***
…Она растерянно стояла посреди тротуара. Вокруг не было ни души. Хрупкая женщина с каштановыми волосами в наивном платье в горошек. В руках она держала книгу, которую всё пыталась спрятать под кофту, словно та была живым существом. Взгляд незнакомки был устремлён вслед ушедшему автобусу, подол платья трепетал под порывами ветра. Грянул первый раскат грома, и несколько тяжёлых капель ударили о раскалённую землю, оставив на пыльном асфальте мокрые кляксы. Ахнув, женщина спряталась под кроной старой липы и замерла…
***
…Со стороны Стародворянской шёл мужчина с зонтом. Одет он был в дорогой костюм и выглядел инородно в окружающем пространстве. Такие ездят обычно в служебных автомобилях с личными водителями, в крайнем случае на такси, но не ходят по улицам в непогоду. Ворот пиджака был поднят, из кармана небрежно торчал галстук. Ветер ерошил густые, коротко стриженые волосы. Светлые глаза глядели твёрдо и цепко, ощупывая лица редких прохожих, словно незнакомец кого-то разыскивал по известным только ему особым приметам, и теперь, когда на улицах почти никого не осталось, выглядел озадаченным. С первым ударом грома он распахнул над собой чёрный купол. В этот самый миг небо над Верхнедонском раскололось надвое от страшной ветвистой молнии, пропоровшей фиолетовую мглу, и оттуда хлынул поток…
***
Женщина под липой скрестила руки на груди, стараясь защитить книгу. Дождь хлестал отвесно и больно, срывая с дерева мелкие веточки и соцветья. Лицо её стало влажным. Под ногами запузырилась лужа. Мужчина с зонтом ускорил шаг и подошёл к незнакомке:
– Что вы здесь делаете? – спросил с укоризной.
– От дождя прячусь, – смущённо ответила женщина, дрожа в бьющих сквозь ветви водяных струях.
– Разве так прячутся? – усмехнулся незнакомец и протянул над ней зонт, сам оставшись под проливным дождем. Плечи пиджака тотчас потемнели.
Женщина подняла лицо. Он всмотрелся в полные печали и неизбывного одиночества глаза и… узнал её. Это была ожившая марионетка из уличного спектакля. Когда-то давным-давно он уже видел этот грустный карий взгляд, и платье в горох, и перевязанные лентой каштановые волосы.
– Спасибо! – промолвила она мокрыми губами, не отрывая глаз от его лица. Сомнений не было: перед ней стоял герой кукольного представления, показанного ей уличным актёром в ночь открытия фестиваля. Тот же жёсткий взгляд, взъерошенные ветром волосы. Даже поднятый ворот, точь-в-точь как у игрушечного прообраза.
«Такого не бывает!» – подумал он. «Надо же, как бывает!» – изумилась она.
Свинцовая плита на небе треснула пополам, из образовавшейся прорехи выскользнул тонкий, как от фонарика, луч света, нелепый и жалкий среди грозы. Мужчина улыбнулся.
– А я думал, я единственный идиот, гуляющий в такую непогоду! – он шагнул к ней под зонт, рассеянно провёл рукой по мокрым волосам. – Чёрт, это даже не дежа-вю, – в его голосе промелькнула растерянность. – Не поверите, но всё это я уже видел.
– Я тоже, – чуть слышно ответила женщина и улыбнулась.
Мужчина заметил, что она немолода: кисти рук с голубыми прожилками, паутинка морщинок вокруг глаз. Но сами глаза – эти печальные карие вишни – поразили его странным, невероятным сочетанием зрелой мудрости и детской мечтательности. Боль и доброта. Смелость и беззащитность. Пылкость и тишина. Всё было в них. Он вдруг подумал, что, если долго смотреть в её глаза, можно легко, как по книге, прочесть всю её жизнь. Подумал, что ему без разницы – кто она, сколько ей лет и чем она занимается. Он понял: ему позарез нужно услышать её мысли, выведать тайны и мечты, узнать, чем она живёт, чем дышит… Таких глаз он раньше не встречал. И таких женщин тоже. Или просто редко смотрел в глаза? Он чувствовал, как оживает в груди тёплый утренний ком, как нарастает непреодолимая тяга к незнакомке, внезапная, ничем не объяснимая, не имеющая ничего общего с похотью или праздным любопытством. Её хотелось защитить, и не только от дождя…
Женщина наблюдала, как меняется лицо незнакомого мужчины. С каждой секундой оно становилось всё ближе, всё более узнаваемым, почти родным. Она видела крохотные искорки на дне его глаз, чувствовала, в какую глубину проникает его взгляд. Она заранее смирялась с неотвратимостью этого вторжения, разрешая себе не отводить глаз. Скулы жгло огнем. Она впитывала в себя его запах, улыбку, голос. Она вспоминала… того, кого, кажется, знала давным-давно, но почему-то забыла.
– Раз уж мы с вами оказались под одним зонтом, – незнакомец придвинулся ближе, – давайте знакомиться: Антон, – его глаза больше не казались стальными, они излучали тепло и спокойную уверенность.
– Вера, – женщина заправила за ухо прядь влажных от дождя волос.
– Вера… – он мягко повторил её имя, наделяя его каким-то своим смыслом, и неожиданно спросил: – А во что вы верите, Вера?
Женщина смутилась и произнесла первое, что пришло на ум:
– Я верю в сны. И ещё в совпадения.
Раздался очередной раскат грома, и Вера почувствовала, как с грохотом рухнули барьеры, треснули оковы, скрепляющие её прежние убеждения, привычки и страхи. Она ощутила необычайную лёгкость, почти дерзость. Безрассудство и свободу. Неожиданно для себя она стала рассказывать Антону о своём сегодняшнем сне. О Гоголе и бабе Дарье из Бирюков, о старом зеркале в доме у озера, о книге, купленной накануне грозы, и о знакомстве с её автором – московским гоголеведом Воронцом. О том, как не успела на автобус и, признаться, немного испугалась, когда к ней подошёл незнакомый человек с зонтом. Она говорила и говорила, выговаривая всё то, что копилось в ней долгими одинокими ночами, что так долго некому было рассказать. Вся её прошлая жизнь с каждым новым ударом грома отдалялась от настоящего, смывалась небесным водопадом и растворялась в бурлящих дождевых ручьях. Он слушал внимательно, не перебивая, изредка улыбался или чуть заметно кивал, а потом вдруг спросил:
– Как вы считаете, Вера, наша с вами встреча – тоже совпадение? Или сон?
– Я не знаю, – растерялась она, – ну уж точно не сон.
– Значит совпадение.
– Или неизбежность, – запнувшись, произнесла она…
…Оба позабыли о времени и очнулись лишь тогда, когда обнаружили себя стоящими под сухим зонтом посреди июньской звёздной ночи. Гроза давно прошла. Лужа под ногами парилась влагой, отражая мерцающие небесные горошины. Улицы снова заполнились людьми и машинами, но эти двое не замечали окружающего их многолюдья. Они были поглощены без остатка свалившейся на них неизбежностью…
Часть 3
Глава 36. Рассвет
Пересекаются ли параллельные прямые? Конечно, нет! – легко ответит читатель, это известно даже школьнику. Однако в жизни случается всякое… Бывает, что-то вдруг неуловимо меняется в обустроенном евклидовом пространстве: нарушается ли привычная трёхмерность бытия, искажается ли геометрия знакомых улиц, приближается ли тот предел, к которому стремится бесконечность, или вступает в силу всемогущая теория относительности, проникая в самую толщу жизни, ломая её определённость, опровергая существовавшие до сих пор законы… Как бы то ни было, но линии судьбы Антона и Веры сошлись. Случилось невозможное: пересеклись параллели, коими представлялись ещё недавно их жизненные траектории. В ту грозовую ночь, когда культурная богема вместе с городской элитой бурно отмечали завершение Гоголевского фестиваля, каждый из них шёл своей дорогой. И что с того, что брели они по улицам одного города – сколько людей ежедневно проходит по одним и тем же маршрутам, мимо знакомых до каждой чёрточки домов, парков и витрин, не замечая друг друга? Словно живя в параллельных мирах, они перестают видеть тех, кто рядом. А если и видят, то только то, что хотят сами… Так вот, наши герои шли каждый своей дорогой, ни о чём таком не помышляя, но судьба распорядилась иначе, подтолкнув Веру в погоню за уходящим автобусом, вытащив Антона из цепких пут респектабельного общества. Если бы не гроза… Но даже она была искусно вписана в сценарий Великого Режиссёра человеческих судеб!
Обнаружив себя стоящими посреди людной улицы под звёздным небом, отрезанным от них куполом ненужного теперь зонта, Антон и Вера изумлённо глядели по сторонам, будто видели всё впервые. О минувшем ненастье напоминала лишь дымящаяся под ногами лужа. Весь тротуар был усеян оборванными листьями и мелкими веточками. Воздух сочился острым запахом озона, смешанным с банной липовой сладостью.
– Мне пора, – первой очнулась Вера.
– Я провожу, – сказал Антон, складывая зонт. – Где ты живёшь? – они незаметно перешли на «ты».
– Далеко отсюда, – улыбнулась женщина, – пешком не дойти.
– Тогда поедем, – мужчина уверенно взмахнул рукой, и тотчас возле них остановилась машина. – Куда? – обратился он к Вере, усаживая её на заднее сиденье.
Она замялась, с трудом подбирая слова.
– Знаешь… давай я доеду сама. Извини. Мне хочется сейчас побыть одной.
Антона несколько озадачил неожиданный поворот, но своего удивления он не выдал. Вытащил из кармана купюру и протянул таксисту:
– Довезёте, куда она скажет.
Взял её руку, прижал к губам холодные пальцы.
– Ну что, Вера, до нового совпадения?
– Или сна! – ответила она, мягко отнимая руку.
Антон махнул на прощанье, резко повернулся и пошёл прочь. Ему и самому требовалось побыть в одиночестве: слишком бурно и непредсказуемо развивались события последних часов. Когда автомобиль свернул за угол, Антон с досадой вспомнил, что не взял номера её телефона. Всё, что он знал о новой знакомой так только то, что зовут её Вера, что она верит в сны и совпадения, любит Гоголя и часто бывает в каком-то заброшенном доме, полном экзотического хлама.
– Куда едем? – спросил таксист, круто выворачивая руль.
– За город. Чернавский район. Деревня Пчельники.
– Ого!
– Я добавлю, если не хватит, – встревожилась Вера.
– Да нет, что вы, конечно, хватит, – успокоил её водитель, – за эти деньги я вас и в Москву мог бы запросто свозить.