Так и оставив корреспондента «Хорды» без ответа на последний вопрос, Рубин сослался на занятость и вернулся к работе. К вечеру он успел переделать массу дел: встретился с Головко, обсудил с Семёновым график полевых работ, утвердил квартальный отчёт. Новиков дал добро на включение в план раздела по платиноидам. Всё как обычно. Всё под контролем. Но, странное дело, весь день Антона сопровождало ощущение, будто в нём одновременно сосуществовали два разных человека: один отдавал распоряжения, подписывал бумаги, решал, контролировал и утверждал, другой с удивлением, а иногда и сочувствием наблюдал за первым. Один сверял свои действия с цифрами бизнес-плана и указаниями головного офиса, другой – с внутренним голосом, подчас упрямым и несговорчивым, когда дело касалось «щепетильных», как выражался Новиков, вопросов. А они и не думали заканчиваться.
– Можно? – на пороге кабинета стояла Дёгтева.
– Заходите, Алина. Что у вас?
– К вам тут опять этот Сидоренко прорывался, – доложила пресс-секретарь, – но охрана предупреждена и дальше турникета его не пускают. Так он письмо передал, вот, – она протянула Рубину тонкий бумажный пакет. – Здесь написано «лично», поэтому я не стала вскрывать. Но служба безопасности проверила.
– Давайте, – Антон забрал из рук Дёгтевой порядком измятый конверт и распечатал сразу, как только за девушкой затворилась дверь.
Письмо было написано от руки крупным каллиграфическим почерком и содержало всего несколько строк:
«Уважаемый Антон Михайлович!
Не имея возможности встретиться с Вами лично, вынужден прибегнуть к письменному обращению. Считаю своим научным и гражданским долгом обратить Ваше внимание на грубейшие нарушения и ошибки, допущенные в ходе предварительного исследования и экспертизы проекта освоения чернавского месторождения. Небрежность или заведомая предвзятость в изучении данного вопроса чревата глобальной экологической катастрофой. Риски очень велики. Мною собрана обширная доказательная база, которая, к сожалению, не рассматривается Общественным советом. Ни областная администрация, ни министерство природопользования не реагируют на мои многократные обращения. Однако это не снимает с должностных лиц ответственности за будущее региона. Мне думается, Вы – тот человек, который не станет оспаривать личную ответственность руководителя и уклоняться от неё. Именно поэтому это письмо адресовано Вам. Убедительно прошу Вас о личной встрече.
С уважением, Сидоренко Г. В.»
Ниже следовали координаты отправителя.
Рубин медленно откинулся на спинку кожаного кресла. Что-то ему подсказывало, что встреча состоится.
Глава 35. Встреча
…Долгий день клонился к закату, когда небо над Верхнедонском наморщилось складками наползших из-за горизонта туч. Поднялся ветер, принёс издалека тревожный запах грозы. Небрежно пролистал страницы разложенных мозаикой книг, дунул пылью и утих. Книжная ярмарка, развёрнутая в дни фестиваля прямо на улице, сворачивалась раньше срока. Продавцы озабоченно поглядывали на стремительно набухавшую сизую громадину и спешно паковали товар в картонные короба. В последний момент Вере удалось найти среди развалов занятную книгу – букинистическую редкость, изданную, если верить цифрам на авантитуле, в год её рождения. Книга называлась «Живые и мёртвые» (малоизвестные страницы биографии Гоголя), и автор её – вот так сюрприз! – Воронец Оскар Маркович, тот самый гоголевед из Москвы, с кем познакомилась она на выставке. Женщина выхватила книгу из рук хмурого книготорговца и впилась глазами в старомодный тканый корешок с тиснёными буквами. Какая удача! В принципе на этом счастливом приобретении и можно было бы поставить точку, вернее, жирный восклицательный знак сегодняшней поездки в Верхнедонск. Видимо, за этим и посылала её мудрая баба Дарья, явившаяся во сне вместе с Гоголем – всё сходится. Однако Вера не спешила в сторону автовокзала. Вместо этого, подгоняемая шальным ветром, она вновь зашагала по улицам. Сердце её стучало в такт шагам. Женщину не пугали ни падающая на город грозовая башня, ни стремительно пожиравшая его тьма. Её охватило неизъяснимое чувство то ли радости, то ли тоски. Ей вдруг захотелось сейчас же присесть на скамейку, чтобы лучше рассмотреть покупку, но ветер не дал: взъерошил страницы, пытаясь вырвать книгу из рук. Да и пасмурные сумерки были не лучшим освещением для её уставших глаз. Прижимая книгу к груди, Вера медленно брела вдоль проспекта, пока не оказалась возле ресторана «Шиншилла».
У входа толпилась нарядно одетая публика. Порывы ветра трепали причёски дам и галстуки кавалеров. Шлейфы и фалды путались вокруг ног, создавая множество поводов для знакомств и легких бесед. Швейцар в меховой горжетке сладко жмурился, глядя на прибывающих гостей. Парковка была забита роскошными автомобилями, к ступеням ресторана тянулась красная ковровая лента. Натянутый парусом баннер: «До свидания, Гоголевский фестиваль! Продолжение следует…» с трудом удерживал натиск ветра. Тут только Вера сообразила, что сегодня последний день культурного праздника, и здесь, в «Шиншилле», видимо, состоится прощальный банкет. Среди гостей она заметила несколько знакомых лиц и поспешила уйти. Ни с кем из них ей не хотелось ни встречаться, ни говорить. Это был чужой праздник, чужой мир, который она покинула раз и навсегда…
***
…Прежде чем отправиться в «Шиншиллу», Рубин заскочил домой переодеться в протокольный костюм. Мельком взглянул с террасы на тонущий в сумраке город, на чернильную гущу грозовых облаков и захватил с собой зонтик. Зачем? Разве он собирался гулять в ненастье? Разве блистательный уют «Шиншиллы» совместим с чёрным зонтом? Ну да Бог с ним – взял и взял. В последнее время всё чаще он совершал действия, которые не мог себе толком объяснить. Это его слегка беспокоило, но не настолько, чтобы придавать значение мелочам. Зародившийся с утра тёплый ком в груди к вечеру ожил и зашевелился. Антон нащупал в кармане телефон и отправился к месту торжества.
Площадка возле ресторана плавилась от яркого света фонарей. Ветер рвал жёлтый баннер с прощальным приветствием. По красной дорожке торопились запоздавшие гости: они бы с радостью срезали путь, но каждый входящий фиксировался бдительным оком телекамеры. Не пройдёшь по ковровой дорожке – не попадёшь в историю или, чего доброго, прослывёшь невеждой. Меховая горжетка сиротливо жалась к плечу привратника, ища защиты от злобных порывов ветра. Тайком ото всех швейцар поглаживал взъерошенный мех, уговаривая горжетку потерпеть ещё немного. Из-за дверей доносились плачущие звуки скрипки, окаймленные гитарными переборами.
Орешкин курил, спрятавшись от ветра за широкой колонной. Янтарные глаза его светились в сумерках, с меткостью снайпера прицеливаясь в нужные лица. Он увидел быстро идущего поперёк красной дорожки Рубина и шагнул навстречу.
– Поздравляю, Антон Михайлович, – протянул он руку, – индекс узнаваемости вашего имени возрос в пять раз. «Траст-Никель» упоминается в каждой третьей заметке о фестивале, а «Хорда» уже внесла компанию в список претендентов на звание «Культурный бизнес года». Так что всё у нас получилось!
– Благодарю вас, Анатолий Викторович. Рад, что не ошибся в выборе, – ответил Рубин, пожимая ему руку, – вы действительно блестящий адвокат!
Орешкин был польщён столь откровенным признанием заслуг из уст важного заказчика, но виду не подал.
Между тем поток приглашённых редел. Мимо мужчин в сопровождении французского режиссёра прошествовала Боброва, демонстрируя в камеры крупный сапфир на пальце. Поравнявшись с ними, она бросила победоносный взгляд на Рубина и нежно улыбнулась Орешкину. Следом за парой прошли Полуконь с Парниковым – оба держали в руках по номеру альманаха «Русская литература». Директор фестиваля Невинный при новой бабочке под руку с Ветлицкой замыкали шествие. Свинцовая плита нависла над городом, придавив небо, оставив на горизонте узкую полоску света, далёкую и недосягаемую. Площадка перед «Шиншиллой» опустела. Последние гости затушили сигареты и скрылись в уютном тепле ресторана. Ушёл туда и швейцар с горжеткой. И только неприкаянный ветер гулял по красной дорожке, засыпая песком следы ушедших звёзд…
***
Неприкаянный ветер и неприкаянная женщина – одна в вымершем городе, в целом мире. Вера спешила к остановке, надеясь успеть на последний автобус в Чернавск. Но как назло нужных маршруток не было. Стоянка такси, обычно забитая, пустовала. Вера стала голосовать попуткам, но не одна из них не остановилась. «Так тебе и надо, – ругала она себя, – надо чаще смотреть на часы!» Вот бы сейчас сюда её велосипед – он живо домчал бы её до автовокзала! Но велосипед был в Чернавске. Позвонить Лиде, попроситься на ночлег? Можно, конечно. А что если пешком? Вера хорошо знала маршрут движения автобуса. Он медленно пробирался по улицам Верхнедонска пока не выезжал на окружную дорогу. Его можно было бы перехватить на площади Заставы. Вера подняла глаза кверху: налившееся свинцом небо застыло над крышами домов. Город замер в преддверии грозы. Но третьего варианта не было: либо звонить подруге и ночевать у неё, либо, не мешкая, идти в сторону площади, наперерез автобусу. Вера покрепче прижала книгу к груди и быстрым шагом устремилась к Заставе.
***
Рубин вышел к микрофону. Слепящий свет софитов заставил его прикрыть на мгновение глаза. Выждав, когда стихнут аплодисменты, он произнёс короткую речь, слишком короткую для генерального спонсора, много короче той, что была приготовлена накануне пресс-службой. Ему хотелось поскорее покончить с формальностями и как следует подумать. Только что звонил Новиков поделиться радостной вестью: в деле Черпака появились неопровержимые улики, доказывающие его виновность, шансов оправдаться нет. Так что Рубин может спокойно продолжить подготовку проекта. А ещё тесть дарит им с Эллой дом во Флориде, где они смогут растить своих будущих детей. Антон хорошо знал, чем была продиктована такая щедрость: Вадим Петрович одобрил идею дочери о суррогатном материнстве и теперь мягко склонял к этому зятя. Рубин не стал вступать в полемику, но про себя решил, что уж лучше он будет воспитывать чужих детей, чем согласится на подобный эксперимент. Тем более участвовать в нём с чужой женщиной, кем давно стала для него Элла. Дождавшись, когда наэлектризованное торжество момента немного спадёт, Антон незаметно покинул ресторан. Он снял галстук, сунул его в карман и поглядел на небо. Вот и зонт пришёлся кстати: над головой вспучивалась фиолетовая гора, поглотившая без остатка весь город. Антон поднял ворот пиджака и зашагал наугад по пустынным улицам.