рикмахерских. Это странно. Одновременно меня удивил маникюр Оскара. Нет, я не против маникюра. Я знаю, что веками мужчины с высоким социальным статусом были нарядны и ухожены, ну вот примерно, как вы. Здесь дело, скорее, в том, что у Оскара его увидеть не ожидаешь. Это не вяжется с его посконным обликом. По сути, – теперь он обратился к генералу, – то же самое я испытал, когда увидел господина Додона без макияжа.
– Какого еще макияжа?
В такие моменты генералу казалось, что Калигула не погиб, а снова и снова вводит своего коня в сенат, чтобы показать остальным сенаторам их ценность. Адвокат обратился к парикмахеру:
– Антон, вы, наверное, единственный в этом доме человек, который еще не понял, что Афанасий Аркадьевич полностью слепой. Он не видел ни ваших работ, ни ваших шоу. Он хвалил ваши стрижки, скажем так, из вежливости, чтобы сделать вам приятное, потому что ему понравились вы сами.
– Как?!
Додон был в шоке. Он повернулся к генералу, тот слегка сник. Смородина обратился к нему:
– Вы видите только пятна при свете дня и в движении. Так? Но вам не хотелось признаваться в этом даже самому себе. Вы ведь были непобедимым, влиятельным. И вот вас предало ваше собственное тело. Понимаю. Поэтому вы делаете вид, что что-то еще видите. Но ориентируетесь вы по голосу и на ощупь. Поэтому сели в кресло и расхаживаетесь, только заперев библиотеку. Едите один. Поэтому вы и запрещаете любые перестановки в доме. Все действительно сохранилось именно таким, каким было. Кроме портретов, но они коляске не мешают.
Додон хлопал глазами.
– Вот даже немного обидно, но сейчас расстраиваться не время. Расстроюсь попозже.
Смородина в это время набирал что-то в телефоне.
– Возможно, Оскар просто развлекал сотрудников парикмахерской невероятными историями. Если ложь была бы запрещена, скучно было бы жить. Другой вопрос, почему он придумал именно это. Моя гипотеза состоит в том, что он специально ходил в парикмахерскую, чтобы сплетничать. Так или иначе, Эльвира права, Жанна – это Жанна Абрамова.
В гостиную вошла Жанна. Только теперь она была похожа не на битую кошечку, а на подростка-гота. И одновременно на тридцатилетнюю женщину, под вдохновение покрасившую волосы в черный цвет. Лицо у нее было бледно-зеленым. Так как вошла она неслышно и неожиданно, воспользовавшись своими ключами, это было похоже на воскрешение из мертвых. Каждый посмотрел на нее по-своему. Мужское крыло – Оскар, Правдорубов и Додон – смотрело оценивающе. Она как будто за один день еще сильнее похудела. Спустилась в Аид, как древнегреческий философ Пифагор. Женское крыло смотрело испуганно. Как если бы на изысканное костюмированное чаепитие в духе XVIII века пришел бомж.
– Жанночка! Где ты была? – воскликнула Эльвира.
Ей ответил Смородина:
– Жанна гостила на моей даче в Переделкино.
Жанна, не говоря ни слова, подошла, погладила дядю по плечу, а потом села в кресло рядом с адвокатом. Эльвира протянула руку и погладила ее по плечу.
– Дай хоть налюбуюсь на тебя. Может, пообедаешь? Ты, кажется, похудела.
Жанна жестом остановила ее.
– Не жужжи.
– Ты бы хоть позвонила, мы волновались.
– Она Абрамова и все решит сама, – сказал свои первые с момента появления племянницы слова Афанасий Аркадьевич. – Все в порядке, Жанна?
– Типа того.
Додон оживился.
– Ну, теперь, когда все выяснилось, я могу и расстроиться. А еще мы можем выпить чай на свежем воздухе. Самое время для дачного чаепития.
– Жанна, приготовь мне чай, – попросил дядя. – Они заваривают невкусный.
Жанна выставила перед собой ладонь, невольно копируя один из жестов генерала. Теперь на Марлона Брандо была похожа она.
– Позже. У нас с адвокатом есть уточняющие вопросы. Платон Степанович?
– Спасибо, Жанна. Да, есть вопросы к собравшимся. Дело в том, что местные органы, которые забирали тело Тоси, уделили мало внимания тому вопросу, как именно токсин попал в ее тело. У этого дома такая слава, что они бы каждого тут закопали с большим человеческим удовольствием и без лишних вопросов. Да, она могла выпить дозу моющего средства. Но где тогда весь его состав? Что ж она, как дипломированный химик, выделила ядовитое вещество и приняла его вместе с едой? Этим делом заинтересовалось московское начальство, – Смородина не стал уточнять, кто подсказал им, где интересоваться, – и открыто уголовное дело об отравлении. Это было убийство.
Додон всплеснул руками, Правдорубов начал поглядывать на дверь, Оскар листал фотографии девушек в приложении для знакомств. Генерал почесал лоб, предчувствуя визиты в дом сотрудников правоохранительных органов, которых ему приходилось унижать ради брата-придурка. Эльвира заинтересованно слушала, наклонив голову. Вишенки на диване пребывали в крайней степени возбуждения.
– Ого! А зачем? Это же какой срок дадут!
– Она знала чью-то тайну?
– Может, она была, – Анна снова начала растягивать слова, – тайным миллионером?
– Миллионер, Аня, убирался бы лучше. И не оставлял бы тазик посреди комнаты. Хотя, конечно, есть еще чиновники и золотая молодежь. Технически они тоже миллионеры. Эти могут.
– Все как у Агаты Кристи! Как мы с тобой и хотели! – Аня вооружилась телефоном. – Представь, что ты подозреваемая.
– Я живописный труп!
Жизель откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
– Труп бана-ально. А вот как бы убийца отреагировал?
– Да никак. Отравил бы нашего нудилу. Это публика без сантиментов. Им не до реакций. Ой, Платон Степанович, «нудила» – это я не про вас.
Смородина прервал творческий процесс книгочеек.
– Я знаю, кто убил Тосю. Этот человек сейчас в этой комнате.
– И нас он тоже хочет убить?
– Нет, прекрасные дамы, но только потому, что дотянуться до ваших денег ему будет затруднительно.
Жизель не унималась. Она была одета в длинное женственное платье в цветочек и была похожа на аристократку XIX века, пребывающую на отдыхе.
– А что это у вас за коробочка из-под печенья? Я такое ела в девяностых.
– Вот с этого вопроса и начнем. Жанна, портреты ваших родителей всегда висели в главной зале?
– Нет, это я повесила их туда, когда вернулась из Англии.
– А где они висели раньше?
– Они были свернуты в рулоны. Я их нашла в кладовке.
– А почему вы не замечали их раньше?
– Они были не там, где бытовая химия, моющие средства. А на самом верху, в пыли.
– Именно. В пыли. Если они лежали там пятнадцать лет, холст должен был как минимум пропылиться. Но допустим, что им повезло. Почему вдруг вы полезли наверх? Хотели навести порядок? Вспомните, пожалуйста.
– Расхламление – модная тема. Я помню, Оскар мне какие-то брошюрки приносил. Я что-то выкинула из своей комнаты. А потом он еще ходил со мной, говорил, что энергия не будет циркулировать. О чем еще ты спрашивал? Какая-то отвертка тебе была нужна.
– Как я могу помнить? – ответил Оскар. – Это год назад было.
– Вспомните, как вы первый раз их увидели? Вы сразу поняли, что на них изображено?
– Просто заинтересовалась… Потом аккуратно спустила вниз. Сзади были надписи – имена родителей и под каждым подпись Мылова. Причем подпись больше чем и фамилия, и инициалы клиента.
– Вы сразу узнали отца?
Жанна хихикнула.
– Папа был не красавец. Но это лягушонок какой-то в коробчонке. Лупоглазый.
– Да, что-то восточное в чертах.
Правдорубов скривился так, будто съел тухлый перец.
– Я пойду?
– А смысл? Ваши данные у нас есть. Сидите уж. Жанна, вы смогли бы, глядя на портрет, узнать человека, похожего на вашего отца?
– Не уверена.
– Хорошо. А мать?
– Ее я сразу узнала.
Голос Жанны дрогнул. Сидевшая на диване Аня вздохнула и машинально сделала селфи, чтобы изучить свое лицо в состоянии растроганности. Смородина посмотрел на нее, и она убрала телефон.
– Знаете, что меня обеспокоило при нашей первой встрече? Чрезмерное доверие, с которым вы спросили у незнакомого человека, можно ли убить и забыть. Понимаете, если человек так легко выбалтывает посторонним опасные тайны, это показатель проблемы. Значит, у него нет безопасного пространства, где он мог бы делиться сокровенным. Слишком скорое доверие – это проблема. Кажется, признаешься в слабости, и тебя пожалеют, но на деле, скорее всего, тебя попытаются сожрать. Если и получишь немного любви, то по очень дорогой цене. У людей жестоких, преступных прямо кровь бурлит, когда они такое слышат. Когда я увидел Афанасия Аркадьевича, решил, что дело в нем. Он, конечно, князь эмпатии, ничего не скажешь. Рассказывать такому дяде о своих тревогах или не рассказывать – результат будет один и тот же. Но потом я увидел портреты.
– И вы все это время не говорили, что у вас есть какие-то подозрения? – возмутился генерал. – Я просил вас защитить Жанну. Почему вы не доложили мне про эти мысли?
– Хороший вопрос. Во-первых, сначала это были только смутные ощущения и догадки. Во-вторых, я понимал, что преступник не один. Я надеялся, что один очень важный для этой истории человек жив, и я смогу его спасти. А в-третьих, и в-главных, дело было в Жанне. Преступление гораздо страшнее, чем вы думаете. Тося – это третий труп. Здесь три трупа. Кстати, Додон предотвратил появление еще одного.
Широко распахнутые глаза знаменитого парикмахера стали еще больше. Он явно получил все витамины новизны, которые искал в этом году. И даже больше.
– Увлекательную историю о том, как коварная любовница сбивает тучного мужчину с самоката и занимает место его дочери, я приписал народному творчеству. Но потом меня начали атаковать сплетнями. Намеренно выдавливать из пространства дома. Это странно, люди чаще привечают адвокатов, стоматологов. Вдруг пригодится? Мне улыбались, но за глаза распускали слухи, что я хочу любой ценой получить Жанну в качестве жены, не для себя, так для сына. Потом пропала газета. Два раза. И вот это уже было объективно. Почему пропала газета?
Додон перебил его. Он спросил: