– Жанна! Пойди возьми мои документы по медицине. Принеси Антоше то, что он просит. Пусть оперирует, Антоша. Даже если пять процентов шансов есть, пусть оперирует.
Милый друг
Платон Степанович возвращался в офис после обеденного перерыва, когда ему позвонила Юлия Греч и сказала, что его ждет «Алексей из книжного клуба». Следом пришло сообщение «очень злой». Любопытно. Книжный клуб сам вторгался в его жизнь. Однако с чего вдруг тот зол?
– Рад вас видеть, Алексей. Чем обязан?
– Что же это получается, я почти пообещал вам скидку на машину представительского класса, а вы отбиваете Аню?
Хорошо, что Смородина успел сесть. Воистину, стоило его жене уехать, как «красивая баба пошла косяком», а самцы-конкуренты почти зовут на ринг. Собираясь с мыслями, он поправил крупные очки.
– Почему вы молчите? Она сказала, что вы приезжали. – Алексей был полон сил и недоумения.
– Я, во-первых, не вижу причин оправдываться. А во-вторых, я женат.
– Кого это останавливало?
– Меня. Но не это. Скорее, причина бракосочетания, нежели сам факт. А во-вторых, разве Анна ваша супруга?
Алексей сдулся.
– Нет.
– Вы ходите в клуб ради нее?
– Отчасти. Но мы просто друзья.
– А как вы вообще туда попали?
– Я узнал, что она туда ходит. Вышел на Ягужинскую, мол, может, музею с чем надо помочь. Я бы на самом деле и крышу починил, но Раиса почему-то меня не попросила. Хотя я ей прямо сказал, чтобы она всегда обращалась, если что нужно. Я думал, у них книжный клуб. Приготовил доклад. Но они там вообще говорят о другом.
Смородина изобразил неподдельное изумление.
– Они все по кругу рассказывают сплетни.
– То есть это правда, что вы были у Сладковского? Я подумал, какая-то внутриклубная шутка.
– Ягужинская сказала, что халявщиков у нас быть не должно, только партнеры… Я сначала вспоминал, что у друзей происходит. А потом я действительно ходил к Сладковскому.
Однажды Смородина ждал жену в фойе салона красоты, где на большом экране пузатый мужчина отвечал на записку из зала. Женщина писала, что муж ее бьет, а она не может уйти, потому что у нее двое детей и нет денег. Знаменитый психолог Сладковский, причмокнув от наслаждения, ответил: «Значит, вы не хотите уходить». У Смородины в мозгу похолодело. Он видел голливудского психотерапевта, которая, отвечая на аналогичный вопрос подписчицы из Лос-Анджелеса, говорила, что, если пока нет возможности уйти, нужно готовиться к этому, минимизировать общение с тираном, а главное, менять эмоциональный отклик на происходящее и копить деньги. То есть, живя в одном из центров финансового мира, она знала, что человек делает то, что может. А живущий в бедной стране Сладковский делал вид, что он этого не знает, и с садистическим удовольствием пинал жертв. Смородина не сдержался.
– Но это же хорек!
– Именно. Невзрачный, – Алексей хотел добавить «как я», – при этом уверенный.
Ох уж эта изумительная вера умных, рефлексирующих людей в то, что они могут перенять самоуверенность амебы, если как следует постараются. Вот на чем жиреют Сладковские-Сырниковы. Нет, Алексей, эти карты в генетической лотерее вам уже не сдали. Завидовать поздно и бессмысленно. Никогда у здорового человека не будет уверенности психопата. А у психопата – эмпатии и способности смотреть на ситуацию с разных сторон.
Адвокат хотел пояснить, что имел в виду вовсе не внешний облик нравственного преступника с дипломом психолога, но посмотрел на грустное лицо визави и понял тщетность подобных усилий.
– Вы говорили Анне, что она вам нравится?
– Нет. Не представляю, как с такими женщинами обращаться. Она постоянно в театрах, на концертах. И не нуждается. Куча друзей, все ее любят, – Алексей вздохнул. – Она другая, понимаете? Вот Жизель думает, что у Ани маска, что она притворяется позитивной. А вы знаете, что она рак перенесла? Сейчас в ремиссии. Вот! Вы бы никогда не подумали. Она стойкая и добрая.
– Так вы бы ворвались к ней в салон, как ко мне. Только с цветами.
– Ну, я не знаю. Как-то увидел в сети, что она с подругами идет на выставку, ну и поехал тоже туда с другом. Он заместитель председателя правления в крупном банке, всех моих жен видел. И мы общались, провели прекрасно вечер. А потом он мне говорит, какая-то она старая, некрасивая.
Смородина не сказал бы «старая, некрасивая» даже про машину собеседника. Думать ему случалось и не такое, но голова для того и дана человеку, чтобы внутри ее резвиться без цензуры. Тот банкир мог бы конкурировать с бабками на лавке. Еще Платон Степанович подумал про то, что любовь изображают как невероятную силу, преобразующую всю жизнь. Меж тем некоторые и любя стесняются окружающих.
– Одобрение коллективом полезная вещь. Необходимая даже для выживания. Но я думаю, вы преувеличиваете возможные последствия. Ну, пошипит ваш местный райком от зависти, у них там чувства не приветствуются, только жены модной формы. Это недолго. Знаете, если мне предложили бы выбирать между карьерой и семьей, я без раздумий выбрал бы семью. Дело, конечно, ваше, но, как по мне, вы за одобрение вашего друга переплачиваете. А вот про театры интересно. Аня же востребованный специалист, зажиточная богемная девушка. Как и Жизель. С чего вдруг у них возник этот интерес к Эльвире? Не знаете? Разве им фотографироваться негде?
– Аня ее активно лоббирует, да. Они как-то спелись. Но я думаю, дело в том, что Эльвира русая.
– В смысле?
– Ну, Аня брюнетка, Жизель платиновая блондинка. Получается ни брюнетку, ни платиновую блондинку они бы с собой не взяли.
Снова Смородина ощутил острую нехватку жены. Ему и в голову не приходило, что друзей можно подбирать под фотогалерею. Да, были в жизни задачи, перед которыми интеллект был бессилен.
– У Ани такая машина симпатичная, «Мини Купер». Неужели косметология дает такие хорошие деньги?
– О, Аня волшебная. Она сама даже не знает, что она делает. Из воздуха ловит.
Закончив разговор, Платон Степанович открыл на компьютере социальную сеть и довольно-таки быстро нашел Анну. Она была зарегистрирована под своим именем. Вся лента была в куполах и поздравлениях с религиозными праздниками. Посмотрев на благостное улыбающееся лицо Анны в платке, он подумал, что она могла бы играть в кино колобка. Такой сильный упор на божественное часто встречался у упырей и профессиональных мошенников. Смородина рассеянно листал страницу вниз. Верба, среднерусский пейзаж, цветы-цветы, всем добра, церковь, церковь. Вдруг он остановился и даже поправил очки. С фотографии годичной давности на него смотрел Оскар.
– Алло, Жизель! Платон Степанович Смородина беспокоит. У вас есть десять минут?
– Вполне.
– Меня не отпускает фраза, которую вы сказали в машине…
– Про эволюцию клитора?
– Про слепые зоны.
– А… У меня была лучшая подруга, ближайшая. И еще святая религиозная вера в то, что я плохой человек, потому что со своей матерью не общаюсь. И люди, если узнают об этом, перестанут ко мне приходить как к репетитору. Я тогда в школе работала, учителем русского языка и литературы.
– Да, у нас в общественном мнении развод взрослого ребенка с родителями не нормализован.
– И она, – Жизель горько усмехнулась, – поддерживала меня в том, чтобы с ней не общаться. А я взамен ей прощала все: насмешки, унижения, обесценивание моих чувств, она буквально оттаптывалась на мне. Мать в детстве даже не делала вид, что ей есть до меня дело. Поэтому мне казалось, что, когда подруга докапывается до меня, – это любовь. Наконец-то хоть кому-то есть до меня дело! Я недавно прочитала, что жертва маньяка, запертая в подвале, может точно так же рассматривать его манипуляции с ней как любовь. Потому что ей уделили хоть какое-то внимание. Я ее очень любила.
– И как вы увидели ее игру? Когда ушли?
– Это она ушла, потому что похудела.
Опять две половинки мозга Смородины разошлись в разные стороны. Он знал сотни историй про деньги и власть. Но цвет волос? Вес?
– В смысле?
– Она толстая была. Меня это не то что не смущало, я даже не думала об этом. Тем более она говорила, что толстая и красивая и что ей хорошо в своем весе и внешность не важна. Она вообще такие правильные вещи говорила всегда, как политик перед выборами. Мне она объясняла, что моя внешность только привлекает нехорошее внимание, а внутри я человек подленький, косноязычный. А коллеги этого не видят, потому что им ее ума не хватает. Когда она похудела, у нее пропала потребность сливать на кого-то свой яд. Просто перестала отвечать на мои звонки, сообщения. Я очень тяжело переживала разрыв, помню, лежала на кровати, и казалось, что мне трудно дышать. Как я без нее? А оказалось, что гораздо лучше. Она же просто ела мои силы. Без нее я встретила мистера Вялый Член и начала писать стихи.
– Жизель, поймите меня правильно и, пожалуйста, скажите, если вопрос не уместен. Но я не могу представить, что вы были настолько одиноки. Неужели не было рядом кого-то… нормального?
– Вопрос понятный. Вы долюбленный ребенок и действительно не можете этого понять. У нас физическое насилие наказуемо, а вот эмоциональное нет. Ну, издевались над тобой. Подумаешь! Никогда не узнаешь, что происходит между людьми, пока не понаблюдаешь, как они ведут себя без свидетелей. Да и сам человек может не понимать, что именно с ним делают. Я была окружена учениками и поклонниками. И мечтала об одном – убежать от них, остаться одной. Боялась, что они узнают, «какая я на самом деле».
– Вы ей доверяли?
– Полностью. Считала, что она самый лучший человек в мире.
Ладушкин оказывает услугу
Эльвира была права. Живопись была прикрытием другой деятельности. Орудуя самым дорогим, что у него было, Правдорубов рассчитывал добыть очень большие деньги.
Платон Степанович читал книгу голливудского психотерапевта, посвященную нарциссизму. Удивительные описывались вещи. Оказалось, что нарцисс – это вовсе не тот, кто любит себя. Кто себя любит, тому повезло – он в своем вкусе. Нарциссы вырастали из детей с отбитой эмпатией, которым приходилось постоянно притворяться, копируя чужие эмоции. Точно так же, как и их будущие жертвы, они сталкивались с эмоциональным насилием, но вставали на сторону агрессора. Они питались чужой болью. Наконец-то кто-то разъяснил ему, почему мошенники так любят рассказывать истории со слезами на глазах. Саможаление – наркотик нарцисса. Его единственный способ испыта