«Возьми меня на руки, покачай!» — просит Варвара.
Ощущение детства — она на его руках, обхватила за шею, и никто не обидит её. Папка — её защита.
«Сейчас совершись чудо: появись, папка, здесь! Не бросай меня здесь одну! Скажи, папка, что делать?»
«Беги! — слышит она его голос. — Беги шибко!» — И говорит:
— Поехали, что ли?
Назло папке, которого никогда нет рядом. Назло его «беги». Куда бежать? К голодному дому, к крикам матери? Она выбирает. Пусть гремит музыка, и пусть возгорится её жизнь яркими красками. И пусть она, Варька, сгорит!
— Таблетки достал тебе. Чтобы не забеременела. На-ка.
4
В этот день он высадил пассажира недалеко от своего дома и вдруг почувствовал, что больше не хочет. Кровать — близко. Растянуться на ней, вытянуть ноги, расправить спину — и спать!
Он любил перед сном взглянуть на спящую Варвару. И, войдя в дом, прежде всего пошёл в её комнату.
Варвары дома не было.
Посмотрел на часы, на вздыбленную, не убранную постель, снова на часы. Может, она у Вадьки?
Вадька спал, как всегда, подтянув к груди колени, словно ребёнок.
— Где Варвара? — спросил он Веру.
Вера подняла от книги потусторонние глаза.
— А сколько сейчас времени?
— Сейчас три часа ночи.
— Как три часа ночи?! Где же Варя? Это всё ты! Ты не следишь за ней! Почему её нет дома?
Она вскочила и принялась кричать и размахивать у него под носом кулачками. Маленькая, плавающая в дыму, она — злой дух из сказки.
Он снова пошёл в Варварину комнату и стал искать телефонную книжку. Зелёную, с золотым тиснением, компактную книжку подарил он Варваре, как только она пошла в школу. «Заведи себе подруг и звони им», — сказал он ей тогда.
Вера шла следом и кричала.
— Вадьке завтра в школу, разбудишь, — сказал Евгений, продолжая искать. Книжки не было.
Заявить в полицию? Нужно или не нужно при этом платить?
— Когда ты видела её в последний раз? — спросил он.
Вера перестала кричать и задумалась:
— Не помню.
Попала под машину? Убили?
Чёртово такси! Быть придатком его, не видеть детей. Ради этого ехал в Америку?
Что делать?
Не спеши. Думай.
Вера стала трясти его за плечо:
— Заснул? Делай что-нибудь! Ты — плохой отец, не можешь уследить за дочерью. Иди ищи!
— Куда?
— Какое моё дело? Ты мне купил сигареты?
Евгений достаёт из кармана пачку, кладёт на стол. Вера тут же хватает её, раскрывает, закуривает.
Он идёт из дома прочь.
Куда кинуться?
Городок, в котором они живут, — большой. И Варвариных друзей он в глаза не видел, они не появляются по субботам. Правда, он замечал, последнее время Варвара — странная. Глаза блестят, говорит возбуждённо, как Вера, и кулачками размахивает, как Вера. И смеётся ненормальным смехом. Под глазами чернота. И уже не раз пропадали деньги из его карманов. Он думал, что терял их. Думал, совсем стал рассеянный. Не терял?!
Запоздалые картинки. Почему вовремя не спохватился?
То же ощущение сейчас, какое было десятилетия назад. Тогда он, весь перевязанный, горящий ожогами, непонятно откуда взявшимися, едва сполз с кровати и чуть не ползком отправился искать Елену. Нашёл почему-то в морге, подхватил онемевшими и неуклюжими руками. «Мы сейчас найдём дорогу, потерпи, сейчас найдём!» — бормотал он и прижимал её к себе, голую, негнущуюся. Ему казалось, они с ней всё ещё плывут в снежной круговерти. Когда Елену отняли у него, а его потащили в палату, жизнь стала вытекать из него — сначала острой болью, потом кровью и воздухом. Наступил момент: он перестал ощущать себя и жизнь.
И сейчас, в летней, душной ночи, он стоял без дыхания, без пульса, без крови. Похоже, у него отняли и Варьку.
Он ещё не знал этого, но чувствовал, что отняли, что Варвара, девочка, присланная ему Еленой для утешения, никогда больше не обхватит его доверчиво за шею.
Может быть, он и шёл куда-то, а может быть, и ехал, он не помнит, помнит только ворвавшиеся в него смех и крики — словно плотину прорвало, его затапливают нездоровые гомон и хохот.
Варвара и ещё три девчонки и три парня — как-то в одном клубке. Они в диком беспорядочном танце: друг к другу, друг от друга. Движутся, снова сматываются в клубок. Варвара падает, встаёт, виснет на длинном носатом парне, теперь они оба падают, оба встают.
Сделать движение к Варваре — вырвать из клубка и на руки, как маленькую, чтобы обхватила за шею руками, чтобы ощутить Варвару — Елену. Господи, помоги!
Точно то же ощущение — невозможность управлять руками и ногами. Он едва движется к кричащим, хохочущим людям, поглотившим его Варвару. И подходит. Пляшут перед ним лица — маски, с оскалами и прищуром.
— Ты что делаешь тут? — Голос Варвары.
— Пойдём домой!
Зов — едва слышный его голос.
— У меня здесь дом. Смотри, трава какая мягкая и зелёная.
Он стоит перед гогочущей стаей.
В морге Елена лежала неудобно, чуть боком. Схватить, прижать к себе, унести — жить.
И он хватает Варвару за руку и тянет к себе, взять на руки, как маленькую, унести — жить.
Она пытается вырваться. Почему-то не получается взять её на руки. Он тянет её к себе с силой, он волочёт её прочь от орущей своры.
«Насилие», «абьюз», «издевательство над детьми»…
Кому кричат эти слова? Почему эти слова звучат?
Откуда возникает полицейский? Почему у него отнимают Варвару, а волокут его?
Горячим потоком вытекает из него кровь, вырывается воздух, которым он дышал. Хлопает за ним дверь тюрьмы.
А через провал в памяти — суд.
Варвара выступила против него, обвинила его в насилии. Она махала кулачками перед его носом и кричала: «Вмешивается в мои дела, насильственным, принудительным путём навязывает мне свою волю, злоупотребляет своей родительской властью, оскорбляет меня перед друзьями!»
Варя предала его.
Елена послала Варвару к нему — утешить, Варвара разрушила его окончательно.
Он умер совсем. Никаких желаний, никаких ощущений.
Приходит в тюрьму Вера, кричит, что ей нечего есть и курить, что Вадьку забрал сосед сверху.
А что он может сделать, если такси у Олега, он тут, в тюрьме? Не будет же Олег платить ему, если он не работает! И одолжить денег не одолжит. И свидетелем не выступит.
Вадька вынужден был бросить школу и тогда в первый раз пошёл в «Макдоналдс» работать.
Евгений мог бы спросить у Веры: «Почему бы тебе не пойти работать?», но он знает ответ. Вера начнёт громко кричать: «Это ты привёз меня в ненавистную Америку! Это ты заставил меня здесь мучиться! Чтоб на части тебя разорвало. Я хочу видеть тебя в гробу!»
Какое его дело, пойдёт Вера работать или нет?
У него были дети — мальчик и девочка. Девочка обхватывала его за шею и рассказывала в ухо сказки, которые придумала. Где та, его, девочка? Где он сам, который варил ей кашу и любил приносить ей вкусные вещи? Варвара ела с удовольствием, громко чмокала, приговаривала: «Растут на дереве пирожные, летают по небу орехи», — и начинала рисовать всё, о чём говорила.
Глава восьмая
1
Стена, облупившаяся краска.
С того суда прошло три года.
Голос Окуджавы, просящий Бога дать «всем понемногу» и не забыть про него! Кто включил Окуджаву?
Окуджава — его учитель. Услышал песни Окуджавы от Елены. И в тот же вечер пошёл к отцу. «Подари мне гитару!» — попросил.
Он запрещал себе думать о Варваре все эти годы, с того мгновения, когда она посадила его в тюрьму. Почему сейчас перед глазами снова её лицо на суде, её крик: «насилие», «абьюз», «издевательство над детьми», «злоупотребляет родительской властью»?
Звучит или не звучит Окуджава? Несётся или не несётся тот последний троллейбус, который всех несчастных, всех потерпевших подберёт в ночи? В его ночи?
Он хотел быть в жизни последним троллейбусом для несчастных: спасать всех… а сам потерпел крушенье.
И пусть Варвара после курса терапии вроде выбралась к жизни, учится в специальной школе, даже снова начала рисовать и дома старается что-то приготовить, поздно: он рухнул, он сорвался с подножки последнего троллейбуса, он снова очутился в буране, но теперь совсем один, без Елены. И место в душе, в котором жила Варвара, — пусто, припорошено пылью.
Как могло это произойти?
Он никого никогда не обманывал и не предавал, никогда никому не лгал, даже в мелочах. Он старался служить тем, кого любил, делал всё, что мог. Он всегда хотел как лучше.
Где первая ошибка?
Если затаиться, если о Варваре не думать, её чужое лицо, её крик затягиваются пыльной толстой плёнкой.
Но всё равно не получается всем «взяться за руки», как кричит Окуджава, чтобы не погибнуть поодиночке!
Он затыкает уши, а голос Окуджавы повторяет и повторяет одно и то же — единственное спасение — «взяться за руки»!
Окуджава и в самом деле звучит, а в комнату входит Вадька. Вадька начинает выговаривать ему в той же интонации, на той же ноте, на какой выговаривает ему обычно Илька:
— Ты слабый, да? Ты хочешь меня оставить сиротой, да? Значит, мне врал, что мужчина знает выход из любой ситуации, что мужчина может всё, да? Врал, да? — повторяет он.
Евгений садится на тахте, ноги — онемевшие, как после отморожения.
— Тебе Илька дал Окуджаву?
Вадим кивает:
— Я хочу есть. Я устал на работе, иди готовь мне еду. Когда-то в Москве ты пел: «Вставайте, граф!» Сколько ты пел мне о сильных людях! И всё врал!
И может потому, что Вадька произнёс это тихо, защипало глаза, раздулся ком в глотке — не вздохнуть.
Илька приехал в пятницу вечером.
Пока Евгений делал салат, Варвара чистила картошку, а Вадим ездил за мясом, Илька разговаривал с Верой.
О чём они говорят? Почему Илька стал говорить с Верой? Неужели и ей, как Вадьке, сказал?
Голос Веры: «Ты мне докажи, ты мне справку от врача принеси, тогда поверю!»