– Кончай лакать, сотник. Вином горя не зальешь.
Я медленно поднял на него глаза. Бродяга сосредоточенно жевал. Вот сейчас…
– Нет, не рубанешь. Надо поговорить. Не здесь. Расплатись – и идем.
Мы остановились на том самом месте, где я встречался с Лаик. Бродяга почесался и уселся прямо на землю.
– Ты – урод, – без предисловий заявил он.
А я смотрел на него сверху вниз, и мне все казалось, что смотрю я на него снизу вверх… Откуда?..
– Знаю – и все, – захихикал бродяга. – Да ты садись, садись, в ногах правды нет. Ничего в ногах нет – ни правды, ни кривды, да и держат они тебя неважно…
Тут я действительно почувствовал головокружение и торопливо опустился рядом.
– Ну что, парень, нашел мать-смертушку, или разошлись в переулке? – Бродяга вздернул верхнюю губу, и сморщенное лицо его покрылось паутиной веселых лучиков.
– Да нет пока, – покосился я на смешливого собеседника, – но найду, ты уж не сомневайся…
– Олух, – спокойно сообщил мне бродяга. – Вот уж воистину… И ее не вернешь, и сам сдохнешь зазря, – уяснил, или повторить?!
– Кого – ее?! – Я впился глазами в его лицо, но на нем ничего нельзя было прочесть.
– Разве трудно догадаться, что ты по девушке своей сохнешь?
Я промолчал. Наверное, легко.
– Ну, парень, раз уж жизнь тебе не дорога, то и употребить ее можно с куда большей пользой, чем героически отдать концы в занюханном притоне.
– Очень заманчиво. И куда ж ты употребить ее надумал, жизнь мою-то, варк меня заешь?!
– Вот именно туда и собираюсь.
– Куда – туда?
– К варкам хочу тебя отправить. И настоятельно советую. Любить варка – это вы все мастера, а вот как насчет непосредственно?..
– Где она?! – Жуткая, невероятная, кричащая надежда вспыхнула вдруг во мне.
– У себя. Лежит, где положено.
– Ее… убили?
– Не говори ерунду. Убить Не-Живущую… Но встать она больше не может.
– Почему?
– Тяжелое Слово на ней.
– Заклятие?
Он молча кивнул.
– Кто? – тихо спросил я.
– Ого! Ты еще и мстить собираешься! Ну, этих-то тебе не достать… Сами варки и наложили Слово, Верхние; а ты что думал – люди?! Таков Закон, парень.
Я резко встал. И увидел то, что ожидал увидеть. Вернее, не увидеть. У бродяги не было тени.
– Да, – спокойно ответил он. – И я хочу открыть тебе Дверь. Но не надейся, парень, – ее ты забудешь. Не для того зову тебя. И вместо одной, последней твоей жизни я дам тебе Вечность.
– Это ты, мразь, ты наложил на нее заклятие! Ты!.. А теперь и меня заполучить хочешь?! Умри, падаль!..
Меч прошел сквозь него, но он не обратил на удар никакого внимания – пальцы бродяги стальными обручами сомкнулись на моих запястьях. Я рванулся – но это было все равно что пытаться разорвать кандалы.
– Я мог бы сделать это силой. Прямо сейчас, – сухо сказал варк, – но я не хочу. Ты должен сам. Понимаешь – сам! А меч свой спрячь. Во-первых, не понадобится, а во-вторых, не поможет.
Он отпустил меня.
– Пойми, парень, я не хочу зла тебе. Я хочу открыть тебе Вечность. А Лаик… я ничего не могу обещать. Таков Закон.
Мы помолчали. Он выглядел усталым и опустошенным. И мне вдруг стало стыдно, что я обидел его, убить хотел…
Обидел варка?! Да, обидел.
– Прости меня, варк. Я не хотел…
– Знаю. И все же подумай о моих словах.
– Прощай, варк.
– Прощай. Прощай, хороший мальчик…
И он скрылся в темноте.
…Стена. Хрупкая иллюзия, отделяющая жестокий мир Девятикратно живущих людей от жестокого мира бессмертных Hе-Живущих варков. Бессмертные берут к себе, а чаще убивают Живущих, те, в свою очередь, убивают Не-Живущих; но люди еще и убивают друг друга, а варки накладывают заклятия на своих… Да плевал я на них на всех, вместе взятых!.. – если бы…
Передо мной выбор из двух проигрышных карт – остаться человеком, навсегда потерять Лаик и вскоре сдохнуть в глупой уличной драке; или стать бессмертным варком, пьющим человеческую кровь, – и потерять Лаик, а заодно и все человеческое…
Хороший выбор. Одна карта стоит другой. Ни по одной из этих карт я не выигрываю Лаик.
Нечет
Но вечером… О, как она страшна,
Ночная тень за шкафом, за киотом,
И маятник, недвижный, как луна,
Что светит над мерцающим болотом!
…Долго и придирчиво разглядывал маленький лысеющий человек бокал с вином, и багряный отсвет закатом дрожал на его остановившемся лице.
– Нет, Эри, – наконец сказал он, – я не держу дома таких книг. Я не знаю, зачем офицеру Серебряных Веток понадобился «Трактат о Не-Живущих», но я порекомендовал бы любопытному офицеру отправиться в нижние хранилища дворцовой библиотеки. Я стар, Эри, но память моя цепко держит многое, и я помню, хорошо помню глаза солдата с твоим именем, многие годы назад спросившего тот же самый трактат у моего отца; я был при этом, сотник, у нас, в роду Шоров, все вскормлены книжной пылью, – и, когда солдат со взглядом мудреца и убийцы сказал моему отцу о Слове Последних, я второй раз в жизни увидел архивариуса Акаста Шора бледнеющим. Первый раз был при пожаре библиотеки.
Вскоре солдат пропал, и люди говорили, что он убил своего капрала. Навсегда. И при странных обстоятельствах. Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать тебе сегодня.
Огромный пес недовольно заворчал, когда пальцы высокого сотника перестали поглаживать его густую шерсть.
– Спасибо, Шор, – сказал сотник. – Спасибо. Ты сдал мне третью карту.
Лист пятый
Ломаные линии, острые углы.
Да, мы здесь – мы прячемся
В дымном царстве мглы.
…колоколов. У Герда начало стремительно проваливаться сердце.
– Вот он, брат Гупий.
Герд вскочил.
– Не туда, – сказал хозяин.
Быстро провел их через комнату в маленький темный чуланчик. Повозился, распахнул дверь, хлынул сырой воздух.
– Задами, через заборы – в поле, вдоль амбаров, – сказал хозяин. – Ну, может, когда свидимся…
Первым добежал брат Гупий. Подергал железные ворота амбара – заперто. Ударил палкой.
– Здесь они!
Створки скрипнули. Вытерев брюхом землю, из-под них выбрались два волка – матерый, с широкой грудью, и поменьше – волчица.
Брат Гупий уронил палку.
– Свят, свят, свят…
Матерый ощерился, показав частокол диких зубов, и оба волка ринулись через дорогу, в кусты на краю канавы, а потом дальше – в поле.
Разевая рты, подбежали трое с винтовками.
– Где?!.
– Превратились, – стуча зубами, ответил брат Гупий. – Пресвятая Богородица, спаси и помилуй!.. Превратились в волков – оборотни…
Главный, у которого на плечах было нашито по три серебряных креста, вскинул винтовку. Волки бежали через поле, почти сливаясь с серой и сырой травой. Главный, ведя дулом, выстрелил, опережая матерого. Потом застыл на две секунды, щуря глаза.
– Ох ты, видение дьявольское, – мелко крестясь, пробормотал брат Гупий. – Ну как ты, попал?
Главный сощурился еще больше и вдруг в сердцах хватил прикладом о землю.
– Промазал, так его и так! – с сожалением сказал он.
Было видно, как волк и волчица, невредимые, серой тенью проскользнув по краю поля, нырнули в…
III. Опальные ангелы
Чет
Звук неясный,
Безучастный,
Панихиды нам поет:
Верьте, верьте
Только смерти!
Чет и нечет! Нечет, чет!
Быль. Бархатная тишина дворцовой библиотеки перекатывала на беззубых деснах звук моих шагов, и я то и дело останавливался, вслушивался и шел дальше. В конце концов, никто не запрещает офицеру Серебряных Веток копаться на досуге в старинных манускриптах… Как вам, составители Устава, нравится подобное сочетание: глянец сапог и труха библиотек?.. Никак.
Пыль. Грозящие рассыпаться в прах свитки, боящиеся неумелых пальцев, коричневый пергамент, перехваченный истлевшей кожей шнурков, латунь узорчатых застежек, сафьян переплетов – кто разбирает муравьиные письмена, кто тревожит покой шелестящих мертвецов?.. Случайно зашедший советник? Один из Вершителей, освежающий в памяти давно забытый закон? Сумасшедший старик архивариус – тишина, сумрак, пыль. Могила слов.
…Умели все же предки делать хорошую тушь – высохшая охра страниц и ровные, празднично-яркие буквы…
«О Не-Живущих». Вот оно.
«…тени не отбрасывают, хоть и не прозрачны для взгляда человеческого; и доподлинно известно, что в зеркальном стекле не дают…» – не то! Это я и сам знаю.
«…и пока Враг силы не набрал, то сок жизненный брать может лишь из родных своих и из любимой своей, а посему надлежит незамедлительно…» – дальше, дальше!.. Не то. Знаем, читали Устав. Незамедлительно, положенное число раз и до полного… Не то.
«…острием крепким и острым, из дерева Трепетного созданным; а также людским оружьем серебряным и никаким более. А пронзив им сердце Не-Живущего и в ране оставив…» – пронзив, стало быть…
Не то.
«…и не дает Тяжелое Слово выйти демону из могилы, но не успокоит вечного в темнице его, и нет ему успокоения. Мудрецы земные и немногие из Восставших способны на плечи принять тяжесть знания заклятий, но не нам, согбенным над письмом, приводить в труде сем ключи к ужасу древних.
Снять же заклятие с Не-Живущего способна лишь живая кровь человеческая, но не может он выйти за ней, а сам человек не придет к Врагу, и мука змеей сдавливает остановившееся сердце, и…»
Я захлопнул книгу. То.
…Умирающая лошадь захлебывалась пеной, силясь приподнять голову, заглянуть в глаза человеку, убившему ее, – мы славно скакали, лошадь, топча гравий, траву, головы рисковых оборванцев с цепами и вилами, мы топтали их разменные жизни – одной больше,