– Да нет, километра два отсюда, – ребята махнули в сторону пригорка и снова хихикнули: – А чего это вы не поехали по асфальту?
– А того не поехал, что так ближе! – подмигнул им Перцев. – И искупаться можно! Как водичка? – спросил он, расстёгивая рубашку.
– Хорошая! – хором ответили мальчишки и снова побежали к воде.
Перцев разулся, скинул одежду и осторожно ступил на сухую в колких травинках землю. Выбрал тихое место подальше от плещущихся на мелководье ребят и вошёл в реку. Подошвы ног ощутили ребристую как стиральная доска плотную поверхность песка, утрамбованного мелким речным прибоем. Андрей сделал несколько шагов и бросился с размаху в воду, вызвав у мальчишек очередной приступ смеха. Река обняла его тесно и крепко, сдавив грудь в ледяных объятиях. Перцев вырвался и поплыл на другой берег, крупными гребками рассекая слепящую речную гладь. Несмотря на скромную ширину русла, течение было стремительным, и бывшему второразряднику по плаванию Перцеву пришлось изрядно потрудиться, чтобы удержать нужную траекторию. Выбравшись на другой берег, Андрей издал победный клич, как делал это в детстве. Мальчишки весело замахали руками.
– Что за река-а-а? – крикнул Перцев с крутого обрыва, сложив ладони рупором.
– Чернавка-а-а! – прокричали в ответ мальчишки.
Эхо разбросало их звонкие голоса по всей поляне, а потом унесло и надёжно спрятало в чаще леса.
Было два часа дня, когда Перцев въехал в Казачий Стан. После бодрящего заплыва в Чернавке он чувствовал волчий аппетит и сейчас прикидывал в уме, ехать ли ему в райцентр на обед, а потом возвращаться обратно или перетерпеть голод, довольствуясь бутылкой воды и пакетом чипсов. Знакомство с местными казаками входило в план журналиста пунктом №1. Необходимо было втереться в доверие и разузнать, как долго те собираются воевать с геологами, какими способами и главное – ради чего. Постараться убедить их в бесперспективности их войны и прощупать возможность подкупа. Пока Перцев размышлял, докуривая сигарету у старого колодца, к нему подошёл загорелый, голый по пояс могучий как дуб казак с кудрявым чубом и строго спросил, кого он ищет. Пришлось показывать редакционное удостоверение и объяснять цель визита. Увидев слово «пресса», кудрявый атлант расцвёл в добродушной улыбке и вызвался проводить приезжего в дом атамана Черпака.
Двадцать минут спустя Перцев сидел в прохладной комнате за уставленным яствами столом и вёл неторопливую обеденную беседу с Семёном Никифоровичем.
– Это хорошо, что пресса обратила на нас внимание, – степенно проговорил атаман, подкладывая в тарелку гостя золотистого карася. – Значит, не зря старались.
– Э-э-э, Семён Никифорович, неужели вы, современный человек, боитесь прогрессивных технологий? – осторожно спросил гость, макая в соль перышко лука.
– А чего мне их бояться? – ответил Черпак. – Бойся не бойся, да только затея эта негожа, против земли она, против людей, на ней живущих. Пусть копают там, где нет никого: ни людей, ни зверья, ни лесов, ни чернозёма. Им что – места мало?
Помолчали.
– И что же, собираетесь воевать и дальше?
Атаман перестал жевать и подозрительно прищурился на журналиста.
– А вы, мил человек, случаем не уговаривать нас пришли? Не из тех ли вы засланных казачков, что порочат веру да сбивают людей с пути истинного?
– Да что вы, Семён Никифорович, Боже упаси вас сбивать! – открестился гость и переменил тему. – А что, давно ли в этих краях казаки живут?
– С Екатерининских времен и живут, – Черпак огладил закопчённую шею в белом вороте. – Земля наша не одно поколение добрых казаков вырастила. Мы её охраняем, как мать родную. Она нам и кормилица, и поилица, и защитница, как же нам её не беречь? Разве можем мы допустить, чтоб в её утробе копались? – атаман умолк, рассматривая узоры на заскорузлой ладони. – На Казачьем Круге так и порешили: будем стоять до конца!
Перцев понимающе кивнул головой.
– Учёные говорят, что можно и руду добывать, и землю сохранить. Наука ведь шагнула далеко вперёд, – зашёл он с другого бока.
– Наука, говорите? – усмехнулся хозяин, – знаем мы этих ваших учёных, приезжали к нам, людей собирали, лекции о никеле читали – да только подкупленные они!
– С чего вы взяли?
– Предложили мы одному – по фамилии Эйнштейн, что ли? Вы, говорим, приезжайте к нам жить, привозите детей своих, внуков! – тогда люди и поверят, что вреда никакого от никеля не будет. Он замялся, дескать, мы городские жители и к сельской жизни не приучены. Так мы ему и отвечаем: тогда и живите себе в городе, нас не трогайте!
– А если бы переехал, поверили бы?
– Привез бы внуков – поверил бы! Да только не будет этого никогда, – атаман задумался. – Правда, есть один учёный, которого не купишь. Наш земляк, родом из здешних мест. Светлая голова, но что важнее – чистая душа, неподкупная. С нами на пикеты ходит. Всё пытается на руководство их выйти, надеется, добрая душа, убедить словом.
Перцев оживился.
– А телефончик его дадите?
– Не обидите старика? – спросил сурово Черпак.
– Да что ж вы обо мне думаете, Семён Никифорович? – притворно огорчился Перцев. – Я приехал в деле разобраться, что к чему понять, помочь, если смогу. Охота была тащиться сюда на личном, между прочим, автотранспорте?!
– Ладно, ладно, не сердитесь, – смягчился атаман и достал из кармана телефон, – записывайте: Григорий Васильевич Сидоренко, – и продиктовал номер.
– Есть, – записал Перцев. – А кто ещё из местных может рассказать о Чернавске?
– Да каждый расскажет, кто здесь родился. Возьмите хоть директора заповедника Климова или нашего краеведа Парамонова – он смотрителем в музее работает. А хотите – поезжайте к лесничим, там один дед Тихон чего стоит – расскажет за пятерых. Старику восемьдесят шесть, а он до сих пор щук по пять кило удочкой тягает! Сносу нет этому деду, дай Бог ему здоровья!
– И вам, Семён Никифорович, крепкого здоровья и всех благ! – засобирался журналист. – Спасибо за угощение, и за помощь спасибо! Надеюсь, ещё свидимся.
– Так и напишите, – напутствовал на прощание атаман, – казаки чернавские будут стоять насмерть, а землю свою на поругание не отдадут!
Перцев вышел из дома атамана Черпака сытый, но расстроенный. По пункту №1 он потерпел полное фиаско: в доверие не втёрся, воевать не отговорил, ни о каком подкупе не могло быть и речи. «Ладно, – вздохнул Перцев, – так и запишем: атаман Черпак ни в свидетели, ни в присяжные не годится, будем искать других», – и двинулся на кордон «Олений», где жила династия лесничих Кузьминых.
Лес снова окружил дорогу, зажав машину в узкой расщелине между морщинистыми стволами. Упёрши в небо кроны, тревожно шумели дубы. Трепетали осины. Старые, потерявшие белизну берёзы громко вздыхали, жалуясь облакам. Солнечные лучи с трудом продиралось сквозь бархатную вязь ветвей, зажигая листву изумрудными и янтарными вспышками. Иногда в сплетении крон возникала прореха, и белый столб света закипал жизнью: мотыльки, жучки и бабочки порхали в нём, озаряя мрак трепетом разноцветных слюдяных крыльев. Прореха закрывалась, и лес снова погружался в задумчивый сумрак.
Кордон «Олений» представлял собой огороженную частоколом избу с пристройкой, конюшней и загоном для передержки диких животных. Двумя окнами изба глядела на солнечный хоровод молодых берёзок. Крыльцо выходило прямо на калитку, припертую изнутри поленом, калитка – на дорогу, по которой приехал Перцев. Журналиста, весело махая хвостом, облаяла дворняга с застенчивым карим взглядом. Вытирая фартуком руки, на порог вышла хозяйка.
– Мне бы деда Тихона повидать, – поздоровавшись, спросил Перцев, – извините, не знаю его отчества.
– Тихон Егорович на реке, – настороженно ответила женщина. – А вы кем будете?
Журналист представился, показал удостоверение. Из-за спины хозяйки вышел парень в выгоревшей ветровке с такими же, как у неё, глазами-смородинами и вопросительно уставился на гостя.
– Корреспондент из города, хочет поговорить с дедом, – пояснила мать.
– А что тут говорить? – нахмурился сын. – Тут уж всё сто раз говорено-переговорено, а толку нет. Вы опять за никель агитировать пришли?
– О чем тут до меня говорено-переговорено – не знаю, – уклончиво ответил журналист. – Мне поручили разобраться в проблеме – вот я и приехал. А уж будете вы мне помогать или нет – дело ваше.
Парень почесал в затылке и нехотя пригласил Перцева во двор. Усадил на скамейку, сел рядом. Они были ровесниками и ситуация располагала к тому, чтобы перейти на «ты». Видимо, о том же подумал и парень.
– Слушай, давай начистоту, – обратился он к Андрею, – если ты пришёл уговаривать деда поставить подпись, то даже и не думай. Ничего он подписывать не станет.
– Какую еще подпись? – не понял Перцев.
– Ну, как же! Приезжали тут, подсовывали бумажку типа «осуждаю противоправные действия в отношении геологов, готов выслушать аргументы учёных» и тому подобное.
– А кто подсовывал бумажку-то? – заинтересовался журналист.
– Да леший их знает кто! И не только деду, а и другим приносили.
Пока парни разговаривали, появился старик с удочками и поставил перед ними садок с двумя щуками: одна средних размеров, другая – пятнистая красавица под метр в длину лежала кольцом. Поймав восхищенный взгляд незнакомца, старик весело подмигнул:
– Ну что, желание загадывать будете?
– Хорошо бы! – ответил Перцев, здороваясь.
– Дед вернулся, – заулыбался внук.
– О чём толкуете, молодёжь? А ну, давайте-ка в избу, чай пить, – скомандовал дед Тихон, и все послушно отправились в дом.
Хозяйка выставила самовар, разложила чашки и блюдца, принесла плошку мёда, земляничное варенье и горку калёных лесных орехов. Вскоре раздался духовитый запах трав: заварили майский сбор. Усадив мужчин пить чай, пошла на кухню чистить щук. А дед Тихон принялся плести свой стариковский рассказ под мерный стук чашек и нервное подмигивание диктофона.
– Лес – это, брат, особый мир. Живой он и всё понимает… Я с детства с ним неразлучен. Сначала мальчишкой с отцом ходил, думал тогда, что помогаю, но больше мешал. До войны это было. Отец мой на фронте погиб в 43-м, а брат его – дядя Ефрем, контуженный, без левой руки вернулся и четыре года управлялся с хозяйством. Я при нём помощником лесничего. В 49-м дядька помер, но успел кое-чему меня научить. Да… Лес – это, брат, особый мир… – покачал головой старик. – И вот – было мне чуть за двадцать – стал я лесничим.