– Да не суетись ты, – успокоил её Антон, – делай, что собиралась. Не хочу нарушать твоих планов. А я пока найду себе занятие, если не возражаешь, – он по-хозяйски огляделся вокруг.
– Ладно, – Вера убежала за дом, предоставив гостю полную свободу.
Антон походил по двору, пощупал на прочность скамейку, заглянул в приоткрытый сарай, с удивлением обнаружив там некоторые из мужских инструментов. Интересно, откуда они здесь взялись? Но спрашивать Веру не стал. С торца дома на засеянном щепками пятачке он увидал колоду с воткнутым в неё топором и несколько сваленных в кучу чурбаков. Он скинул рубаху и принялся колоть дрова. Услышав стук, Вера на цыпочках подкралась к углу. Антон сосредоточенно рубил поленья, мерно взмахивая топором деда Тихона. Мужчина стоял к ней спиной и не мог её видеть. Зато она во все глаза разглядывала его широкую, атласную от пота спину с похожим на прилипшую травинку шрамом под лопаткой, смуглые плечи, перекатывающиеся под кожей мускулы. На запястье поблёскивали часы, ослепляя Веру всякий раз, когда топор оказывался наверху. В тени поленницы, высунув язык, лежал Диоген. Женщина осторожно отступила назад и прижалась спиной к шершавой кирпичной кладке. Ей нестерпимо, до острой рези в глазах, до гула в животе захотелось, чтобы у графского дома помимо хозяйки появился бы и хозяин. Такой как Антон. Но она тут же отогнала от себя эту сумасбродную мысль и пошла накрывать на стол. Было уже неприлично заставлять гостя так долго ждать приглашения в дом.
– Умывайся, дровосек, пошли обедать, – позвала через полчаса Вера, подавая Антону чистое полотенце, – или ужинать, – она бросила взгляд на стрелки его часов.
– Здесь ещё и кормят? – улыбнулся Антон.
– И кормят, и поят, – заверила хозяйка.
Мужчина ополоснулся под уличным рукомойником, накинул рубаху и пошёл вслед за Верой. Они поднялись по истёртым ступеням на крыльцо. Толкнув привычным жестом дверь, хозяйка пропустила гостя вперёд. Антон вошёл в дом и остановился на пороге, привыкая к его прохладе и сумеречному после яркого солнца свету. Рассказ Веры о своём жилище был так точен, что ему показалось, будто он здесь уже бывал: вот печка, от которой все пляшут, вот старое зеркало с окаменевшей от времени чёрной резьбой, вот неподъёмный, как швейцарский сейф, сундук, а на нём придавленные книгами полки. Возле окна с летучими занавесками стоял накрытый стол, в центре которого распушился посвежевший букет ромашек. Лужайка за окном вся сплошь была покрыта точно такими же цветами – можно было подумать, Антон нарвал их прямо здесь. Разложенные по этикету на простой льняной скатерти столовые приборы никак не вязались с босыми ногами и садовым совком. По всему дому разливались дразнящие ароматы. Ломтики хлеба под полотняной салфеткой нетерпеливо тёрлись друг о друга хрустящими корками.
– Что у нас сегодня на обед? – деловито поинтересовался мужчина, принюхиваясь к запаху.
– Суп из лисичек, – Вера ловко наполнила тарелку ароматной гущей. – Ты, кстати, как любишь – погуще или пожиже?
– Я люблю побольше, – признался оголодавший гость.
– Будет ещё второе, – строго предупредила Вера, – и компот.
– Угу, – согласился Антон, с аппетитом поглощая Верину стряпню.
Вскоре его тарелка опустела. Хозяйка поднялась за вторым блюдом.
– Творожная запеканка, – объявила она, – извини, мяса не будет.
– Вера, ты не хочешь узнать, чем я занимаюсь? – спросил он, наблюдая за её порхающими руками.
– Если хочешь – расскажи, – предложила Вера, ставя перед ним новую тарелку.
Он подумал и решил, что не время. Занялся запеканкой.
– А ты не хочешь спросить, сколько мне лет? – задала встречный вопрос женщина.
– Мне это неинтересно, – слукавил Антон, прекрасно зная её возраст, но ему и вправду было неважно. – Кстати, запеканка отличная!
– Здорово у нас получается: мы ничего не хотим знать друг о друге!
– Ну почему же, – возразил Антон, – мне, например, очень интересно, почему ты переехала сюда из Верхнедонска, – он отложил вилку в сторону и посмотрел ей в глаза.
Вера задумалась: как объяснить малознакомому, в сущности, человеку перипетии своей раненой судьбы, да и стоит ли?
– Как тебе сказать… здесь сошлись сразу несколько факторов, – начала она. – И оказалась я на перепутье: «налево пойдёшь, направо пойдёшь…». В общем, всё хрестоматийно и скучно, – заключила она, так и не назвав истинных причин.
– И ты уже решила, куда пойдёшь? – серьёзно спросил её Антон. – Ну, в смысле, налево, направо…
– Решаю, – не очень уверенно ответила женщина, – по крайней мере, теперь знаю точно, где буду жить.
– Это окончательное решение? – допытывался гость. – Что если я, к примеру, позову тебя жить на яхте, плавая вокруг света? – ему так хотелось выдернуть Веру с опасного места, увезти подальше от рудника, защитить от рисков, которые становились всё очевиднее по мере изучения программы Сидоренко. Но всего этого Вере не расскажешь.
– У тебя есть яхта? – округлила глаза Вера.
– Нет, но если согласишься, я куплю. Специально для тебя, – в глазах Антона мелькнули лукавые искры.
– Не хочу, мне и здесь нравится, – женщина стала торопливо убирать со стола посуду.
Антон понял, что выстрел пришёлся мимо цели.
– Ладно, я пошутил, – он поймал её за руку, – мне тоже здесь нравится, правда! Покажешь озеро?
Они вышли из дома и снова погрузились в жаркий, стрекочущий, слепящий бликами и обжигающий тенями мир. Антон снял ботинки и подвернул джинсы. Теперь он был так же бос, как и Вера.
Тропинка к озеру – три шага по прямой – была зачем-то извилиста и петляла между валуном, кустом шиповника и старым пнём в оборках трутовиков. Сделав поочерёдно эти петляющие движения, Вера с Антоном оказались у воды. Чёрная и густая, как дёготь, она была абсолютно неподвижна и походила на зеркало в графском доме, так же бесстрастно отражая всё, что попадало в поле её зрения: седовласые головы поникших ив, щётку камышей у дальнего берега, застывшие в небе облака. Озеро было невелико, но, судя по цвету, бездонно. Тропинка заканчивалась мостками, подновленными свежими дощатыми латками. Антон разбежался и, успев сбросить на ходу лишь рубаху, нырнул прямо в джинсах в воду. Озеро раздалось, возмутилось амальгамными волнами, разметав вокруг ныряльщика цепенеющие круги.
– Как вода? – крикнула женщина, глядя из-под руки на утраченную зеркальную гладкость, превращённую в весёлую сверкающую рябь.
– Парное молоко, – Антон с наслаждением резвился в густой, пересыпанной искрами и пузырьками толще, – попробуй сама!
Вера подошла к краю мостков и присела на корточки, осторожно пробуя рукой воду: она и впрямь была тёплой. Странно, ей всегда казалось, что озеро – ледяное, как прорубь, по крайней мере, таким она запомнила его во сне. Антон подплыл к мосткам и, опёршись на скрещенные руки, посмотрел на Веру снизу вверх.
– Залезай! – скомандовал он.
– Не буду!
– Давай, смелей!
– Нет!
Он схватил Веру за руку, и она рухнула в воду. Бархатная пучина приняла её целиком, облизала, как кошка котёнка, и тут же вытолкнула наверх. Она оказалась в руках Антона. Он насмешливо смотрел на её мокрое лицо и крепко поддерживал за локти.
– Ну что, жива? Ты хоть плавать умеешь?
– Умею! – с вызовом ответила Вера. – А вообще-то мог бы и раньше об этом спросить, – оттолкнувшись от его рук, она храбро по-собачьи погребла к середине озера.
Вязкая материя облепляла тело, путалась вокруг ног, мешая плыть. Антон в три гребка нагнал её и, перевернувшись на спину, поплыл рядом. Видя, что женщина выбивается из последних сил, но ни за что не признается в этом, он скользнул к ней.
– Держись, – Антон подставил плечо под её руку, и она облегчённо на него опёрлась.
Соприкоснувшись с горячей влажной кожей, Вера растерялась. Хлебнула озёрной воды, закашлялась и что есть мочи замолотила ногами. Антон, почувствовав её панику, предложил:
– Ну что, давай назад? – он бережно развернул русалочье тело и легонько подтолкнул его в сторону берега, поплыв чуть поодаль.
Он смотрел ей вслед, то ли любуясь, то ли изучая. Щемящая волна нежности накатила на него при виде упрямого затылка с мокрыми перьями волос, щуплой как у цыпленка шеи, бледных рук в щекотных пупырышках. Подплыли к берегу. Он подсадил её на мосток и, опёршись на руки, выскочил сам.
– Представляешь, я первый раз купалась в этом озере, – призналась Вера, уже нисколько на него не сердясь. – Если бы не ты, ни за что не осмелилась бы в него залезть.
– Это почему?
Она пожала она плечами:
– Может быть потому, что не знаю, есть ли у него дно.
Превратившийся в марлю сарафан облепил Верино тело, обнаружив под собой стройные, почти худые ноги, тёмные трусики и маленькую грудь с острыми изюминками сосков. Вера стыдливо прикрыла образовавшуюся наготу и повернулась спиной, отчего нагота стала ещё заметнее. Она встала и поспешила домой, застучав мокрыми пятками по доскам. Наступила на острый камешек и, охнув, припала на ногу. Антон подхватил её на руки и, несмотря на бурные возражения, понёс к дому. Ноша была влажной и прыгучей, как большая рыбина в сачке. Диоген воспринял это как игру и с радостным лаем носился вокруг них. Но дверь перед его носом захлопнулась, и он покорно улёгся у порога сторожить хозяйку и другого незнакомого человека, которому та позволила внести себя, точно невесту, в дом.
Воздух внутри неожиданно разредился, словно они попали на вершину Джомолунгмы. Дышать стало трудно. Единственным источником кислорода был рот другого, и они жадно припадали губами к губам, боясь задохнуться. Наступая друг другу на босые, обсыпанные песком ноги, они будто танцевали нелепый танец, причудливое танго под аккомпанемент стучащей в артериях крови. Долго путались в намокшем, перекрученном вокруг Веры жгутом сарафане. Наконец тот сдался и рухнул мокрой тряпкой на пол. Хрустнула попавшая под ноги заколка. Половицы скрипели и напрягались, пружиня под непривычным для них двойным весом. Старое зеркало отражало смятенное лицо Веры, её закрытые глаза, тонкие с перламутровыми тенями ключицы и жёсткую мужскую спину, заслонившую её от самой себя…