ущены на все четыре стороны. Из всех пятнадцати министров восемь остались в России, и работали на довольно высоких постах вплоть да начальника снабжения Красной Армии, а семь эмигрировали. «Большинство из них прожило долгую и богатую жизнь»… Один высокий церковный иерарх, а за ним и многие суперпатриоты твердили, что почти все пятнадцать членов первого Советского правительства были евреи, а, следовательно и вся Октябрьская революция была затеей еврейской. Кожинов развеял и этот вздор, показав, что еврей там был только один — Троцкий, хотя, конечно, не отрицал самое энергичное и обильное их участие во властных структурах, в том числе, в ЧК-ОГПУ-НКВД… Однажды старый писатель Иосиф Прут, беседуя по телевидению с известным пустозвоном Киселевым, сказал, что во время Гражданской войны служил в Красной Армии. «Как это вас угораздило!» — недоуменно и презрительно воскликнул всероссийский пустозвон, будучи уверен, что в Красной Армии никого, кроме Сталина и Буденного, не было. Так вот, по гулким головам таких болванов Кожинов бил дубиной цифр: «43 процента царских офицеров (включая генералов) предпочли служить в Красной Армии, притом, что особенно значительно, каждый пятый из них сначала находился в Белой армии, а затем перешел в Красную! И еще более существен тот факт, что из военной элиты — офицеров Генерального штаба, которые были наиболее культурными и мыслящими, — в Красной Армии служили 46 процентов, т. е. больше, чем остальных офицеров…» Если коснуться Великой Отечественной, то вспоминается, как бесновалась в сляпанном ею лживом и бездарном телефильме о ней Светлана Сорокина, достойная боевая подруга клеветника Киселева, по поводу того, что наше правительство не подписало известную Женевскую конвенцию 1929 года, и вот из-за этого немецкие фашисты плохо обращались с нашими пленными и плохо кормили их. Кожинов на многочисленных фактах показал, что «наивно уже само предположение, что Германия готова была соблюдать по отношению к нам какие-либо принципы». Речь шла не о плохом обращении и питании — «пленные просто уничтожались врагом». И приводит приказ от 11 мая 1943 года по 2-й танковой армии, которой командовал известный Гудериан: «При занятии населенных пунктов нужно немедленно захватить мужчин в возрасте от 15 до 65 лет и объявить им, что они впредь будут считаться военнопленными, а при попытке к бегству будут расстреливаться». Это о мирных жителях. Действительных и мнимых военнопленных немцы уничтожили около 4 миллионов…
Этот победный перечень кожиновских погромов скопища идиотов и клеветников можно продолжать долго. Но от молодых лет, от чуждого влияния остались у него и некоторые следы давнего «диссидентства» — такие, как вера в «железный занавес», осуждение девиза Горького «Если враг не сдается, его уничтожают» (враг же, а не оппонент в ученой дискуссии!), «сказочки о Сталине», по его собственному выражению, и т. д.
…Из недавних разговоров с Кожиновым упомяну еще как раз тот, в котором я, прочитав в его газетной статье о «железном занавесе» в Советском Союзе, сказал ему:
— Какой занавес! Это замшелая и наглая черчиллевская чушь. Такая же, как солженицынские десятки миллионов репрессированных, которые ты не раз высмеивал… Если иметь в виду международную жизнь, то наша страна была здесь одной из самых активных: еще до войны мы имели дипломатические и торговые отношения едва ли не со всеми государствами мира, после войны СССР — один из главных создателей ООН, постоянный член Совета безопасности, непременный участник многих международных конференций. Где же тут занавес, Вадим? Были попытки опустить его, установить «санитарный кордон» на наших границах, но они предпринимались не нами, а руководителями стран Запада. Чего стоит хотя бы один только тот факт, что США официально признали СССР, вспомни-ка, лишь в 1933 году, то есть 16 лет пытались изолировать нас! Если же взять научные, культурные, спортивные связи, то разве можно забыть, что многие наши ученые, писатели, театральные коллективы, спортивные команды объездили весь мир. Маяковский, как ты знаешь, по его собственному признанию, «земной шар чуть не весь обошел», Эренбург едва ли не полжизни прожил во Франции и тоже исколесил всю планету, дважды Герой Социалистического Труда, нобелевский лауреат академик П.Л.Капица с 1921 по 1934 год находился в командировке в Англии. А кто подсчитает, сколько раз ездили за границу Большой театр, МХАТ, Вахтанговский, хор Пятницкого, Ансамбль красноармейской песни и пляски. И есть ли на земле страна, в которой не побывал бы ансамбль Игоря Моисеева?.. А вспомни, как с самого начала революции обстояло дело с иностранной литературой. Еще в 18-м году Горький создал издательство «Всемирная литература», над входом в которое можно было бы выбить тогда же сказанные слова Блока:
Мы любим все — и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все — и острый галльский смысл
И сумрачный германский гений…
Многотомные издания, не говоря уж об отдельных книгах, иностранных классиков выходили у нас космическими тиражами, невозможными на их родине. Поистине для многих иностранных классиков СССР стал второй родиной. То же самое и с современной литературой. Где в мире так издавались и читались Джек Лондон, Бернард Шоу, Роллан, Уэллс, Олдингтон, Стейнбек, Хемингуэй, Фолкнер… Ну, вот правда, с Кафкой мы поотстали от прогрессивного человечества. И что, это большая потеря?.. А кино! Я помню еще немой фильм «Кольцо нибелунгов», который видел в самом начале тридцатых годов, помню комиков Пата и Паташона из каких-то иностранных комедий… Потом шли «Богиня джунглей», «Акула Нью-Йорка», «Королева лесов», «Багдадский вор», «Знак Зорро»… Еще позже — «Огни большого города», «Под крышами Парижа», «Маленькая мама», «Большой вальс»… Чаплин и Дуглас Фербенкс, Мэри Пикфорд и Франческа Гааль, Гарри Пиль и Жан Габен были у нас почти так же популярны, как Игорь Ильинский и Любовь Орлова, Николай Крючков и Марина Ладынина. Помню, даже частушка была:
Не садись со мною рядом,
Не гляди в упор.
Я тебе не Гарри Пиль
И не багдадский вор…
А итальянский неореализм! Кто запрещал нам смотреть все его фильмы сразу, как только они появлялись?
— Возможно, ты прав, — сказал Кожинов.
— «Железный занавес» был со стороны Запада. На материале науки это убедительно показал недавно академик Алферов. А с нашей стороны был не занавес, а фильтр. Разумный, надежный фильтр, который нужен любому народу, желающему остаться самим собой. К нам приезжали Поль Робсон и Рокуэлл Кент, а наслаждаться воплями Майкла Джексона или завываниями Мадонны гражданин Лужков мог поехать в США за свой счет.
Через несколько дней Вадим позвонил мне и сказал: «Я запомнил твой тезис «не занавес, а фильтр» и обязательно напишу об этом, сославшись на тебя». Увы…
Сейчас я мог бы это дополнить еще и тем, о чем пишет Сергей Куняев в последних главах своей содержательной работы о Павле Васильеве, — о множестве джазов у нас в стране еще в середине 30-х годов. Ведь непуганые телеидиоты постоянно твердят, что джазы были запрещены, за них судили, ссылали, сажали. С.Куняев приводит цитату из «Комсомолки» за 27 октября 1934 года с перечнем: «Джазы Утесова, Ренского, Скоморовского, Березовского, джазы (видимо, гастролировавшие) английский, чехословацкий, женский, даже джаз лилипутов…» А джаз Лундстрема! А частный джаз Цфасмана!.. Автор приводит высказывание концертмейстера Вахтанговского театра тех лет Юрия Елагина: «Ездил Цфасман и его ребята только в международных вагонах. Зарабатывали они бешеные деньги. Вероятно, никто в стране так не зарабатывал. Одевались у лучших портных Москвы… Пользуясь своей популярностью, Цфасман позволял себе невероятные вещи. Например, в Тифлисе в пылу пустяковой ссоры избил начальника городской милиции, заявив при этом: «Такой дряни, как ты, у нас тысячи, а Цфасман — один». Начальник милиции на следующий день приехал в отель мириться, прислав предварительно дюжину бутылок кахетинского… Тогда легче было подписать приказ об аресте маршала или члена ЦК, чем арестовать музыканта из джаза Цфасмана…» («Наш современник»№ 12 2000, с. 198).
…Когда мы разговаривали по телефону последний раз, я сказал Вадиму, что в нашем доме «кожиновские дни»: жена с удовольствием читала его «Тютчева», а я — новые публикации в газетах. Готовился писать о нем статью, в которой собирался кое в чем и поспорить…
Замечательный журналист Виктор Кожемяко, напечатавший в «Правде» и «Советской России» много больших, содержательных, интересных бесед с Кожиновым, сейчас пишет: «Без Вадима Кожинова нам нельзя. Нужно знать его и опираться на него в борьбе за родину!.. Он ведь столько успел сказать! И необходимо в этом сказанном хорошо разобраться. Я буду много писать о его книгах и об этом замечательном человеке». Желаю от души неутомимому Виктору Стефановичу успеха и в этом его очередном благородном намерении. Но хорошо бы, разбираясь в оставленном наследии, поменьше бренчать громкими фразами («Великая, могучая, необоримая сила» и т. п.), а побольше размышлять, анализировать, сопоставлять.
А то ведь что иной раз получается даже не при обращении к наследию, а при живой беседе с широко известным и авторитетным автором. Вот один из них в пушкинские дни взялся по-новому представить нам в стихотворении «Клеветникам России» с детства знакомые строки, обращенные к Западу:
И ненавидите вы нас…
За что ж? Ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы…
Воображение неопушкиниста поразили слова «под кем дрожали вы», и он разъясняет: «Конечно, Пушкин использует здесь, можно сказать, очень грубый образ, на грани пристойности». Вы догадались, на что намек? Да очень просто: великий поэт, по убеждению толкователя, хотел представить здесь покорение Наполеоном Европы в виде изнасилования несчастной дамы. И толкователь в восторге от этого образа на грани пристойности, ибо он «с одной стороны, почти незамечаемый читателем, а с другой — поразительно точный». Но что это значит — почти незамечаемый? И зачем такой об