Третий пациент беспокойно ворочался на смятых простынях, прячась от луны под одеялом. Этого доставили сюда на прошлой неделе в буйстве, но спустя пару дней усмирили и перевели из наблюдательной палаты в обычную. И даже разрешили пользоваться (под бдительным оком дежурного санитара) листками бумаги и мягкой шариковой ручкой. «Что с него взять – журналист, это тоже диагноз», – понимающе качали головами медики.
Проворочавшись до трёх часов ночи, Андрей Перцев включил лампу над изголовьем кровати и принялся заносить на бумагу свои бессвязные мысли. Впрочем, почему же бессвязные? То, что его мысли назвали «бессвязными» в эпикризе, ещё ничего не значит. Голова его работала чётко и ясно как никогда.
Первым делом журналист написал обстоятельное письмо профессору Сидоренко, в котором признал убедительными содержащиеся в переданной папке доводы. «Уважаемый Григорий Васильевич! – писал Перцев. – У меня было достаточно времени ознакомиться с материалами по проблеме освоения никеля. Приведённые Вами аргументы действительно свидетельствуют о грозящей региону опасности. С некоторыми из Ваших утверждений мне пришлось столкнуться лично. При поездке в Чернавск у меня отказали часы, мобильный телефон и GPS-навигатор. В результате поломки техники я потерял ориентацию в пространстве и времени и попал в эпицентр урагана, наступление которого не прогнозировалось синоптиками». Написал и задумался. Зачем он всё это пишет? И понял: профессор Сидоренко, пожалуй, был одним из немногих, способных воспринять его признания иначе, чем бред сумасшедшего. Завершив послание учёному, Перцев приступил к следующему письму. Оно было адресовано «на Олений кордон деду Тихону». В нём Андрей просил у старика прощения и признавался в том, что и сам видел Лесную хозяйку, точнее, её тень во время урагана. И теперь не считает его рассказ выдумкой. В постскриптуме покаянного письма Перцев приложил список чернавцев, у которых заочно, через деда Тихона просил прощения. В нем значились: атаман Черпак, есаул Задорожных, казак с кудрявым чубом, баба с кулаками, казачка в жёлтом сарафане, краевед Парамонов, внук лесника Егор и другие чернавцы, часто безымянные, но метко описанные точным пером профессионального журналиста. Сложив лист бумаги вчетверо, Перцев взглянул в окно на полную луну, с любопытством следившую за эпистолярными трудами пациента, и погрозил ей кулаком. Затем взял чистый листок и крупно вывел: «Докладная записка», в уголке приписал имя Орешкина. «Обращаю Ваше внимание на однобокость и необъективность рассмотрения вопроса безопасности освоении никелевого месторождения под Чернавском на Общественном совете. Настоятельно прошу требую включить в состав Совета профессора Сидоренко, а также привлечь к изучению проекта лучших уфологов и экстрасенсов Верхнедонска России. В противном случае полностью снимаю с себя полномочия адвоката никеля, отказываюсь от ведения данной темы и должности начальника отдела. Также оставляю за собой право доложить о сложившейся ситуации губернатору». Бумага закончилась. Тогда журналист оторвал неровный клок от докладной и мелким убористым почерком написал записку Тапочкину, в которой просил друга взять у соседки запасной ключ, найти в столе папку Сидоренко и серую флешку с треснутой крышкой, спрятать всё в надёжном месте и хранить до выписки Перцева из клиники. Он заверял друга в полной своей вменяемости и списывал госпитализацию на подлые происки Клещевского, одержимого идеей занять обещанный Перцеву пост. Уф-ф-ф! Журналист глубоко вздохнул и, не гася света, забылся тревожным сном. Испачканные фиолетовой пастой пальцы продолжали сжимать ручку.
На утренней планёрке ночные письма Перцева тщательно изучал консилиум врачей. Доктора долго качали головами, но пришли к единодушному заключению, что острая фаза заболевания позади и пациенту можно посещать столовую и гулять вместе с другими больными в специально оборудованном больничном парке. Но прежде доктор Глюкин хотел лично убедиться в удовлетворительном состоянии больного.
Путь в кабинет главврача проходил по длинным, белым, похожим на лабиринты коридорам. Казалось, они специально созданы для того, чтобы запутать и окончательно сбить с толку оказавшихся здесь людей. Для верности к Перцеву была приставлена рыжая медсестра-великанша с сильными, красными от физической работы руками.
– Проходите, Андрей э-э-э… Петрович, – пригласил доктор, краем глаза заглянув в карту больного, – садитесь, – он взмахнул белым рукавом в сторону бесформенного кресла, – здесь вам будет удобно, – и отослал провожавшую его рыжую медсестру.
Андрей недоверчиво покосился на вежливого врача и погрузился в необъятные плюшевые просторы, с ловкостью зыбучих песков поглотившие его целиком. Руки помимо воли принялись теребить мягкие, заполненные мелкими горошинами складки. От этого сделалось покойно, и весь сыр-бор показался Перцеву досадным недоразумением, которое вот-вот должно рассеяться.
– Доктор Глюкин, Геннадий Яковлевич, – представился обладатель зыбучего кресла и, не дожидаясь ответа, спросил: – Как вы сегодня спали? Алевтина Степановна говорила, что у вас всю ночь горел свет.
– Письма писал, – хмуро ответил Андрей.
– Вот эти? – в руках Глюкина оказалась стопка листов, исписанных небрежным почерком Перцева.
Журналист узнал бумаги и попытался встать, но цепкая трясина прочно удерживала его в своих плюшевых объятьях.
– Не волнуйтесь, – успокоил его доктор, – все они будут доставлены адресатам. Только сначала ответьте мне, пожалуйста, на несколько вопросов, – заботливые глаза профессора оказались напротив перцевских глаз.
Андрей угрюмо кивнул.
– Вы ведь журналист?
Перцев снова кивнул и отвёл взгляд.
– Стало быть, наблюдательны и дотошны к деталям. Что ж, прекрасно! Думаю, в силу профессиональных навыков вы сможете достаточно точно воспроизвести ситуацию.
Третий кивок.
– Итак, вы пишете: «…потерял ориентацию в пространстве и времени». Скажите, ураган, в который вы попали, произошёл до или после того, как вы заблудились в лесу?
Перцев наморщился, стараясь вспомнить хронологию событий… Утро. Чай с геологами. Земляничная поляна, олени… Потом длинная дорога. Глупые команды навигатора, которые он почти не слушал. Исчезнувший сигнал сети. Раздавленная машина. Страшный сук дерева возле самых глаз, – бисеринки пота выступили на лбу больного. Он беспокойно заёрзал в кресле. Руки беспомощно месили рыхлые складки, но память не прояснялась. – Так. Попробую ещё раз. Ураган… Машину раздавило деревом – значит, дул ветер? Или не дул? Не могло же дерево упасть само по себе? Или могло? Не подтолкнул ли его тот леший в чёрных лохмотьях? Или его там не было? Стоп! Вопрос не об этом. Когда налетел ураган, я уже заблудился? Кажется, навигатор сломался вместе с капотом. Ну да, он до последнего твердил: «Дороги нет!». Значит, уже был сломан? Или в самом деле дорога пропала?..
Видя затруднения пациента, доктор Глюкин изменил тактику.
– Давайте попробуем с самого начала, – предложил он. – Зачем вы отправились в Чернавск?
– По работе. Я занимаюсь темой никелевых месторождений, – без запинки ответил журналист.
– Очень хорошо! – обрадовался доктор возникшему диалогу. – Тогда почему же, возвращаясь обратно, выбрали другую дорогу – более длинную, менее проезжую. Отчего не вернулись в Верхнедонск прежним путем?
– Видите ли, – Перцев стыдливо потупил взор, – я не мог ехать через Казачий Стан.
– Почему же? – не унимался любопытный профессор.
– Там меня казаки могли побить, – в глазах пациента мелькнул испуг.
– Вы повздорили с местным населением? – доктор посмотрел на больного поверх очков и пометил в карте: «Мания преследования, страх физической расправы».
– Да как вам сказать, – замялся Андрей, – не то, чтобы повздорил, но и не подружился. А должен был. Орешкин назначил меня адвокатом…
– Адвокатом? – удивленно переспросил Глюкин.
– Ну, да. Адвокатом никеля. Это метафора такая. Я должен был изменить общественное мнение. Заставить людей поверить в безопасность никелевых разработок.
– И как, вам это удалось?
– Нет, – Перцев расстроился и стал раскачиваться из стороны в сторону, всё глубже увязая в зыбучем кресле. – Зато врагов себе нажил – хоть отбавляй. Ладно бы, одни только казаки или дед Тихон – эти хотя бы люди…
– Кто же ещё? – используя заминку, ловко уточнил профессор.
– Да так, всякое… – уклончиво ответил пациент и приготовился уйти в себя.
– Что вы, это самое важное, – Глюкин мягко тронул Перцева за плечо, – вы можете говорить мне всё без стеснения. Вы ведь хотите поскорее отсюда выбраться?
– А что, отпустите? – не поверил Андрей.
– Зачем мне вас задерживать, скажите на милость? Как только во всём разберёмся, а вы подлечитесь немного – так и выпишем! – заверил доктор, не сводя с Перцева цепких глаз.
– Ладно, – согласился больной. – Это Лесная хозяйка.
– Та, с которой общался ваш знакомый лесник и которую видели вы во время урагана? – догадался Глюкин.
– Та самая.
– Очень хорошо, – профессор снова прервался на записи. – Есть кто-либо ещё, внушающий вам чувство опасности, испытывающий к вам враждебность?
– Есть, – поспешно ответил журналист. – Чёрный ворон. Вернее, старик, нарядившийся зачем-то в костюм ворона. Ещё тварь какая-то болотная… ну я не знаю, как её назвать…
– Вы пьете? – неожиданно спросил доктор Глюкин.
Перцев покраснел.
– Вообще-то я завязал. Месяц не пил. Но с геологами немного выпил, – признался он.
– Сколько немного? – уточнил психиатр. – Стакан, бутылку, две?
– Да литра два на троих будет, – прикинул в уме Андрей и стушевался.
Профессор сделал несколько быстрых пометок в карте Перцева.
– Дед Тихон с Оленьего кордона тоже пил с вами?
– Нет, что вы! – решительно возразил Андрей. – Он только чай пьет.
– Очень хорошо, что чай! – миролюбиво согласился профессор, черкая в карточке. – И последнее: кто такой Сидоренко? Почему вы так беспокоитесь о его папке? Что в ней?