– Этого я вам сказать не могу! – воскликнул Перцев и попытался выскочить из плюшевой трясины. Он неуклюже опёрся о покатые края кресла, скатился вниз и ударился локтём о батарею. – Это не относится к моему пребыванию здесь. Я попросил бы оставить в покое учёного! – возбуждение его нарастало, но очень скоро больной овладел собою, понимая, что такое поведение только ухудшит его и без того невыгодное положение. – Извините, доктор, я неважно себя чувствую.
– Ну вот, вы и сами всё понимаете, – мягко произнёс доктор Глюкин, – именно поэтому вы здесь. Но уверяю, длительность пребывания в клинике целиком зависит от вашего желания поправиться. Я вижу, вы уже делаете первые шаги к выздоровлению.
Профессор встал из-за стола и распахнул перед пациентом дверь в бесконечный белый тоннель. В конце тоннеля была столовая, куда стекались облачённые в пижамы и халаты обитатели клиники.
– Слышали, ночью двух новеньких привезли? – делился за столом плотный мужчина в клетчатой байке. Он сидел спиной к окну и шумно прихлёбывал компот, поглядывая свысока на остальных. – Я подслушивал у двери дежурного врача. Ангелами себя возомнили!
– Я ангел, – возразил бесцветным голосом худой пациент с венчиком пушистых волос.
– Да какой ты ангел, – рассмеялся любитель компота, – так, херувим!
Развенчанный ангел понурил плечи и обиженно засеменил в сторону палаты, оставив на столе недоеденный обед.
– Зачем вы его так? – укорил клетчатого Перцев.
– А что я такого сказал? Здесь каждой твари по паре, правда? – подмигнул он всклокоченному старику в мятом халате. – Два ангелы, два беса, король и шут, принц и нищий, прокурор и адвокат…
– Я видел их сегодня утром в парке, – сообщил Перцеву другой пациент с красными от бессонницы глазами, – они близнецы.
– Какие же они близнецы? – один чёрный, другой белый, – возразил громовым голосом Пётр I из пятой палаты. – Ну, а так – да, похожи, – поразмыслив, согласился царь.
– Их поселили в девятую, – доложил клетчатый мужик, – обоих. Без полиса, между прочим.
Красноглазый пациент наклонился к Перцеву:
– Я видел, у них правда есть крылья.
Андрей кивнул. Он взял за правило ни с кем не спорить и со всем соглашаться. Только так здесь можно было сохранить крупицы душевного здоровья. Перцев открыл для себя: в клинике не собирались делать людей здоровыми. Уравновешенными, предсказуемыми, управляемыми – да, но здоровыми… Мало кто из врачей толком представлял себе, что это такое. Лечебница была похожа на исследовательскую лабораторию, полигон для испытания новейших приборов, лекарств и методик, только вместо подопытных мышей здесь были люди. Устранение симптомов болезни и обретение здоровья – далеко не одно и то же. Андрей понял это так же отчётливо, как и то, что полученное в университете образование, весь его профессиональный опыт и внушаемые со школьной скамьи прописные истины не могут объяснить сути вещей, которые волновали его сейчас больше всего.
– Настоящие крылья, – продолжал возбуждённо шептать сосед, – знаете, из такой материи наподобие парашютного шёлка. Складываются, как зонтики, за спиной. Я бы и сам не отказался от таких – только где их взять? – красные глаза его подёрнулись мутью. – Вот почему люди не летают, а? Птицы летают, бабочки летают, самолёты летают, ангелы летают… кикиморы – и те летают…
– Как тебя звать-то? – спросил Перцев.
– Александром, – с трудом вспомнил больной, и, отключившись от реальности, погрузился в мир болезненных образов и воспоминаний, – геликоптеры летают, птеродактили летают, кометы… – его полосатая спина исчезла в дверном проёме.
Жаркий летний день быстро скатился к ночи. Пациенты клиники разбрелись по палатам, по своим индивидуальным миркам, никак не желавшим прийти в соответствие с общим и понятным для всех мироустройством. В окно Курочкина снова заглянула луна. Кикимора примчалась на ветрах с дальних чернавских болот и по-хозяйски уселась на подоконник. Олег Борисович прикидывал в уме решительное объяснение с женой, время от времени припадая к кружке с домашним компотом. Перцев, промаявшись до полуночи, вышел в пустынный, освещённый голубой лампой коридор. Алевтина Степановна дремала на посту, положив голову на красные натруженные руки. В полосе лунного света из дальнего конца коридора навстречу Андрею брели двое. «Бедняги, – посочувствовал он, – не одному мне не спится!». Полупрозрачные силуэты по мере приближения наливались плотью: один светлел, другой темнел. Поравнявшись с фигурами, журналист бросил нечаянный взгляд за их спины и ясно различил покачивающиеся над больничными халатами крылья из парашютного шёлка: пара белых и пара чёрных. Вгляделся в лица и с великим изумлением узнал в них своих давешних пассажиров, которых он подвозил… неважно куда – этого он, конечно, не помнил.
– Здравствуйте, Андрей, – тихо произнёс белый.
– Здорово, гонщик! – насмешливо сказал чёрный.
В тот же миг сознание оставило Перцева. А тело, облачённое в байковую пижаму, ещё некоторое время как тряпичная кукла продолжало лежать возле ординаторской, пока рыжая медсестра не обнаружила его и не перенесла с дежурными санитарами обратно в палату.
Глава 30. Искушение
Окно распахнулось, и в комнату ворвался душистый июньский ветер. Поиграл занавеской, рассыпал сухие соцветья, сбросил на пол листы и выскочил обратно в окно. Лес за озером таял в зыбкой утренней мгле. Вера свесила ноги с постели и потёрла виски: ночью она почти не сомкнула глаз. Истекал срок, назначенный Ведерниковой для принятия решения, а его так и не было. Не было до сих пор и вестей из редакции «Родных просторов». Скромные сбережения Веры таяли, но обращаться к Туманову не хотелось: опять видеть этот насмешливо-сочувственный взгляд, выслушивать произносимые менторским тоном слова, будто она дитя или слабоумная. Лида настаивала на судебном решении вопроса, но Вера слышать об этом не хотела. Между тем источника дохода у неё так и не образовалось. Зато огурцы зрели на славу! Может, и вправду продавать излишки? Женщина живо представила себя за прилавком в окружении зелёных пупырчатых горок, с весами, в синтетическом фартуке с глубоким карманом – настроения ей это зрелище не прибавило, как, впрочем, и желания работать на «Фемину». «Съезжу в Верхнедонск, – решила Вера, – ещё раз поговорю с Чалым, может быть, спрошу работу – хоть корректором». Когда-то в тяжёлые времена этот навык её не раз выручал. Повезёт – выручит и на этот раз.
Голубой особняк купца Агапова томился в предвкушении субботы. Чахлые кусты сирени уже отцвели, ржавые соцветья осыпались под лучами палящего солнца. Патина пыли покрывала барельеф со знакомым профилем. Вера тронула тяжёлую дверь и в нерешительности замерла у порога.
– Извините, вы входите или выходите? – раздался голос у неё за спиной.
Обернувшись, Вера увидела чернокудрого молодого человека, облачённого в широкую шёлковую рубаху, какие обычно носят художники. Он появился неожиданно, будто вырос из-под земли.
– Я… я вхожу, – поспешно ответила Вера и шагнула в тёмный зев подъезда.
Некоторое время она слышала за спиной энергичные шаги, но вскоре они исчезли. Узкий коридор, самодовольный фикус на окне, доска объявлений, поворот к лестнице. Вера поднялась на второй этаж, нашла знакомую филенчатую дверь и постучалась.
– Войдите, – донеслось из-за двери.
Она вошла и увидела сидящего за столом Всеволода Ильича. Вокруг него высились бумажные кипы, затеняя желтоватое лицо с усталыми глазами. Узнав Веру, редактор бесцветным голосом произнёс:
– К сожалению, мне нечем вас порадовать. Ваши рукописи нам не подошли. Это решение редсовета, – и вновь углубился в бумаги.
Вера стояла как пригвождённая, не в силах ни слова вымолвить, ни пошевелиться.
– Ах да. Папку свою можете забрать вот здесь, – он кивнул в угол кабинета, где на низком столике возвышалась вавилонская башня из папок, конвертов и старых бумаг.
Вера продолжала стоять.
– Что-то ещё? – нетерпеливо произнёс редактор.
– Я хотела спросить…
– Читайте внимательно журнал, – сухо перебил её Чалый, – там чётко написано: рукописи не рецензируются. Для начала найдите себе толкового редактора, – посоветовал он, – и прошу вас, не отвлекайте меня больше. Я очень занят.
– Извините, – Вера неслышно притворила за собой дверь.
По крайней мере, теперь ясно: здесь ей надеяться не на что. Она пыталась совладать с охватившим её расстройством.
– Каждое поражение неминуемо приближает нас к успеху! – раздалось над самым ухом. – Вы разве не знаете?
Женщина повернула голову и пересеклась взглядом с тем самым незнакомцем, которого четверть часа назад встретила у двери.
– Судя по выражению лица, вы чем-то здорово расстроены, – с улыбкой заметил тот, – постойте, угадаю, – он возвёл к потолку жгучие очи молодого Бандераса. – Вас огорчил визит к главному редактору этого дрянного журнальца. Так? Бросьте, это не стоит ваших переживаний!
– Что вы имеете в виду? – Вера опешила от его развязности. – «Родные просторы»?
– Ну да, других журналов в этом здании я не приметил.
– Знаете ли, – возмутилась женщина, – то, что мне отказали в публикации, ещё не значит, что этот журнал «дрянной». Скорее, это свидетельство моей несостоятельности как автора.
– А вот и нет! – возразил незнакомец. – Как автор вы вполне состоятельны, уверяю вас. Иначе меня бы здесь не было, и никто не вёл бы с вами эту беседу, – его тон совершенно изменился.
Вера внимательно посмотрела в лицо собеседника и нашла его вполне серьёзным. Куда подевалась развязность? На неё глядели умные, проницательные, полные иронии глаза.
– Простите, – спохватился незнакомец, – забыл представиться. Меня зовут Лаврентий Чёрный, я литературный агент Виктории Ветлицкой. Думаю, вам не нужно объяснять кто это?
– Я знаю, кто, – кивнула Вера. – Но при чём здесь я?
– Пока не при чём. Но только пока, – многозначительно добавил Чёрный, – дальше всё зависит от вас! – он тряхнул смоляными кудрями и снова превратился в очаровательного хулигана.