Вера шагала всё дальше. В голове её хозяйничала водная стихия. Привычным прибоем накатывали волны воспоминаний, размеренно текли насущные мысли о благоустройстве дома, время от времени всплывали идеи будущих сюжетов, меткие фразы, точные слова. Под ними струились тайные глубоководные размышления. Одно из них вдруг вынырнуло на поверхность и повергло Веру в шок своей обезоруживающей прямотой: Господи, да что ж это? – пятый десяток на исходе, а она думает… о любви?! Вот именно! Скрывшись ото всех в глуши, Вера, как она только что про себя поняла, хочет избавиться от одиночества. Нет, не так. Она желает не просто избавиться от одиночества, а впустить в свою жизнь особенного человека. Лишь бы кто ей не нужен! Более нелепой ситуации трудно себе представить. Только подумайте: женщина, страдающая от пустоты и одиночества, скрывается в чаще леса, где не то что особенный мужчина, но и вообще живая душа вряд ли встретится! Но такова она – наша героиня. И конечно, проще всего посмеяться над нею или пожалеть – кому как. Однако жалость или усмешка вряд ли заставили бы Веру отречься от сделанного только что открытия.
Между тем небо заволокло облаками. Ясный день нахмурился. В верхушках деревьев зашелестел ветер. Вера зябко поёжилась и наглухо застегнула куртку. Оглянулась по сторонам в поисках пса. Интересно, куда подевался Диоген? Отстал? Убежал домой? Это совсем на него не похоже. Без верного лохматого спутника женщина почувствовала себя ещё более одинокой и беззащитной. Стрекотанье и щебет исчезли, а вместо них Веру со всех сторон окутала вязкая тишина. Где она сейчас? Почему земля вокруг мокрая? Что за жижа хлюпает под ногами? Вера опустила глаза и увидела, что ноги её утопают во влажном ковре из бурого мха. Сандалии потемнели от сырости. Перед ней расстилалось старое болото. Угрюмое и древнее, оно равнодушно взирало на Веру выпуклыми жабьими глазами. Торчащие из мшистых кочек чахлые деревца, царапаясь корнями, отчаянно цеплялись за жизнь. Коварная топь пряталась под тонким слоем дёрна и переплетённых корней, вздыхала и охала, тоже жалуясь на одиночество и пустоту. Острое чувство опасности охватило Веру от макушки до мокрых пальцев ног. Надо срочно возвращаться. Но куда идти? Обычно Диоген легко находил дорогу назад, стоило только скомандовать «домой!». Вера достала из кармана компас – его стрелки как сумасшедшие вращались вокруг своей оси, ни на секунду не останавливаясь. Что за ерунда? Она точно знала, что двигаться нужно на юго-запад, но что делать, если прибор неисправен? Или… Её осенила страшная догадка: всё правильно, об этом предупреждал Иван Лукич. Аномальная зона – и ничего с этим не попишешь. И права Лида: она, Вера, тоже аномальная, потому что имеет обыкновение влипать во всякие аномальные истории. Неприятный холодок пронизал женщину – она вспомнила злоключения графа Георга, описанные в его дневнике. А что, если её никто не хватится? Вдруг она застрянет во времени? Канет в вечность? Утонет в трясине? А если выйдет дикий вепрь? Или явится пернатый чревовещатель и такого ей наговорит? Вдруг она сойдет с ума, как пропавший геолог? Или, чего доброго, повстречает того, другого, превратившегося давным-давно в лешего? Да где же, чёрт возьми, Диоген?
– Диоген! – что есть мочи крикнула Вера.
С верхушки старой ели посыпалась сухая хвоя. Зыбкое эхо слабо оттолкнулось от бурых кочек и увязло в трясине. На глаза навернулись слёзы. Заблудилась! И телефона как назло с собой нет. Страх, растерянность, досада на неисправный компас, исчезнувшего пса и собственную безалаберность уступили место глухой тоске.
Напуганная Вера не сразу заметила, как со стороны поваленной осины появилась старуха с корзинкой. Она уверенно двигалась по невидимой стёжке, изредка останавливаясь и выуживая из влажной земли коренья. Бережно очищала их от грязи, складывала в своё лукошко и снова шла, с каждым шагом приближаясь все ближе к остолбеневшей Вере. Картина выглядела настолько естественной, словно гуляющая по болотам старушка была много раз виденной, привычной частью пейзажа. Но только не для Веры.
– Ой, как же хорошо, что я вас встретила! – обрадовалась она живой душе, позабыв даже поздороваться.
Старуха поправила сбившуюся косынку и внимательно оглядела женщину с ног до головы.
– Заблудилась? – спросила строго.
– Угу.
– Здесь многие теряют дорогу, – старуха глубокомысленно покачала головой, – а откуда пришла?
– Из Пчельников.
– А я из Бирюков. Болото как раз посередине. Ну, пошли что ли? – и двинулась вперёд.
Перед женщинами, как по мановению волшебной палочки, выткалась плотная тропинка – и как Вера её раньше не заметила?
– Как звать-то тебя? – не оборачиваясь, спросила старушка.
– Верой.
– А меня бабой Дарьей можно, – она обернулась, и Вера увидела ясные серые глаза, полные ума и живого участия.
Эта старуха была совсем не похожа на уютных деревенских бабушек, проживающих в округе. Высокая, вровень с Верой, сухая и строгая, она походила скорее на сельскую учительницу. Тяжёлая серебристая коса была уложена замысловатым узлом на затылке и покрыта тонкой косынкой. Руки, как у пианистки, с длинными точёными фалангами испачканы в земле. Корзинка – точь-в-точь музейный экспонат из зала первых чернавских поселенцев. В ней – корешки с подсохшими разводами грязи. А юбка – абсолютно чистая, будто только что из сундука. Не говоря уже о светлой блузе, торчащей из-под плюшевого жакета, – кто наденет такое в лес по болотам?
Почувствовав спиной Верин взгляд, баба Дарья повернулась к ней с улыбкой:
– Что, не похожа я на местную жительницу?
– Нет, – смущённо призналась женщина.
Старуха легонько коснулась подбородка Веры, заглянула ей в лицо и кивнула, словно утвердившись в какой-то своей мысли:
– Ты тоже не очень!
Тропинка выбралась из болота и стала шире. Женщины пошли рядом.
– Вполне себе подходящее занятие для бывшей учительницы биологии, правда? – баба Дарья указала на лукошко с кореньями. – Это сабельник болотный. Нужно успеть собрать до начала цветения.
– Я почему-то так и подумала, что вы учительница, – с облегчением вздохнула Вера. – Неужели в Бирюках есть школа?
– Была когда-то. Но я работала совсем в другом месте, – старуха поправила косынку и покосилась на спутницу. – А чем занимаешься ты, Вера?
Женщина задумалась. Простой вопрос поставил её в тупик. Назваться писательницей? Но какая же она писательница, если не напечатала ни одного рассказа, не выпустила ни одной книжки. Сказать, что переехала недавно в Пчельники и обустраивается на новом месте? Вряд ли это можно назвать серьёзным занятием. Признаться, что пытается начать новую жизнь? Что отчаянно сражается с пустотой? Смешно говорить об этом первой встречной…
– Ладно, не говори, – разрешила баба Дарья, увидев её замешательство, – послушай лучше меня, – она перехватила корзину в другую руку. – Рано или поздно каждый человек подходит к важному перекрёстку. К отметке, у которой следует остановиться и свериться с картой судьбы, осмыслить пройденный путь. Этот перекрёсток называется зрелостью. У кого-то она наступает раньше, у кого-то позже, у кого-то вовсе не наступает, и человек так до последних своих дней толком и не понимает: зачем, для чего он жил?
Вера внимательно слушала старуху, вышагивая по змеистой тропинке и уперев взгляд книзу. Рядом колыхалась синяя юбка бабы Дарьи.
– Ты счастливая, Вера, потому что стоишь сейчас как раз на этом перекрёстке.
– Что?! Счастливая? Но я совсем не чувствую себя счастливой, – горько возразила женщина. – Я стою одна на этом перекрёстке, и не знаю, что мне делать дальше, как жить.
– Узнаешь со временем, наберись терпения. А пока нужно просто ждать. Ждать и верить. Верить и любить.
– Но всё это настолько абстрактно… Мне сорок семь. Чего мне ещё ждать? Во что верить? Кого любить?
– Да хотя бы саму себя!
– Себя?
– Да, себя. А что тут удивительного? Правда, прежде надо саму себя отыскать.
– Но вот она я, – неуверенно произнесла Вера, протянув обе руки навстречу спутнице.
Та только рассмеялась в ответ, окончательно сбив её с толку.
– Хочешь, я расскажу тебе сказку? – неожиданно предложила старуха.
…Однажды ты встретишь человека, который полюбит тебя. Но случится это после того, как ты повстречаешь… саму себя, не раньше и не позже. Сначала ты найдёшь ту девочку, которой когда-то была, потом – ту девушку, что мечтала о любви и верила в чудо. Отыщешь ту женщину, которую когда-то потеряла. Ты удивишься, как она красива и естественна, как мудра и талантлива, как мечтательна и добра. И ты полюбишь её всем сердцем. А потом её увидит и полюбит другой человек…
Когда ты его встретишь, то поначалу можешь не узнать и даже испугаться, но потом увидишь неуловимо знакомые черты, заметишь искры, вспыхнувшие в его глазах в ответ на твою улыбку. Что-то родное почудится тебе в его голосе, в жестах… что-то забытое, из детских снов, из девичьих грёз… а может, из книг или струящейся музыки ветра… Эта случайная встреча разбудит твою тоску, к которой ты так привыкла… что почти перестала замечать… Она всколыхнет эту непонятную, неодолимую пустоту, живущую в глубине… И ты захочешь вернуть… вернуть то, что дано тебе по праву рождения. Это твоя первозданность. Твоя женственность, не зависящая от прожитых лет. Твоя истинная суть, спрятанная под спудом жизни – зарытая, замурованная, погребённая заживо… Ты откопаешь её, бережно очистишь от грязи, отряхнёшь от обид и невыплаканных слёз. И предъявишь её миру как самое драгоценное, самое дорогое, что у тебя есть. С этого мгновения ты уже не сможешь быть другой. Ты не сможешь больше сопротивляться, потому что в тебе оживёт любовь. И она вытеснит пустоту.
Со временем ты увидишь себя всю целиком… свою красоту и изъяны, силу и слабость, святость и греховность. И ты примешь себя любую. Секрет в том, что встреченный тобою человек будет любить тебя именно такой, какая ты есть, и одновременно предъявит к тебе высочайшее требование: оставаться собой. Но чтобы оставаться, нужно сначала быть. Сохранить можно лишь то, чем владеешь… поделиться тем, что имеешь… Всё возможно. Возможно и это… но лишь после того, как ты отыщешь и полюбишь себя сама… Не раньше и не позже…