Вера кивнула.
– Так что не придётся ничего выдумывать. Берите тему и пишите! Я предлагаю вам реальную работу, Вера Сергеевна, – Ведерникова пристально посмотрела ей в лицо.
Где-то далеко, за ширмой гудела ярмарка. А здесь в капсуле тишины были слышны лишь тихое дребезжание чашки о блюдце и глухие удары сердца.
– Писать на заказ? – с трудом выговорила Вера.
– А что тут такого? Писатель – он вообще-то пишет для людей. Считай, что на заказ. И будут читать его лишь в том случае, если он угадает запросы этих самых людей. А тут и угадывать ничего не нужно: за вас всё давно отгадано. Остаётся только использовать ваши умения, навыки, способности, ваш талант, если хотите, чтобы имеющийся запрос удовлетворить. Издательство в этом случае не рискует, вкладывая немалые деньги в неизвестного автора, и автор не рискует ошибиться. Вы ведь не хотите писать в стол?
– Нет.
– Ну вот, видите, – издательница с лёгким раздражением смотрела на задумчивую собеседницу, – так что же вас смущает?
– Я… я не знала, что так можно. Просто никогда об этом не думала раньше, – Вера не выпускала из рук хрупкую чашку с остывшим чаем.
– Так подумайте! – нетерпеливо повысила голос Ведерникова. – Только имейте в виду, уговаривать я вас не буду. Меня, честно говоря, удивляет ваша реакция. Любой неизвестный автор, тем более в вашем возрасте, – дама, подняв бровь, окинула критическим взглядом гостью, – почтет за удачу получить такое предложение от серьёзного издательства.
– Я вам очень признательна, – поспешно заверила её Вера.
– Ладно. Даю вам на размышление две недели. Вот моя визитка, – издательница протянула карточку, – о своём решение сообщите мне лично. Телефон там указан.
Анна Андреевна поднялась.
– Спасибо, – чуть слышно пролепетала Вера и покинула стерильный офис в полном смятении.
Что же делать? Ей совсем не хотелось утолять потребности читательниц «Фемины», так далеко отстоящие от её собственных интересов. Писать на заказ? Отказаться от своих замыслов? Стать второй Ветлицкой? Нет, это не для неё. Но и вливаться в ряды «независимых писателей» – тех, что видела она на задворках выставки, Вера тоже не собиралась. Работа с издательством сулила деньги, и вполне приличные. Ведерникова вручила ей типовой контракт, в котором чёрным по белому была прописана сумма гонорара и условия оплаты: аванс можно получить сразу же после заключения договора. «Фемина» брала на себя все хлопоты по продвижению книги, организацию встреч с читателями и вообще снимала с автора всю рутину. Но и от Веры требовалось немало: минимум две книги в год в чётком соответствии с графиком, с особым регламентом согласований. Ведерникова утверждала, что ничего страшного не случится, если пару лет Туманова поработает по готовым темам, зато потом, когда имя её станет известным, сможет себе позволить писать о чём угодно. «Если захотите», – добавила Анна Андреевна, уверенная в том, что Вера не захочет. Есть и другой вариант: писать под чужим именем. Ради денег? Только ради денег…
Со стороны стенда, где шла презентация кулинарной книги рок-звезды, повеяло дразнящими ароматами, Вера вспомнила, что с утра ничего не ела и свернула в кафе. Заказала блинчики с чаем и села за единственный свободный столик у окна. Завтра ей возвращаться домой. Домой… Она отметила про себя, что при упоминании слова «дом» впервые вспомнила не городскую квартиру, а свой домик у озера.
Гул, состоящий из голосов, покашливаний, смеха, телефонных звонков и звяканья посуды заполнял пространство тесного кафе. Посреди зала в нерешительности замер пожилой господин с кустистыми бровями. Был он одет в чёрный не по сезону костюм и вид имел растерянный. В одной руке человек держал дымящуюся чашку, в другой тарелку с пирожком, под мышкой зажимал толстую книгу. Сесть ему было некуда, и Вера жестом пригласила его за свой столик. С трудом протиснувшись между компанией критиков и шумной делегацией китайских писателей, старик поставил посуду на стол, а книгу положил рядом на подоконник.
– Благодарю вас, – произнёс он скрипучим голосом, садясь напротив Веры.
– Не за что, – ответила женщина, украдкой разглядывая старика.
Было в нём что-то птичье: мелкие зоркие глазки под зарослями бровей, длинный, смахивающий на клюв нос, всклокоченный седой хохолок, нелепый разворот головы на короткой шее. Сухие руки в узоре из набухших вен заканчивались когтистыми пальцами, ловко отщипывающими кусочки пирога. От пальцев внимание Веры переместилось к лежащей на подоконнике книге.
– Гоголь, – поймав её взгляд, пояснил сосед по столику, – «Похождения Чичикова». Редкое издание, прижизненное.
– Мой любимый писатель! – оживилась Вера. – В студенческие годы я даже пыталась ему подражать.
– Правда? Значит, я неслучайно оказался за вашим столиком, – проскрипел господин, его кустистые брови вспорхнули как живые, – думаю, самое время познакомиться. Оскар Маркович Воронец, – представился он, – литературовед, доктор филологических наук, специалист по Гоголю и коллекционер принадлежащих ему вещей – но это уже личное.
– Туманова Вера Сергеевна, начинающий автор, зализывающий раны после неравного сражения с действительностью, – горько пошутила Вера.
Брови Оскара Марковича соединились на переносице.
– И что же, глубоки оказались раны? – осторожно спросил он, пытаясь на глазок оценить степень повреждения.
Вера пожала плечами и отвернулась к окну. Некоторое время оба молчали.
– Если позволите, поделюсь жизненным наблюдением, – доев пирожок, предложил гоголевед. – Ничто так не снижает самооценку и не убивает желания писать, как высоколобые рассуждения искушенных литераторов, пренебрежение критиков, равнодушие редакторов и издателей. А железные аргументы акул книжного бизнеса способны любого, даже самого махрового оптимизма начисто лишить надежды и веры в себя. Не допускайте этого!
– Как же не допускайте, если в конечном счёте именно они всё и решают? – возразила Вера.
– Не всё, уверяю вас! Многое – да, но не всё. Мы живём в такое время, когда массовое искусство стремится быть выгодным: кинофильмы ориентированы на кассовые сборы, музыка на формат радиостанций, книги на кошелёк покупателей. «Конъюнктура» одним словом. Жаркие споры о том, что важнее: коммерческий успех или «сеяние разумного, доброго, вечного» существовали всегда, уж вы поверьте мне! Не затихают они и теперь и не исчезнут никогда… – Оскар Маркович умолк.
– Но как быть мне? Что же делать? – с отчаянием воскликнула Вера.
Старик погладил ладонями столешницу, стряхивая с неё невидимые крошки.
– Писать, – буднично сообщил он. – Основное занятие писателя – писать. Вот и пишите! Пишите, невзирая ни на что. Если желание писать так просто подавляется неудачей вроде отказа в издании или неблагосклонной критики, значит, не так уж оно и велико, это желание. А коли оно невелико, то и говорить не о чем. Почему бы тогда от него не отказаться?
Вера с непониманием глядела на чудного собеседника: то он призывает не обращать внимания на неудачи, а то предлагает от всего отказаться! Но тот взмахнул бровями и продолжил:
– Вы думаете, только вас одолевают сомнения? Ничуть. Взять, к примеру, почтенного Николая Васильевича. Всю жизнь он сомневался, искал, терял веру и снова искал. И публика, поверьте, неоднозначно воспринимала его творения. Немало критических стрел было выпущено в адрес писателя, в том числе людьми, которых Гоголь считал своими друзьями. Цензура безжалостно кроила некоторые из его произведений. И что же? От этого он не менее велик, чем он есть.
– Но это Гоголь! – Веру рассердил неудачный пример.
– Да, это Гоголь, – согласился гоголевед, – но позволю себе заметить: читая и перечитывая классика, вы имеете счастливую возможность не только наслаждаться его творениями как читатель, но и как писатель учиться. Разве нет?
Оскар Маркович взял с подоконника книгу и, полистав, остановился на нужной странице:
– Вот послушайте: «Но не таков удел и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу всё, что ежеминутно пред очами… всю страшную потрясающую тину мелочей… всю глубину холодных, раздробленных повседневных характеров, которыми кишит наша земля… Ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных слёз и единодушного восторга… ему не избежать лицемерно-бесчувственного суда, который отведёт ему презренный угол… отнимет от него и сердце, и душу, и божественное пламя таланта… И всё обратит в упрёк и поношенье непризнанному писателю, без разделенья, без ответа, без участия… Сурово его поприще…»7 – старик отложил книгу и внимательно посмотрел Вере в глаза. – Понимаете, он чувствовал то же, что чувствуете сейчас вы.
Женщина сидела неподвижно, и только кончики пальцев безучастно барабанили по столу. Ей почему-то вспомнился первый литературный опыт – «Зачарованная река», написанная ею за три ночи на втором курсе филфака. Что она тогда понимала? Что чувствовала? О чём мечтала? Прагматичные рассуждения о конъюнктуре и рынке вдруг показались ей плоскими, доводы Ведерниковой неубедительными, а слова Тельцова малозначительными и пустыми.
Словно в продолжение её мыслей Оскар Маркович тихо добавил:
– Писатель создает свой мир. И он описывает его не в соответствии с потребностями рынка или законами бизнеса, а в соответствии со своими внутренними представлениями об этом мире. Не забывайте об этом, что бы вам ни говорили.
Он вытащил из кармана медные часы на гремучей цепочке, откинул крышку циферблата:
– Мне пора, – встал, взял книгу, коротко кивнул птичьей головой: – Всего доброго, Вера Сергеевна, рад был знакомству, – и растворился в гудящей толпе.
Глава 27. Чернавская быль
В то время как Вера, отправленная заботами подруги в столицу, соприкасалась с суровой действительностью, Чернавск переживал не менее драматичные моменты. В третью субботу мая чернавцы по традиции отмечали День района. Праздник был омрачён событиями, всколыхнувшими не только Чернавск, но и всю область. Сначала в прессе появилась скандальная статья под заголовком «Чернавские казаки грозят геологам физической расправой». Разумеется, никаких угроз и тем более расправы не было. Атаман Черпак со своими людьми методично пикетировал районную администрацию и лагерь геологов, требуя остановить не вполне законную деятельность компании «Траст-Никель». Позже к ним примкнули другие чернавцы, жители окрестных сел, но дальше выступлений дело не заходило. До одного случая.