Генерал снова укатил, сказав, что будет обедать в своей комнате. Он, как сказочный царь, все время ел так, чтобы этого никто не видел.
– Афанасий Аркадьевич держит здесь все в кулаке, – сказала Эльвира. – Запрещает менять что бы то ни было. Как в старые добрые. А еще он говорит очень громко и сам этого не замечает. Поэтому я слышала ваш разговор обо мне.
Милая девочка, которую жизнь протащила вниз лицом по гравию, сумела выжить, повзрослеть и, главное, сохранить сострадание. Было в ней что-то располагающее. Она была прекраснее, чем на портрете Мылова, хотя сам Мылов ткнул бы кистью в глаз сказавшему такое. Мыловы не умеют подсматривать красоту. Им кажется, что «идеальные» маски, которые они создают, – это красота и есть. А живое, дышащее, привлекательное – это все им непонятно и неудобно. Кажется, дочь не унаследовала обаяния матери.
– А что вы думаете о женихе Жанны Правдорубове? – спросил Смородина.
– Я думаю, она ему безразлична, ему бы только в домике пожить. Я ее рано родила. Сегодня девочки не торопятся обзаводиться семьей. Афанасий Аркадьевич вон вообще, когда узнал, сказал: «Зачем ей замуж, ей что, жить негде?» Но как я сказала, что против, сразу оказался за.
Видно было, что Эльвира старается быть милой. Смородина подумал, что это логично, в силу того что в доме она находится на птичьих правах.
– Вы отговорили ее работать?
– Что вы? Я только за. Пусть пробует себя. Жанночке стало плохо, поэтому она не смогла выйти на работу. Мы с ней не травимся лекарствами, лечимся натуральными средствами. Тело же способно к самовосстановлению. Это недавно ученые открыли.
– Она не просила вас мне позвонить?
– Нет. Странный вопрос. Она уже взрослая, может сама и устроиться на работу, и уволиться. А вот разбираться в людях ей сложно. Но кто слушает родителей в восемнадцать?
– А какие отношения у нее были с отцом?
Эльвира вздохнула. Видно было, что тема ей неприятна.
– Видите ли, я не могу об этом судить, долгое время меня здесь не было.
– Да, я слышал, что господин Абрамов не мог вас за что-то простить, сжег ваши вещи и не разрешал дочери искать вас.
– Мы пытаемся это забыть. Столько пережили обе. Но я сохранила все, что удалось унести: платьица, наши совместные фотографии. Да, он не мог простить мне измену. Я, конечно, сегодня вела бы себя иначе. Я ведь тогда была несмышленой, запуталась. Мне даже казалось, что у меня здесь были друзья – Зоя, вон там через один участок жила, Тоня, Оля. – Эльвира горько усмехнулась. – Но никто из них не приютил, не поддержал, все отвернулись. Неприятно это вспоминать. Были и люди, которые помогали, я ведь не о всех рассказываю. Например, женщина, которая взяла меня на работу без образования и без опыта, увидев, как я нуждаюсь. Очень добрая женщина, на таких мир держится. – Голос Эльвиры задрожал, а глаза заблестели. – Вы не смотрите, что я маленький человек, я на самом деле всегда людям помогала, если была такая возможность. Меня столько раз обманывали. И вот, наконец, мы зажили семьей. Знаете, как говорят, «вся семья вместе, так и душа на месте». Но недавно на шашлыках… мы сделали такой вечер, чтобы Жанночка могла показать дяде этого Правдорубкина или как его там. А потом мне было очень плохо.
– Вы устали?
– Отравилась. И почему-то только я.
– Взяли образцы еды?
– Я не хотела думать… не хотела допускать и мысли, что меня мог отравить Правдорубов. Я до последнего думала, что это я его подозреваю из-за моей материнской ревности, мне ведь очень хочется с ней набыться. Думаю, вы понимаете. Сказала о своих подозрениях Жанне, она и слушать не хочет.
– Я не могу вам не верить. Но при современных методах исследований вот так прийти в дом и отравить человека просто не умно. Или Правдорубов идиот?
Ответа не последовало. Но Эльвира вздохнула так, что Смородина понял, что на это она не надеется.
– Она влюблена, как вы думаете? Или просто хочет поступить вам назло?
– Нет, ну что вы? – Она улыбнулась. – Жанна знает, что я жизнь готова за нее отдать. Может, она и хочет независимости, я это только поощряю. Но не такой ценой. Он опасный. Я таких людей чувствую, столько пережила. В конце концов, забрал бы деньги, только бы ребенка моего не трогал. Но он ведь и ее может отравить.
– Можно написать заявление в милицию.
– И потерять дочь?
– Трудная задача.
– Есть правда вероятность… Жанна как-то видела, что наша домработница плохо промывает посуду. Может, в чашке остался токсин? У нас же все средства натуральные, без красителей и ароматизаторов. Но я не знаю, сколько же это надо оставить в чашке, чтобы отравиться. С Тосей после этого я жестко поговорила. Скажите, а есть ли способ, если они и поженятся, признать потом этот брак недействительным? Однажды она очнется, я думаю. Как-то так показать, что вот он же имел преступные помыслы.
– Нет. Если только выяснится, что она была недееспособной.
– Нет, ну что вы такое говорите! Не становитесь в один ряд с ужасными людьми, которые говорят такое! У Жанны сейчас становление характера, а люди видят в этом подвох. Честное слово. Сами, что ли, родились готовыми? Сразу умными?
– Есть же еще один жених?
– Да, ею интересуется один приятный мужчина. Он заезжал недавно, у нас еще Аня была в гостях. Но Жанночка отвергла его, сказала – некрасивый и жестокий. Она еще не понимает. Главное – обеспеченный, то есть ему, в отличие от Правдорубова, не деньги нужны.
Это Березину не нужны деньги? Да если бы луна упала на его дом, он, волоча раздавленную ногу, поспешил бы оформить ее в свою собственность. Что за странная иллюзия, что если человек богаче тебя, то его интерес бескорыстен? Откуда у него по-твоему деньги? Эльвира была довольно-таки наивна.
– Но нет, ей мил лупоглазый. Должен же быть какой-то способ уберечь ее. Закон должен защищать от мошенников.
Адвокат понял, что жизнь ее ничему не научила. Как говорится, пешеход всегда прав, но не всегда жив. Так и с мошенниками. В ряде случаев да, закон защищает. Но все-таки лучше превентивно самим.
– А когда Анна заезжала?
– В воскресенье.
– Вы давно с нею знакомы?
– Нет, в клубе познакомились. Я уверена, что Правдорубов – имя вымышленное. А эти его непонятные картины? Он даже рисовать не умеет. То ли дело Мылов.
Смородина вспомнил, что на портрете Мылова Эльвира была одета в белый с люрексом костюм с меховым воротником, у нее была осиная талия. Ее не портили ни рыбьи глаза, ни бархатный занавес, который буквально пах нафталином. Мылов нарисовал не молодую симпатичную особу, а куклу с теми атрибутами богатства, которые были распространены в среде его заказчиков.
– Вам нравится ваш портрет?
Эльвира улыбнулась.
– Очень. Я такой никогда не была.
– У вас не просят эти работы на выставки?
Эльвира содрогнулась.
– Будь моя воля, я б вообще убрала портрет Абрамова. Но Жанне нужна здоровая картина семьи, чтобы она чувствовала за своей спиной обоих родителей… Нет, не просят.
– А почему ваш гражданский супруг не уничтожил ваш портрет, если он сжег даже общие с Жанной фотографии?
– Случайность. Оба портрета дочка нашла в чулане, среди хозяйственных вещей, свернутыми в рулончик. Как живопись не осыпалась! Я думаю, это дядя сохранил. – Она улыбнулась. – Знаете, он только выглядит суровым. В детстве во время каникул Жанна просила у него фонарик, чтобы читать под одеялом, и просила папе не говорить. Он так и не сказал.
Она сделала паузу. Платон Степанович отметил, что она говорит о брате своего бывшего мужа подчеркнуто вежливо, отстраненно, как бы боясь обнаружить искреннее отношение.
– Наверняка для Правдорубова его картины – способ скрыть настоящую деятельность. А на самом деле он, например, продает наркотики! Деньги на нее он не тратит. Это очень хорошо, что вы с ним поговорите. Вы мужчина умный, выдержанный, дальновидный.
Близорукому Смородине особенно понравился последний комплимент. Он лишний раз подумал о том, что добрые люди не понимают кровопийц, мысли не допускают, что те совершенно другие и устроены иначе. И иногда, к сожалению, слишком дорого за это платят. Еще одна мысль кружилась у него в голове назойливо, как комар. Комар, кстати, тоже кружил рядом. Вечерело.
«Да ну, бред, – сказал сам себе адвокат. – Такого не может быть. В XXI веке».
Эльвира стала чуть более откровенной.
– Никому не пожелаю оказаться вот так на улице, как я пятнадцать лет назад. У меня были некоторые сложности с законом. Наверное, все на моем месте говорят, что незаслуженные. По форме – за дело. А вот по сути… Вы не представляете, как я росла. Мать на меня так смотрела, как будто у нее дома не дочь появилась, а какая-то чужая неприятная тетка, которую она по закону обязана кормить. Отец был ведомый, во всем ее поддерживал, и в презрении ко мне тоже. Как это не совпадало с тем, что предлагается думать о семье.
Если бы Эльвира только знала, как часто слышал Смородина подобные истории. Дети, которые в крестьянской общине были орудиями производства, в индустриальном обществе по инерции рассматривались как необходимость. Но условия жизни менялись, и теперь это была расходная статья. Больше нельзя было пристраивать их к труду с пяти лет. Наоборот, нужно было вкладывать в них до двадцати. Из предмета первой необходимости дети превратились в атрибут роскоши, но не все это заметили. И, конечно, те, кто, как мать Эльвиры, рожали их, веруя в странную поговорку про лужайку, которую якобы дадут каждому, очень сильно разочаровывались. Хуже всего было и то, что для экономики услуг очень важным было душевное здоровье. Детей теперь рекомендовали не бить и даже не унижать, не сгружать на них недовольство собственной жизнью. С этим, по его наблюдениям, у многих были проблемы. Если на людях родители еще сдерживались, то, что происходило за закрытыми дверьми, Эльвира описала довольно-таки точно.
– Уже потом в детдоме кормили точно так же, я даже разницу с родительской семьей не почувствовала. Оскар, ассистент дядюшки, рос без отца. Так он, извините, тряпка. Да простят меня высшие силы, что я употребляю слово «тряпка», говоря о нем. Потому что даже у тряпки есть хоть какая-то внутренняя структура. А я была… потерянной. Потом влюбилась. Он мне казался таким сильным, надежным. Я все детство мечтала, что придет вот такой мужчина и меня заберет. До сих пор помню запах его кожаной куртки. Он меня отправил продавать наркотики в ночных клубах, это был его заработок. Он же меня, как выяснилось, и сдал, чтобы самому не сесть. Я уже под следствием была и все равно его люб