В принципе ничего удивительного в этом не было, людям с древности обещали исцеления и помощь ангелов. Смородина отмечал другое. Сырникова была частью тренда на совершенно новых героинь. Ее можно было сравнить с шоуменшей Ольгой Тузовой, скрип связок которой не мог замаскировать ни один фильтр. Или с главной героиней бестселлера «Пятьдесят оттенков сероватого», который из любопытства прочитала его жена.
– Знаешь, Тоша, эта графомания такая серая, что в каком-то смысле эталонная. И все время подчеркивается, что героиня неумная, некрасивая, неловкая, вообще никакая. А миллиардер с телом греческого бога посвящает все свое время ей.
Раньше героини должны были быть особенными. Это были девушки из хороших семей, пусть и попавшие в трудные обстоятельства. Красивые, умные, талантливые. И вот в 2010-х выяснилось, что у людей не интеллектуальных, не считающих себя выдающимися и не рефлексирующих тоже есть деньги. Этот тренд на большее разнообразие был близок Платону Степановичу. Например, он в детстве любил бананы, а теперь вообще их не ест, потому что в магазинах продаются манго и груши «Конференция», которые вкуснее. Да здравствует разнообразие! Пусть цветут все цветы. Тридцать лет назад у людей был только телевизор. И там пела, скажем, Эдита Смеха, аристократичная и неспешная. Выбора не было. Грубиянкам приходилось выцеживать из образа Смехи что-то, что удовлетворило бы их потребность чувствовать единение со звездой и одновременно превосходство над ней. Они разглядывали ее гипотетические морщины, обесценивали внешность. Хамоватая хабалка Тузова все нужные импульсы посылала в пространство одной только мимикой, абсолютно все равно было, поет она при этом или проводит операцию на открытом сердце. Неизвестно еще, стала бы Смеха популярной в сети, не имея административной поддержки. Она была штучным товаром.
Сначала буржуа подражают аристократии, покупают такую же одежду, учат манеры, стремятся проникнуть в те же клубы. А потом, как будто очнувшись, спрашивают себя: собственно, с чего вдруг? Мы платим и мы же лебезим. Можно же как-то пойти нам навстречу за наши же деньги? В XIX веке американцы покупают у разорившихся английских аристократов коричневые изображения их предков, сложносочиненные картины с фруктами. Стараются запомнить имена исторических персонажей и названия цветов, выучить во взрослом возрасте новый язык разговоров об искусстве. А потом у них возникает вопрос: а нам точно нужно стараться понравиться людям, у которых средств меньше? И какой-нибудь Дюран-Рюэль подсовывает им картины импрессионистов, полные ярких красок и солнечного цвета, которые в двадцать раз дешевле и, главное, их совершенно не надо понимать, ничего запоминать не надо, никакой «истории» к ним не прикручено. Ну и все. Очень скоро возникают Ротко и Правдорубов.
Немолодая, не обладающая модельной внешностью и не умная Сырникова отличалась вдобавок ко всему еще и манкой для образованных и чувствительных людей уверенностью в себе, основанной на полном отсутствии рефлексии. Вот что пытались перенять ее ученицы со всей России. Однако заразиться легкой психопатией нельзя, с ней можно только родиться. И кстати, у нее есть недостатки. Например, полное отсутствие связи с реальностью.
Смородина обратил внимание на тазики в углу, под ними что-то серело. Это была местная газета за среду. Адвокат поднял ее с пола, расправил и просмотрел все четыре полосы. Жизнь текла в штатном режиме, только в разделе частных объявлений была опубликована фотография улыбающейся бабуси с каре и испуганно глядящей в объектив коротко стриженной девушки. Подпись гласила: «Если вы узнали себя или можете сообщить что-то об этих людях, позвоните…» Жаль, что газета была черно-белая и полиграфия плохая.
Дом с курятником
Смородина решил посетить Додона. Он шел по той же улице, на которой когда-то увидел его в первый раз. Калитка оказалась не заперта. Адвокат подошел к дому. Из дома доносились звуки. Сначала Смородина подумал, что пришел не вовремя, но потом он понял, что ошибся. Конечно, он слышал о разных практиках, но чтобы во время секса пели «В траве сидел кузнечик», о таком он не слышал. Это было похоже на чириканье, мяуканье и скрип одновременно. Смородина нажал на кнопку звонка у двери.
– Антоша?
– Антон Анатольевич.
– Антон Анатольевич, могли бы вы уделить мне несколько минут?
Знаменитый парикмахер пригласил его войти. Он совершенно не был похож на свой сценический образ. Это был зрелый, интересный, уставший мужчина, который знал себе цену. Его жестикуляция была такой же плавной, как и во время выступлений по телевизору, но без агрессивного макияжа она считывалась, скорее, как музыкальная. Додон был похож на пианиста. Дача, которую он снимал, была оформлена в стиле прованс. Они расположились на диване.
– Антон Анатольевич, у меня к вам неожиданный вопрос. Я работаю с Афанасием Аркадьевичем как адвокат и… мне был бы очень полезен взгляд со стороны. Как вы думаете, кто в доме с колонной мог бы стащить что-то ценное?
– Да кто угодно. А что именно пропало?
Ответ «газета» окончательно уничтожил бы Смородину в глазах смотрящего.
– Мне интересен ваш взгляд как психолога, поэтому я придумал гипотетическую ситуацию. Лето, дачи. Вот если бы мы с вами захотели написать детектив. И у генерала пропал бы, скажем, орден Победы.
– Этим орденом награждали высший генералитет после Второй мировой войны, их, если не ошибаюсь, в мире всего двадцать штук. Но откуда вам это знать? Вы же не служили? – Смородина картинно сник, и Додон моментально расправил плечи. – Допустим. Приму ваши условия игры. Насколько я понимаю, такие ценные вещи хранятся в сейфе. Явно взял бы кто-то из домашних. Во-первых, они подглядели бы шифр от сейфа, а во-вторых, взяли бы только орден. Пришлый грабитель вынес бы технику, статуэтки со стола.
– А кого бы вы подозревали?
– Куи продест. Кому выгодно. У Жанны деньги есть, у Эльвиры генеральная доверенность на деньги Жанны, голодающий в доме один. Точнее, двое. Оскар и домработница.
– А что вы думаете об Оскаре?
– Он такой цельный. – В устах Додона «цельный» звучало как «тупой». – Из него бы вышел хороший чиновник, но он не из этой среды. Вроде исполнительный. Генерал недоволен, но, я так понимаю, раньше было еще хуже.
Смородине было приятно, что Додон пошел на разговор. Он закатывал глаза и жеманничал, но в обычном режиме. Это был естественный для него стиль.
– Да, Оскару нужны деньги. Но он и рискует больше других. Если все откроется, он потеряет место и сядет в тюрьму. При такой стоимости это тянет на особо крупное. И для того чтобы продать такую вещь, нужны связи, а у него их нет.
Стилист закатил глаза.
– Как же я обожаю эту наивность хорошо образованных людей. Знаете, если бы вы родились, как я, в маленьком сибирском городке и не имели хороших друзей, вы никогда не носили бы такие часы.
Смородина посмотрел вопросительно, приглашая Додона высказать свою мысль до конца. Человек лучше проговаривается, когда говорит со страстью. Он подозревал, что Додон давно хотел это поведать. И не только ему.
– Вам кажется, что окружающие такие же умные, как и вы. И что они думают.
– А на самом деле?
– Такие, как Оскар, не думают вообще. Если орден у него, он его может разломать и камушки отнести в скупку. Ему очень трудно было бы понять, что главное отнюдь не в бриллиантах. Он может узнать его стоимость, но никогда не поймет его ценность. Точнее, если вы положите перед ним чемоданчик с долларами, он отдаст вам орден и решит, что вы лох. На этом все.
– Вы разбираетесь в людях.
– Я не живу в мире должного, а ориентируюсь в мире сущего. Реальность такова, что некоторые люди воруют просто потому, что могут. Вот вы, например, заметили, что приходящая домработница ест как не в себя? Вряд ли она голодает. Я даже думаю, что не всегда она так сильно хочет есть. Если ей сказать, что взять деликатес из холодильника – воровство, она только глазами похлопает и тазик с грязной водой вам под ноги поставит. Хотя, судя по тому, что она делает это тайком, потенция к пониманию есть.
– А Эльвира? На эти деньги она могла бы начать собственную безбедную жизнь. По своим правилам. Она еще очень молодая женщина.
– Да, она милая.
– А как она, по-вашему, относится к генералу?
– Баба.
– А что вы вкладываете в это слово? «Всем бабам только одно и нужно»?
– А что, нет?
– Конечно. А разве мужчинам нет? Я не замечал, чтобы они расплачивались за ЖКХ, просто приложив платежку к кадыку.
Додон недовольно скривился. Мол, много вас, умников.
– У нее большие амбиции, это правда. Она ведь делает все эти посиделки не для Жанны, хотя говорит, что для нее. На самом деле светское общение нужно ей. Но это бывает.
– Генерал доверяет Жанне?
– Генерал одинок. Созидатель среди паразитов.
Смородина только сейчас увидел на столе старые фотоальбомы. Парикмахер, заметив его взгляд, включил звезду.
– Проследуйте за мной, я покажу вам сад и курочек.
Он резво встал, жестами побуждая Смородину последовать его примеру. Адвокат почему-то подумал про галантный век. Додону не хватало только расшитого камзола.
– А почему вы согласились стричь генерала во второй раз? Не из-за денег же, вы обеспеченный человек.
– Никто не ходит в мишленовские рестораны, чтобы наедаться. Наедаются дома – котлетами, гречкой. А к великим поварам ходят, чтобы пробудить спящие вкусовые рецепторы. Потом я не понимаю этих разговоров про тяжелый характер. Они хотят, чтобы боевой генерал был удобным? Такое бывает только в романах, потому что писатели, будем честны, пороха не нюхали. Они все воображают. В жизни люди глупые, хитрые, ленивые. Вы в романах таких видели? Нет. Там у каждого секрет, тайна, характер! А в жизни большинство людей блеклые…
Смородина буквально почувствовал, как Додон договорил про себя «скучные и неказистые, как вы».
– А Жанну вы стригли?
– Платон Степанович, я вам по доброте душевной дам бесценный совет. Никогда не спрашивайте у чемпиона мира, не он ли пристроил корове седло.