– Смотря какой…
– Захватить Винсента из садика в четыре часа. Они рано закрывают – Пасха, а у меня завал на работе.
– Конечно, конечно, никаких проблем.
– Ты ведь помнишь, где это? Проверь только в шкафчике, если есть мокрая одежда, сунь в пакет. И не забудь рюкзачок…
И тут как раз клюнуло! На второй же ссылке обнаружился pdf-файл из газеты «Юланд-постен». Интенданта музея в Скагене обвиняли, что тот намеренно выставил поддельные работы Кройера – пейзаж, якобы написанный в Париже в 1881 году, и копию автопортрета, находящегося в Галерее Уффици во Флоренции. Но никакого отношения к Виктору эти полотна не имели… разве что он избавился от них раньше?
– …и зайди с ним в парк, пожалуйста, хоть на полчасика, а потом прямо домой. Если будет капризничать, скажи, что я купила ему новые покемоновские карты. Получит, когда приду. Если опоздаю, в холодильнике рыбные шарики. Станет кочевряжиться – не беда, сунь ему банан.
Звоночек почтовой программы. Что на этот раз?
«Сижу с трубкой в руке, Йокке, но у тебя занято. Значит, ты на месте. Позвони же, черт бы тебя побрал!»
– …ты меня слушаешь?
– Конечно!
– Спроси в садике, состоится ли родительское собрание в пятницу. Я куда-то задевала программку.
– Спрошу.
Он вернулся в «Google» и поискал информацию о знаменитом фальсификаторе Ван Мегерене, том самом, что когда-то провел Геринга с поддельным Вермеером. Дальше перешел по ссылке на домен немецкого университета – там были статьи о подделках почтовых марок и антиквариата… Щелчок мышки, и он оказался на сайте немецкого собрата «Flashback Forum». Здесь посетители играли в частных детективов, проводили журналистские расследования в стиле таблоидов, а также распространяли злобные сплетни про людей, совершенно лишенных возможности защищаться. Кто-то написал заметочку о своем соседе в Берлине, некоем «Б», – тот якобы рассказывал, что во время войны был вынужден подделывать ассигнации. Эта заметка почему-то нашлась под рубрикой «Наука». Аватара[140] представляла собой похожую на Гомера Симпсона[141] фигурку, называющую себя «Господин Рюддигер». Он сделал закладку и выключил компьютер.
– Когда, ты сказала, я должен захватить Винсента?
– Через сорок минут. А я за это накормлю тебя обедом.
– Сегодня не удастся – у меня встреча.
– Кто-то из знакомых?
– В каком-то смысле – да… Все время какие-то сложности… Все стало таким сложным. Меня дергают со всех сторон.
– Не связывайся с чужими женщинами, Иоаким. Кончай эти игры, пока не поздно.
Винсент, казалось, унаследовал материнское искусство чтения мыслей – у него насчет Иоакима было какое-то шестое чувство. Еще из-за двери садика под названием «Земляничка» он услышал, как мальчик диким голосом орет, что никуда отсюда не двинется. В кармане у Иоакима надрывался мобильник. Он посмотрел на дисплей – опять Эрланд, – выключил телефон и изготовился к лобовой атаке – зажмурил глаза и резко выдохнул.
В садике царил полный хаос. Шестилетние пасхальные бабки[142], и Винсент в их числе, развлекались тем, что с плохо скрытым садизмом бомбардировали парнишку-воспитателя пластилиновыми ошметками. Ошалелые родители гонялись за своими отпрысками по раздевалке. На одной стене была развернута выставка детского пасхального рисунка. В основном дети изобразили цыплят и яйца, но попадались и семейные портреты в стиле «точка, точка, запятая». Иоаким обратил внимание, что страсть к усреднению была заметна даже и здесь – дети подражали друг другу на грани полного истребления индивидуальности.
Заведующую он нашел на кухне. После дачи показаний, кто он и почему забирает Винсента, Иоаким получил «добро». Он собрал барахло мальчика и сделал отчаянную попытку его одеть. Это было вовсе не легко. Разразилась жестокая битва – ему пришлось вынести несколько левых хуков и впечатляющий апперкот правой, пока он старался натянуть на него комбинезон. Резинки не давали продеть руки в рукава, пуговицы тут же расстегивались, молнии застревали. Шапочка несколько раз улетала в другой конец комнаты. Потом настал час резиновых сапог. Винсент выворачивался и брыкался, но определенный перевес в мышечной силе все же сыграл свою роль. Когда одевание было закончено, военнопленному удалось хитрым маневром улизнуть в соседнюю комнату, где он со сверхъестественной силой отчаяния намертво вцепился в ножку стола. Дальше последовала пропагандистская кампания, в ходе которой полевой командир Кунцельманн пообещал перебежчику мороженое.
– Не хочу! – прошипел Винсент сквозь стиснутые зубы.
– Да ладно тебе! Это же твоя мама просила меня взять тебя из садика. Ты какое мороженое любишь? Пиггелин?[143]
– Плевать на твое мороженое. Ты не мой папа.
– Нет. И в самом деле, я не твой папа.
– Отпусти меня.
– Мама сказала, что, если ты будешь вести себя хорошо, получишь новые покемоновские карты. Сначала пойдем в парк, поиграем немного, а оттуда домой…
– Уходи отсюда!
На счастье, поблизости нашлись люди с педагогическим образованием. Юноша, который, судя по стилю одежды, испытывал постоянную горечь, что ему не удалось в шестьдесят восьмом побывать на парижских баррикадах, взял шестилетнего бунтаря на себя. Просто удивительно, какими простыми средствами ему удалось привнести мир и покой в душу маленького партизана. Капитуляция была полной, хотя вовсе не унизительной.
Через четверть часа они, взявшись за руки, пришли в парк. Мальчик внезапно сменил идеологию и весело болтал с недавним врагом.
– А правда у меня будут новые карты? – спросил он. – Интересно какие… Все время выходят новые серии.
Он достал из рюкзака пачку карточек и начал перебирать их с видом знатока.
– Можем сыграть, если хочешь…
– Я не умею… Не знаю, как играют…
– Проще простого. Ты как бы вытягиваешь карты и показываешь другим… и тогда надо знать, что у тебя есть для нападения и защиты. Ага, смотри, у меня вирус, я могу всех перезаразить! Ура!
– Это, надеюсь, не опасно?
– И прайс-карта!
– Прайс-карта?
– Я же сказал – прайс-карта. У тебя шесть карт, и у меня шесть карт… ты уничтожаешь моих монстров, а когда у тебя кончаются прайс-карты, ты выигрываешь! Или можем поиграть на скамейке… Если активные умирают, надо как бы убраться со скамейки.
– Честно говоря, Винсент, не понял ни слова.
Тут последовала небольшая лекция. Карта YX, терпеливо пояснил Винсент, как и все глянцевые карты, очень сильна, важно, если она у тебя есть. Некий Камерон YX обладает огромным запасом чего-то непонятного под названием HP, но если YX умирает, ты получаешь в утешение две прайс-карты. Тренер со странным именем Ач Кетчум… или что-то вроде, может быть, Арт Кетчуп, если верить Винсенту, подготовил Пикачу – желтую мышь, обладающую сверхъестественными силами. Два других тренера, Мисти и Брук, подготовили целую группу учеников покемона. Они все вместе охотятся на банду больных дамп-синдромом[144] созданий под названием Тим Рокет.
Иоаким мирно размышлял о беге времени, об энтропии, о неуклонном движении общества к хаосу. Он не понимал ровным счетом ничего. Он-то в детстве играл в вышибалы на школьном дворе.
– HP – это ну как бы жизнь, – поучал Винсент, выковыривая козу из носа. – Вот у этой карты восемьдесят HP, а у того, кто атакует, может быть всего пятьдесят. Тогда же остаются запасные жизни… не скажешь, сколько?
– Восемьдесят минус пятьдесят… тридцать?
– Спасибо. Считать я еще не умею. Но слушай дальше… если Пикачу дать Грозовой Камень, он превращается в Райчу, но тогда ты уже не можешь обучить его новым приемам атаки.
– Вот оно что…
– Вот именно! Я сам еще не все знаю, но тут один пацан, ему уже десять, рассказывал. Тогда нужно искать другие способы. Но если ты играешь в желтого Покемона… Смотри, Чаризард!
Он протянул Иоакиму карту, изображающую похожее на дракона существо – если верить тексту, следующая фаза жизни некоего Чармандера. Винсент очарованно смотрел на картинку, словно бы это была святая реликвия.
– Хуже всех Дитто, – продолжил он с грустью, скручивая козу в сочный шарик, – лучше бы эти карты вообще не попадалась. Они розовые, липкие и только подражают другим покемонам…
– Это очень типично для нашего мира. Все друг другу подражают…
– Но если Дитто засмеялся, он уже не может подражать. Тогда он умирает. Я так думаю… мне кажется… а когда мама придет?
– Мы еще немного побудем в парке, а потом пойдем домой, тогда и мама придет.
– Я очень люблю маму. А ты любишь свою маму?
– У меня нет мамы…
– Мне тебя жаль. Поиграем во что-нибудь?
Этот час в парке показался Иоакиму вечностью. Покуда Винсент носился вокруг, он, обуреваемый невеселыми раздумьями, по-стариковски сидел на лавке. Над горизонтом нависла свинцовая туча. Двадцать четыре часа назад пришло первое отчаянное сообщение от свояка – ему кто-то позвонил и сообщил, не представившись, что у него есть кое-что из пропавших в галерее предметов. После чего сразу повесил трубку. Через час неизвестный позвонил опять. На этот раз он без всяких экивоков сказал, что у него находятся две картины датского мастера и что он мог бы вернуть их в галерею за вознаграждение в четыре миллиона крон. «И что теперь делать? – Эрланд тяжело дышал в автоответчик. – У него есть номер галереи. Он может появиться в любой момент, слышно было так, будто он в соседней комнате».
Когда незнакомец позвонил в третий раз, Эрланд пригрозил обратиться в полицию, но без особого успеха. Тот просто-напросто ему не поверил. «Он мне не поверил, – шептал Эрланд таким голосом, будто в этот момент кто-то выкручивал ему мошонку. – Думаю, он считает, что мы нагрели страховую компанию или что-то в этом роде, а теперь хочет выжать из нас жуткие деньги!»