– Да. Вы все правильно понимаете. Смотрите в самую глубину событий. Это ваш талант.
– Расскажите. Ваша жизнь после этого дома пятнадцать лет назад. Без образования, без опыта нормальной работы. Как вы устроились? Куда пошли? Абрамов не похож на человека, который выплатит женщине компенсацию за причиненный моральный вред.
– О чем вы говорите? Он мог разве что подать на алименты. Да, самый трудный период моей жизни – это скитания по съемным углам. Представляете, каково жить, если у тебя вообще нет сбережений? То есть реально только то, что в кулачке, то и есть? И отступать некуда, никакого отчего дома, куда можно вернуться?
– Нет.
– Постоянный голод. Постоянный страх. Холод. Даже если сыта, хочется что-то погрызть. Я потом несколько лет не могла наесться, набрала двадцать килограммов. И память об этом со мной навсегда. Моментально возвращаюсь к этому ощущению, как только вспомню. А каково снимать, когда считаешь каждую копейку! Эх… Хозяева зыркают, что бы у тебя стибрить, регулярно приходят дать понять, что они могут сдавать эту халупу дороже, чтобы погреть на твоем страхе свои холодные ручонки. А ты стоишь по полчаса слушаешь, киваешь. Ты должна быть хорошей для всех.
Она поежилась и как будто ушла в эти воспоминания.
– Мне кажется, я знаю, о чем вы говорите. Мы недавно с сыном посмотрели документальный фильм. Ну, он ради английского языка, а я просто рядом полежать. В Америке сравнили два арендных бизнеса. Один владелец сдает апартаменты премиум-класса, второй клоповник. На первый взгляд кажется, что богаче должен быть первый, но это не так. Апартаменты снимают богатые люди, которые знают свои права. Если нет горячей воды, они отправляют претензию. Квартиры надо постоянно ремонтировать, иначе арендатор уходит. А второй сдает углы мексиканцам, которые не то что своих прав не знают, а в принципе пискнуть боятся. Про ремонт он, разумеется, не думает вообще. В итоге миллионер там он, потому что за все в мире платят бедные.
– С нас берут и деньгами, и натурой.
– А на какую работу вы устроились?
– Убирала, естественно. Что еще можно делать без опыта? Если меня жизнь с Абрамовым чему и научила, то этому. Он мог войти в комнату, где я помыла, и провести пальцем по полу. Не дай бог какой волос прилипнет. Я должна была все делать быстро. Мне сейчас кажется, что ему была нужна не столько чистота, сколько именно эти издевательства надо мной.
– Вам не кажется.
– Сначала убиралась, потом я работала администратором в небольшой фирме. Мы организовывали праздники, у нас работали аниматоры. Я сидела на телефоне, принимала заказы. Приходилось решать проблемы и с клиентами, они бывали недовольны. И с площадками договариваться, чтоб работать давали.
– Большая зона ответственности. И вы сразу справились?
– Одна я бы поломалась. Меня взяла на эту работу очень хорошая женщина, Юля. Добрая, красивая. Ей не повезло в жизни, она, конечно, могла добиться большего. Она многим помогала, но не все это ценили. Люди ее часто обманывали, предавали. Она в меня поверила, направляла, защищала.
– А массаж?
Эльвира рассмеялась.
– В восемнадцать об этом не думаешь, но со временем тело начинает ломаться. Я начала изучать анатомию, тренироваться на сотрудниках. А потом оказалось, что этим можно добывать хлеб.
Школьные годы чудесные
Смородина, Додон и молодая хозяйка дома пили кофе в гостиной. Парикмахер спросил:
– Кстати, Жанна, а у вас есть ваши подростковые фотографии?
– Наверное. Если только из школы.
– А вы можете мне их показать?
Жанна посмотрела на него с недоумением.
– Вы извращенец?
– Нет, скорее, наоборот, я гений. По крайней мере, так пишут СМИ. Но не хотите, не надо. Мне правда было интересно.
– В школе я была несчастна. Рада, что годы учебы позади. Вспоминать нечего.
– Подружки? Вечеринки? Любимые учителя? Неужели ничего не было?
Жанна вздохнула. Одноклассницы говорили с робкой непонятной русской через губу. На вечеринки ее не звали. Если она и приходила на школьные праздники, то сидела на «скамейке запасных». Она не блистала талантами, и учителя ее не отличали.
Смородина подумал о том, что «школьные годы чудесные» такой же шаблон, как «радость труда». Если человеку повезло и работа ему не противна, это не значит, что его редкий случай образует правило. Школьные годы бывают муторными, тяжелыми, опасными, скучными. Ребенок может очень долго не понимать, что вообще происходит, и главное, для чего он должен все это терпеть. А потом приходит певица Калерия и предлагает ему скучать по навязанному коллективу и урокам труда, называя это все «лучшим временем жизни».
Додон явно подбирался к его доверительнице. Смородина полюбопытствовал:
– Простите, а вам зачем?
– Хотел по доброте душевной, хотя меня почему-то никто еще не попросил, заняться стилем и обликом госпожи Абрамовой. Превратить ее в королеву! Для этого полезно собрать анамнез.
Смородина вспомнил, что в «Третьей девушке» читатель благодаря автору путешествует по богемной жизни Лондона. Адвокат особенно смеялся в той части, в которой рассказывалось про то, что преступница владела навыками «моментального грима». Так как с некоторыми актерами он дружил и за кулисами бывал, то живо представлял себе, как можно прямо на улице за две-три минуты превратиться в другого человека. Примерно так же элементарно, как вырезать в тех же условиях раковую опухоль.
Жанна смотрела на обоих уставшими глазами.
– Зачем?
– Людям нужна сказка.
Смородина присоединился к разговору:
– Да, я тоже думал об этом недавно. Взрослым ведь тоже нужны сказки. Чтобы добро побеждало, чтобы воры и садисты с административным ресурсом в руках были сами брошены в темницы, в которые они с наслаждением отправляли других. Взрослый не может увлечься рассказом про лягушонка с ужонком в общем домике под лопухом. Ему нужно что-то посерьезнее. А что может быть более серьезным, чем смерть?
– Это вы о чем?
– О детективных романах. А вы?
– Нет, я про другую сказку. Чтобы радовать людей внешним видом.
– Зачем?
Додон разочарованно посмотрел на обоих.
– Чтобы взять от жизни все.
Смородина буквально прочитал на лице у Жанны очень невежливую характеристику ума Додона. Но она сдержалась, не высказала свои мысли. Если бы она нахамила звезде, ей пришлось бы снова ходить по городу с протянутой рукой, деньги из которой не захочет взять ни один парикмахер. Разговор нужно было поддержать.
– Вам нужен еще один клиент в этом доме?
– Я обслуживаю генерала бесплатно. Таково мое летнее желание. Еще мы делаем маски, массаж головы. Укладывать его волосы не надо, потому что я использую авторскую технологию стрижки кудрявых волос.
Додон бесшумно поднялся и ловко подскочил к Жанне. Он запустил свои тонкие артистичные пальцы в ее шевелюру и поднял их.
– Какая линия! Какая шея!
Было ощущение, что он ее нюхает.
– Прекратите. Мне неприятно, – Жанна испуганно отшатнулась.
– Но это все можно подать очень красиво.
– И? Мне дадут самосвал с кабачками? Я уже, это… буду донашивать.
Этот короткий эпизод засел в голове у Смородины. В день знакомства Жанна приносила ему свое резюме, и название английской школы там было. Он нашел ее координаты и в понедельник позвонил. Ему вежливо рекомендовали написать официальный запрос. Ответ, который на него пришел, удивил чувствительного к слову адвоката. Когда послевкусие от первой реакции на ответ прошло, Смородина подумал даже, что все его усилия стоили того. Так аристократично его еще не посылали. Он даже скопировал себе текст на случай, если какой-нибудь англоговорящий человек захочет сесть ему на шею. Итак, фотографий Жанны подросткового возраста найти не удалось.
Чужие дела
На детективные сериалы у Смородины вечно не хватало времени, да и не любил он их. Схожие чувства мог бы испытывать умученный шахтер перед героическими образами на картинах Таира Салахова – нас восхвалять не надо, лучше уважайте и зарплаты прибавьте. По рассказам Ладушкина Платон Степанович был немного знаком с работой следователей. Отчасти он завидовал героям экрана. Людям нравилось смотреть на следователей в белых рубашках, которые неспешно раскрывают лихо придуманные убийства, не отвлекаясь на заполнение бумажек. Им не приходится вынимать трупы из выгребных ям, лавировать между творческими нововведениями самого высокого начальства, вбивающими колья в остатки здравого смысла.
Однако в воскресенье, приехав домой, Смородина так устал, что посмотрел три эпизода популярного детектива.
В первом серая мышка извлеченным из могилы мечом XI века с одного удара отрубила голову местному миллионеру на детском аттракционе «Трамвайчик ужасов», куда он от скуки заглянул. Так она оберегала любимого ею гея-паралитика от принудительной свадьбы.
Во втором арендодатель большинства жителей деревни, продолжая многовековые традиции феодального общества, спал с женами арендаторов, обещая им сытую жизнь. Когда вдова портного случайно обнаружила письмо одной из его брошенных любовниц, он зарезал ее (вдову!) большими и тяжелыми, предварительно украденными портновскими ножницами. А потом и викария, который тоже увидел письмо без каких-либо признаков индивидуальности, а именно без подписи и с обращением «Любимый». Шею служителю господа преступник буквально отстриг («удар был нанесен одновременно с двух сторон»).
Смородина смотрел на экран с изумлением антрополога. Жмурился, мотал головой, ходил заварить травяной чай. Господи, люди, которые это смотрят, неужели они ходят по улицам?
Когда-то он сознательно привил себе привычку бросать скучную книгу или не досматривать скучный фильм. Пусть бы и всем миром книга или фильм были признаны как великие. Потому что в девяноста девяти случаях из ста дочитывать или досматривать не стоило. Так вот третий эпизод попал в копилку сотых случаев. Преступницей там была роковая женщина-архитектор, с виду совершенно обычная рабочая лошадка. В результате махинации она обогатилась, разоблачение лишило бы ее денег и, главное, статуса независимого эксперта. И вот она зарезала бабусю, шантажиста и любовника. Потом при помощи еще одного любовника добыла яд редкой медузы, чтобы убить дедусю. Помогала ей все это время приятная женщина-псевдоактивист.