная уверенность в себе достигнет апогея, он предпринял еще одну попытку заманить к себе на Готланд подружку Карстена Лину.
– Привет, это я, – жарко зашептал он в мобильник. – Ты можешь говорить?
– Конечно, я в городе… прием так себе… ты меня слышишь?
– А где Карстен?
– Поехал в Вестервик в гольф играть. За ним заехал какой-то парень с утра. Сказал, приедет не раньше воскресенья.
Хорошая новость. До Готланда – полчаса лета. Значит, у них в запасе целых четыре дня.
– Замечательно! – сказал Иоаким. У него внезапно пересохло во рту. – Давай сюда! Я позвоню в «Скайуэйз» и оплачу билет, получишь его в Бромме.
– Не знаю… Мне кажется, он начал что-то подозревать. На каждую эсэмэску вздрагивает.
– И что?
– А позавчера я проснулась – а он в кухне… Я еще подумала, уж не лунатик ли он, а он мои сообщения читает…
– О боже!
– Успокойся, твои я удалила. К тому же он попросил прощения – стыдно стало.
Листья коки в кристаллической форме делали чудеса – он ничего не боялся.
– Блестяще! Карстен четыре ночи в Вестервике, а ты приезжаешь сюда. Отменное вино, а мой сарай постепенно превращается в хоромы из «Плейбоя». И как минимум десять грамм порошка. Хочется порадовать себя – и других…
– Я подумаю, Иоаким… Позвоню попозже.
Через месяц после вручения киношного чемодана с деньгами в «Гранд-отеле» Хамреллю позвонил некто Марио Маркович – как выяснилось, кузен Эмира. Насколько Иоаким понял, Марио руководил филиалом в Уппсале – фитнес-клуб, шикарный ресторан… и другие дела, в частности ввоз противозаконных химических субстанций с помощью обнищавших моряков русских тральщиков. Точно так же, как его патрон и родственник, Марио испытывал постоянное желание произвести впечатление на окружающих и пожелал вложить деньги в искусство.
В июле джип Карстена подкатил к десятикомнатной вилле на окраине Уппсалы. На переднем сиденье сидела Лина в полуметровых сапогах в лучшем бордельном стиле – они с Карстеном были приглашены в тот же день на ужин, а времени на переодевание уже не было. Марио был, по-видимому, не таким законченным психопатом, как его кузен. Он принял их во флигеле, в офисе, где мог бы разместиться мафиозный конвент целой страны. Он, едва взглянув на картину, свистнул жене – та забрала полотно и положила его в гигантский сейф. До идиотизма просто, подумал Иоаким. Все эти безумцы… они подначивают друг друга и покупают краденые, как они считают, картины. Скоро останется только Бацци. Слишком просто и слишком легко, чтобы быть правдой.
Они обмыли сделку сливовицей, после чего Марио вручил Хамреллю толстую пачку выигравших билетов тотализатора – деньги по ним можно получить в любом киоске. После этого он, ловко орудуя кредитной карточкой, превратил горстку белого порошка на письменном столе в четыре аккуратные белые дорожки. Хамрелль сразу заявил, что он абсолютный трезвенник, но Лина и Иоаким с удовольствием воспользовались угощением. Мало этого, Иоакиму вручили прозрачный пластиковый пакет того же содержания.
– Здесь миллион четыреста тысяч в тридцати двух билетах, – сказал Марио, втягивая носом кокаин. – Надеюсь, вы понимаете, что деньги надо получать в разных местах. Я вам верю, потому что братишка вам верит… И наслаждайтесь порошочком, друзья… продукт чистейший, мы еще не успели ничего добавить…
Не успел он произнести эти слова, как у него пошла носом кровь, которая, впрочем, была быстро и в высшей степени профессионально остановлена с помощью нескольких кусочков льда и бельевой прищепки. Поморгав, Марио предложил экскурсию по своему поместью. Пока Карстен добросовестно восхищался, Иоаким начал потихоньку заигрывать с его подружкой. Она не возражала, и Иоаким решил, что его подозрения, что Лина не собирается хранить верность Хамреллю до гробовой доски, совершенно справедливы. Отчасти под влиянием сказочной чистоты предложенного Марио чудо-порошка он чувствовал себя непобедимым. Клиент повел их в гараж величиной с заводской склад, где стояли редкостные машины – «бугатти» сорок восьмого года, новенький кроваво-красный «ламборгини» и спортивный «мерседес» шестьдесят шестого года. Иоаким завел Лину за шпалеры с розами.
В общем, он замечал, что она посматривает на него с интересом. А может быть, это было признаком особой душевной щедрости – она смотрела с интересом на любого, кто смотрел с интересом на нее… за исключением разве что Карстена – от него она начала, очевидно, уставать.
– Мы сошли с ума, – весело сказала Лина. – Если Карстен увидит, можешь прощаться с жизнью. Он дико ревнив.
Они не могли оторваться друг от друга, пока наконец Хамрелль не позвал их в гараж. Марио открыл капот на восьмицилиндровом «ламборгини» и хвастал позолоченными клапанами. Он собрался прокатить их по Е-4 и доказать, что скорость 310 километров в час на спидометре – вовсе не рекламный трюк. Карстену еле-еле удалось отговорить его от этого предприятия – нет-нет, как-нибудь потом, сейчас они торопятся на званый ужин, и время, к сожалению…
В следующие недели они продолжали встречаться. Иоаким удивлялся сам себе – с какой легкостью и с каким монументальным коварством он наставлял рога своему компаньону. А ведь он знал: Хамрелль собирается сделать Лине предложение. И все же Иоаким не чувствовал за собой ни малейшей вины. Более того, во всем это была какая-то изюминка. Он и завел с ней интрижку, потому что его возбуждал несомненный риск этого предприятия. Он убеждал себя, что Лина – это временное решение, так, перебиться, но постепенно понял, что все не так просто. Ему очень нравилась ее плебейская решимость, нежелание размышлять о последствиях – она вела себя как человек, которому нечего терять в этой жизни. Она была полной противоположностью как его бывшей жене Луизе, так и Сесилии Хаммар. Отец – спившийся дальнобойщик, раньше времени ушел на пенсию – вопреки предписаниям техники безопасности поднял какой-то груз и повредил позвоночник. Мать работала в социальной службе, помогала инвалидам и старикам, но потеряла работу во время повальных сокращений середины девяностых. Лина после восьмого класса ушла из школы и жила то на пособие, то на средства любовников, но либо они попадали в тюрьму, либо она уходила сама, потому что они ее поколачивали. И в самом деле, что ей было терять? Еще одного подонка? В отличие от предыдущих парней, Хамрелль, по крайней мере, пальцем ее не тронул. А вот Иоакиму она позволила привязать ее к спинке кровати и даже слегка выпороть… эта садомазохистская игра, впрочем, доставила обоим удовольствие – не надо забывать, что оба были разогреты подаренным Марио колумбийским афродизиаком.