— Кому передать сообщение?
— Спасителю, — отвечает Матвей.
— В соцко-базе нет никого с таким ником, — говорю я. — Но все в порядке. Есть Спасатель, Спасатель!., СпасательЗЗ… Передать кому-то из них?
— Спасителю. Имя его Зеро.
просто делай свою работу…
— К сожалению, мы не можем выполнить вашу просьбу. Человек, о котором вы говорите, Зеро, он… Больше не живет. Он не воспроизвелся.
— Все будет в порядке, — говорит Матвей нараспев. — Да, он умер за наши грехи. Но вы передадите ему сообщение, когда он воскреснет.
Мы ждем продолжения, но Матвей не произносит больше ни слова. Эф зачем-то слегка качает его на руках, словно убаюкивает Родного.
Динамик отрыгивает информационное сообщение:
— До ближайшей паузы остается одна минута. Мы просим гостей проследовать в зону Паузы. Дорогие гости! Обращаем ваше внимание на то, что в зоне Паузы соблюдаются те же правила гигиены, что и в зоне Воспроизведения. Перед паузой все гости обязательно должны принять дезинфицирующий душ. Душевые кабинки оборудованы точно так же, как и в зоне Воспроизведения, так что мы надеемся, что у вас не возникнет никаких затруднений. Провожающих мы просим покинуть фойе. Спасибо всем за вашу помощь природе. До новых встреч. Смерти нет!
— Вам нужно уйти, сотрудник, — говорю я Эфу, стараясь скрыть злорадные нотки.
— Матвей не может идти. Я отнесу его в зону Паузы.
клео: это что, какая-то провокация? все записывается, так что ты себя компрометируешь, не меня.
В первом слое я говорю:
— К сожалению, это недопустимо. Проход провожающих в зону Паузы не предусмотрен фестивальной программой. Вы ведь провожающий?
— Да…
— Не волнуйтесь, с вашим подопечным все будет в порядке. Я уже вызвала сюда чудо-каталку…
…Он укладывает Матвея на спину на чудо-каталку. Наблюдает, как защелкиваются, один за другим, электронные чудо-ремни. Матвей открывает глаза. Его зрачки уже не такие огромные, и видно, какого цвета глаза. Голубые. Мутно-голубые, как у новорожденного Родного.
— Все будет в порядке, — говорю я ему. — Чудо-каталка оборудована новейшей системой навигации. Она быстро и беспрепятственно доставит вас в душевую кабину.
эф: посмотри не него! какая ему душевая кабина?! он не сможет стоять на ногах, он даже раздеться не сможет.
клео: это не проблема
— Мой подарок… — тихо канючит Матвей. — День рождения… мой подарок… подарок…
— Вот подарок. — Эф привязывает гроздь воздушных шаров к одному из чудо-ремней.
Матвей послушно погружается в созерцание шариков. Он даже не замечает, как трогается чудо-каталка. Эф, ссутулившись, глядит ему вслед. С ним что-то не так, с Эфом. Живущий, безусловно, полон любви, и все же я еще никогда не видела, чтобы планетарник был так добр к принудительному.
эф: ему там помогут?
клео:??
— Ему помогут переодеться и выйти из душевой? — спрашивает он вслух.
Только теперь я наконец понимаю, что с ним не так.
ФЕСТ-ИНФО: Вечерняя пауза проведена успешно. Все сотрудники зоны Паузы на сегодня свободны.
— Все будет в порядке, — говорю я.
Потом гашу свет, отключаю аудио— и видеосъемку, выбираюсь из кабинки в опустевшее фойе и, почти касаясь губами его безжизненной зеркальной щеки, шепчу:
— Из душевой не выходят.
Досье
(стенограмма беседы Штатного Энтомолога исправительного Дома «Гармония» № 3578 с сотрудником ПСП от 17.07.471 г. от р. ж.; фрагмент)
Энтомолог:…Как огненный столб, да. Сгорел дотла, прямо на наших глазах. И знаете, что я вам скажу? Я не жалею. Его — нет. Он не был частью Живущего, Живущий никогда не проявил бы такой жестокости к своим братьям меньшим. И ведь я просил его, гада…
Сотрудник ПСП: Прошу вас выбирать выражения — идет запись для протокола.
Энтомолог: Извините. Я ведь просил его не поджигать себя рядом с питомцами! Я чувствую и свою ответственность за случившееся. Не уберег!.. Я попросил всех исправляемых сохранить в памяти последние минуты трансляции из термитника. Это очень грустная запись. Как солдаты высовывали из термитника свои головы, пытаясь не пустить огонь внутрь. Как рабочие…
Сотрудник ПСП: Спасибо, это я уже слышал. Я сейчас говорю с вами не как с энтомологом, а как со свидетелем. Хотелось бы услышать больше подробностей о собственно самосожжении исправляемого Зеро.
Энтомолог: Он держал в руке чудо-солнышко…
Сотрудник ПСП: Откуда исправляемый взял это устройство?
Энтомолог: Выкрал его из Спецкорпуса. Мы там используем чудо— солнышки в лампах дневного света.
Сотрудник ПСП: И что, любой исправляемый может вот так просто извлечь чудо-солнышко из лампы?
Энтомолог: Нет! Конечно же нет. Лампы расположены высоко. Кроме того, чтобы отвинтить панель и вытащить чудо-солнышко, нужен специальный инструмент.
Сотрудник ПСП: Тогда как же, по-вашему, исправляемый Зеро достал чудо-солнышко?
Энтомолог: Понятия не имею. Возможно, у него был сообщник. Не знаю. Почему, собственно, вы спрашиваете об этом меня, а не службу безопасности Дома? Пусть они покажут вам запись с видеокамер Спецкорпуса.
Сотрудник ПСП: Мы полагаем, что у нас есть основания спрашивать вас. Охрану мы уже опросили. И запись с видеокамер просматривали. Там все чисто — если, конечно, не считать тех тридцати минут накануне пожара, в течение которых камеры в силу невыясненного технического сбоя были отключены. Вы, кстати, хорошо разбираетесь в технике?
Энтомолог: На что вы намекаете? Я хорошо разбираюсь в своем деле. В насекомых.
Сотрудник ПСП: Что ж, вернемся к пожару. Как именно произошло возгорание чудо-солнышка?
Энтомолог: Понятия не имею! Исправляемый Зеро держал чудо-сол— нышко в руке, а потом просто… вспыхнул. Я не знаю, почему это произошло. Чудо-солнышки не взрываются просто так. Для этого нужен очень сильный удар.
Сотрудник ПСП: Я в курсе. И удара не было?
Энтомолог: Не было.
Сотрудник ПСП: Как же вы объясняете для себя случившееся?
Энтомолог: Я… не знаю. Может быть, Живущий явил нам чудо. Уничтожил того, кто не является Его частью.
Клео
Блестящий песок хрустит под ногами. В отличие от многих я люблю прогулочные маршруты: пешая ходьба в первом слое помогает поддерживать себя в форме. По крайней мере, я не вешу восемьдесят кг, как большинство женщин, которые приходят на фестиваль потрясти своими рыхлыми телесами…
Он идет за мной от самого фестивального комплекса. На площади Золотого Сечения пусто — кроме нас и этого идиотского кулака, здесь больше никого нет… Не люблю конкретное искусство. клео: зачем тебе понадобилась личная встреча? эф: чтобы задать личный вопрос клео: личный вопрос можно задать и в глубоком слое эф: в глубоком слое я не буду видеть твое лицо клео: а зачем тебе?!
Он отвечает вслух, с выключенным «болтуном», — его голос, не искаженный устройством, кажется неприлично живым:
— Чтобы понять, насколько искренним будет ответ. клео: бред! при чем тут лицо??
Он молчит. По его лицу уж точно ничего не понять. Как же я завидую его маске.
клео: ну, что за вопрос?
— Тебе известен состав инъекции? Той, что использовалась в эксперименте с направленным лучом Лео-Лота?
— Это допрос?
— Нет. Ты же видишь. Устройство для ведения бесед выключено.
— Тогда изоп. Почему ты считаешь, что я отвечу?
— Потому что у меня в памяти хранится парочка документов. И если я перешлю их руководству, ты пойдешь под следствие.
клео: могу я ознакомиться с документами, прежде чем отвечать? эф: конечно
— Только вопрос я теперь поставлю иначе, — добавляет он вслух. клео:???
— Состав инъекции?
клео: я не сказала, что знаю эф: а зачем говорить
Он приближает свое зеркальное лицо к моему, чтобы я видела свое отражение.
— У тебя выразительная мимика, Клео.
Он отворачивается и идет через площадь, шурша золотистым песком.
Привет, клео!
у вас появилось одно новое сообщение от друга открыть сообщение сейчас?
да нет
от кого: эф
кому: клео
тема: без темы
текст: без текста
прикрепленные файлы: Kleo.doc; Juk.doc
Не оборачиваясь, он машет мне рукой.
эф: извини если что
Эф
— Мне холодно, — говорит Эф. — Не стоит мне больше спать на снегу.
Он плохо выглядит. Хуже, чем два дня назад. Тогда мне даже показалось, что отек начал потихоньку спадать, но, наверное, я просто не разглядел при плохом освещении — у меня были только восковые вонючие свечи, раздобытые в «Мегаполисе». Теперь, когда я наконец приладил к решеткам рождественскую гирлянду с крошечными чудо-солнышками и клетка захлебнулась золотистым сиянием, смотреть на него просто страшно.
Правый глаз заплыл почти полностью, левый кровавой щелкой мерцает в складке синюшных век, как моллюск в приоткрывшихся от жары створках раковины. Его волосы слиплись от пота, крови и гноя в смешной хохолок, губы высохли и растрескались. Он не ел и совсем не пил витакомплекс, который я ему оставлял: белая бутылочка и пакетик с сухой едой остались нетронутыми. Гематома расползлась по лицу неровным пятном — точно сок от раздавленных внутри черных ягод, просочившийся через кожу. Сама рана — вверху лба, ровно по центру — выглядит не так уж и плохо и как будто бы заживает… Но от нее идет плохой запах. Запах гнилого сыра.
— Обработаем рану, — говорю я, раскрывая аптечку.
— Не надо. Просто приложи к ней немного снега.
— Сейчас лето, Эф.
Он слабо усмехается сухими губами:
— Кого ты пытаешься обмануть, Цербер? Тут все в снегу. Ты сам стоишь по колено в сугробе.
В первые пару дней он скулил от боли и часто терял сознание, но в остальное время мыслил более-менее ясно. Теперь он бредит почти постоянно. Он принимает меня за Цербера. В редкие моменты просветления интересуется, кто я и где мы, но не может сосредоточиться на ответе.