– Считайте, вам повезло, – объявил хозяин кабинета и протянул ей визитку.
«Всеволод Ильич Чалый, главный редактор журнала «Родные просторы» – прочла Вера на карточке.
– Что вы хотели? – сухо спросил Чалый, бросив сочувственный взгляд на прозрачную папку в руках женщины. – Только по возможности кратко, у меня мало времени.
– Меня зовут Вера Сергеевна, – робко представилась посетительница, – я немного пишу… В общем, я принесла несколько своих рассказов – вдруг они подойдут для вашего журнала?
– Вы печатались где-нибудь до этого?
– Нет.
– Ясно, – главный редактор понимающе качнул головой. – А «Родные просторы» читаете регулярно?
Вера смутилась. Журнал она, конечно, знала – работая в театре, просматривала иногда, но всегда предпочитала книги. Так и не дождавшись ответа, редактор задал новый вопрос:
– Кого из верхнедонских писателей и поэтов вы знаете?
– Рудольфа Семечкина, – ответила Вера, запнулась и покраснела.
– Ясно, – повторил Чалый. – Ну что ж, давайте сюда ваши рукописи, только учтите, я ничего не обещаю. Посмотреть смогу не раньше июня. Это в лучшем случае.
– Спасибо большое, – Вера бережно протянула через стол прозрачную папку. – Я готова ждать. Я столько лет ждала, что потерпеть ещё несколько недель для меня несложно, – сердце Веры гулко ухнуло в пустоту.
Чалый вновь окинул усталым взором просительницу и спрятал рукопись в ящик стола.
Глава 20. Весна в Пчельниках
Вторую неделю Вера нестерпимо мёрзла. Не помогала ни подаренная Лидиной тёткой пуховая перина, ни толстое верблюжье одеяло, ни спальный мешок. Выстуженный за зиму дом больше походил на сумрачный склеп. Он оказался частью фамильного имения графов Ольденбергов и был списан из реестра исторического наследия ввиду своей малости и незначительности. Заброшенный и всеми забытый, он пустовал много десятков лет – тем удивительнее было присутствие в нём предметов графской мебели, странным образом сохранившихся в необитаемом строении. Мутное от времени зеркало в резной, чёрного дерева раме, стул, обитый выцветшим шелком, и громоздкий, запертый на ржавый замок сундук. Ещё были разнокалиберные чугунки, которые Вера выгребла из-под печи вместе с хлопьями паутины, и настоящая кочерга.
Первое, что видела Вера, просыпаясь по утрам, был пар от её собственного дыхания. Когда она попыталась однажды растопить старую печь, клубы едкого дыма тотчас заполнили комнату. Пришлось открывать настежь окна и двери – с трудом накопленное тепло улетучилось. К счастью, электричество в доме имелось. И Вера грелась чаем с мёдом, запасенным ею в стратегических количествах. Правда, когда она включала чайник, лампочка под потолком меркла и нервно пульсировала, угрожая в любой момент погаснуть. Воду Вера возила на тележке из единственного уцелевшего колодца на другом краю села. Кто бы мог подумать, что жизнь на природе вместо желанного покоя и благодати обернётся нескончаемой чередой бытовых забот и проблем, большая часть которых была ей не по плечу. Но что делать – надо было как-то обживаться.
Туманов перевез Веру Сергеевну вместе с её нехитрым скарбом в начале апреля, выделив под это рабочий день, театральный фургон и пару рабочих. По дороге он вновь взывал к Вериному здравомыслию, но тщетно. Впрочем, иного он от неё и не ждал. Алексея Юрьевича глодало чувство вины перед немолодой, непрактичной, не приспособленной к сельской жизни и одиночеству бывшей супругой. Оно и заставляло идти на поводу её странностей. Когда уколы совести становились особенно болезненными, он спрашивал себя: в конце концов, разве сам он не имел право на личное счастье? Разве не содержал исправно все эти годы семью? Не обеспечил детей отдельным жильем и стабильным будущим? Разве не предлагал он упрямице остаться в городе? Что самое неприятное – Туманов никогда не слышал от Веры ни слова упрёка, не видел на её лице ни тени обиды. Это делало его терзания ещё более мучительными.
– Если надоест – звони, не стесняйся. Как привезли, так и отвезем обратно в город, – шутил Туманов, с жалостью глядя на бывшую жену – рассеянную чудачку в нелепых резиновых сапогах.
– Спасибо, Лёша. Надеюсь, этого не случится, – вымученно улыбалась она в ответ.
– Ну как знаешь, – Алексей Юрьевич махнул рукой и скрылся в урчащем чреве служебной машины.
Весна тем временем набирала обороты. Щедрое на тепло апрельское солнце отогревало простуженный дом, и вскоре Вера могла уже снять толстые шерстяные носки, в которых спала по ночам. Окна линзами собирали солнечные лучи. Ноздреватые сугробы плакали в тени, забиваясь грязными клочьями под крыльцо, под вросшую в землю телегу, но и там их настигали палящие стрелы.
Однажды Вера задумала расширить границы освоенного ею пространства и отклониться от привычного маршрута: дом – колодец – озеро. К тому времени она была уже не одна. Пёс, которого Вера встретила в первый свой приезд, стал ежедневно наведываться в гости, пока окончательно не обосновался под лавкой в перевёрнутой на бок старой бочке. Женщина не возражала. Имя она придумала со смыслом – «Диоген», и лохматый пришелец радостно принял его, будто всю жизнь только так и звался.
…Весенний лес сочился светом. Заливались птицы. Сквозь прелую листву пробивались тугие стрелки первоцветов. Неистово шумевший по дну оврага ручей доживал краткий срок полноводья. Диоген бежал впереди и принюхивался к острым запахам весны, то сворачивая в кусты, то скрываясь в канавах. Когда убегал слишком далеко – терпеливо поджидал хозяйку, замерев с поднятой вверх лапой. За изгибом дороги Вера обнаружила старую обезглавленную берёзу, почерневшая её верхушка валялась на земле. Она подошла к дереву, прижалась щекой к шершавой коре и прикрыла глаза. В недрах дряхлого, изувеченного жизнью ствола женщина услышала ликующий весенний гул: молодые берёзовые соки радостно устремлялись вверх – к уцелевшим веткам, набухшим почкам. Жизнь продолжалась…
Пёс насторожено рявкнул. Открыв глаза, Вера заметила человека с ружьем, бесшумно ступавшего среди стволов. Поравнявшись с берёзой, он замедлил шаг:
– Доброго здравия! Не заблудились ли часом? – перед ней стоял поджарый старик с окладистой бородой.
– Да нет, всё в порядке, – храбро ответила путница, – я теперь здесь живу неподалёку.
– Вот как? – старик вскинул седые брови. – Последние лет тридцать люди только и делают, что уезжают отсюда. А чтобы приезжали жить – такого не припомню! И давно вы здесь?
– Не очень, – смутилась Вера, – вторую неделю.
– Ну, это вы не живёте! Вы, верно, гостите? У кого же?
– Я из города сюда переехала. Живу в Пчельниках, – упрямо повторила женщина, – у озера.
– Неужто в графском доме поселились? – в глазах старика отразилось уважение.
– Там.
– С кем же?
– Одна.
Человек с ружьем протянул Вере мозолистую ладонь:
– Тогда будем знакомы: Тихон Егорович, можно просто дед Тихон. А вас как величать?
– Вера.
– Ну, Вера, удивили вы старика.
– Чем же?
– Да всем! И что по лесу гуляете в такое время – не грибное и не ягодное. И что из города переехали. И что живёте здесь одна. Хотя, – он взглянул на лохматого пса у ног, – вижу уже не одна, – старик потрепал Диогена за ушами, тот тоненько взвизгнул от удовольствия. – Что ж, обустраиваться вам надо. Есть ли кому помочь?
Женщина отвела взгляд. Дед Тихон нахмурился и понимающе кивнул.
– Знаю, колодец там давно пересох – чистить нужно. Сами ведь не справитесь?
Вера отрицательно мотнула головой, порывисто вздохнула и неожиданно для себя всхлипнула, тронутая заботой незнакомого старика.
– Ну-ну, будет вам! Завтра мы с внуком приедем, колодец прочистим. Как же без воды? – он поправил картуз и перевесил ружье на другое плечо. – И вот ещё что: на днях я еду в Казачий Стан, тут недалеко. Могу взять с собой. Надо знакомиться с людьми, одной тут – ох, как тяжело!
– Спасибо вам, – в который раз повторила женщина, – спасибо за всё!
– Пока ещё не за что, – старик ласково улыбнулся и положил суковатую руку ей на плечо. – А вы молодец, Вера – на такое решились! Может, когда при случае и расскажете – почему? – и пошёл дальше своей дорогой.
А Вера пошла своей.
***
…Сивая в яблоках лошадь шумно всхрапывала, гремя удилами. Вера сидела рядом с возничим в застеленной соломой телеге. Сбоку, вывалив розовую тряпку языка, трусил Диоген. Тихон Егорович курил. Вера смотрела по сторонам, потом на себя со стороны и никак не могла поверить в реальность происходящего. Иногда жизнь в Пчельниках казалась ей театральным действом, иногда – результатом погружения в целительный медикаментозный сон, по выходе из которого её ожидали свежая голова и ясность мыслей. Но это был не сон и не спектакль, а теперешняя её жизнь, полная деревенских хлопот и сермяжных истин. Вечная мерзлота в пустом отсыревшем доме. Вечная мерзлота в душе. Ледяные пальцы, ненадолго отогреваемые о кружку с чаем… Хорошо, что теперь появилась вода под боком. Дед Тихон не обманул: весь день вдвоём с внуком провозились они у колодца. Вручную бурили, чистили, вываливали в яму вязкую гущу. Заново сделали сруб, приладили крышку, намотали цепь. И безнадёжно пересохший, засорённый источник дал воду! После того как вычерпали десяток-другой ведер, привкус тины ушёл. Вскипятили чайник, заварили чабрец. Вкусно!
– Погоди, Вера, я к тебе Николая пришлю, а то не ровен час – сгоришь со своей проводкой! – хмурился Тихон Егорович, глядя на мигающую под потолком лампочку.
Кроме электрика Николая старик обещал свести её с печниками из Казачьего Стана, своей невесткой Катериной, непревзойденной мастерицей по плетению лозы, и закадычным другом Иваном Лукичом. Вера смущённо принимала помощь старика, ломая голову, чем же его отблагодарить? Денег он не брал. Зато охотно чаёвничал вместе с ней. Он вообще любил самоварные посиделки, делаясь в такие минуты особенно словоохотливым.
Вот и сейчас, зайдя в избу атамана Черпака, первым делом попросил чайку с дороги.