на одну страницу правды — пять страниц вранья, что показано в моей книге «Гений первого плевка» (М., Алгоритм. 2005).
Но Бортко продолжает клеймить наш вчерашний будто бы совершенно бесколбасный день: «Достоевский, как никто из великих писателей, был нелюбим советской властью…» Именно властью в лице Советов депутатов трудящихся? Надо полагать, именно так. «Причин негативно относиться к творчеству писателя /у власти/ хватало. Кроме отношения писателя к Богу, хватило бы одной его фразы о слезе ребенка, чтобы подвергнуть сомнению, так сказать, революционное дело… Но был еще и роман «Бесы». Достаточно вспомнить выражение Ленина «архискверный Достоевский».
Какая концентрация ума и эрудиции! Какая замшелая еще со времен раннего Солженицына чушь! Человек всю жизнь занимается искусством, и, во-первых, как видно, убежден, что все русские классики были атеистами, за это их и любила, и переиздавала советская власть, как, например, Льва Толстого, даже отлученного от церкви, а вот Достоевский один среди них был верующим и потому нелюбимым, неиздаваемым. Во-вторых, маэстро уверен, что в царские времена никаких слез русские люди не знали, а полились они лишь после революции. Пожалуй, нет ни одного нынешнего демократа хоть в политике, хоть в искусстве, который не мусолил бы эту фразу «о слезе ребенка». И никто не вспомнит хотя бы такие строки:
Слезы людские, о, слезы людские,
Льетесь вы ранней и поздней порой…
Льетесь безвестные, льетесь незримые,
Неистощимые, неисчислимые,—
Льетесь, как льются струи дождевые
В осень глухую порою ночной.
Это кто же, — Демьян Бедный о советском времени? Нет, так писал о царской России ее великий гражданин Федор Тютчев. Заучите наизусть, эрудит Бортко. Да еще наведите справки хотя бы о том, скольким миллионам беспризорных детей советская власть утерла слезы рукавом шинели Дзержинского.
Что же до «выражения» Ленина о Достоевском, то разве Владимир Ильич огласил его с броневика у Финляндского вокзала в Петрограде или с Лобного места в Москве во время демонстрации? И разве оно, как «Апрельские тезисы» или призыв «Все на борьбу с Деникиным!», тотчас было принято партией и властью к руководству? Не совсем так, ваше степенство. Это было в личном письме еще до революции, и никакого влияния на судьбу творческого наследия Достоевского не имело.
Например, в 1914 году было начато издание 23-томного собрания сочинений писателя. Что, после революции его немедленно пресекли? Представьте себе, ничего подобного, вышли все 23 томика. А вскоре было начато первое советское издание на научной основе в 13 томах. И оно вышло в 1926–1930 годы. А в 1921 году, еще при Ленине, был столетний юбилей Достоевского, и его должным образом отметили в Москве и Петрограде. Да уж не пересажали ли устроителей юбилея? Может, и перестреляли? Ваших родственников, сударь, среди расстрелянных не оказалось? А еще в 1918 году в Москве на Цветном бульваре установили писателю памятник работы не многорукого монархиста Клыкова, а знаменитого С.Д.Меркурова, члена ВКП(б). При Ленине же, в 1922 году, 1-й Мариинский переулок переименовали в часть писателя, а когда изверг уже умер, в 1928 году, на Божедомке, где писатель родился, открыли его музей, во двор которого перенесли памятник с Цветного. Кто в ту пору правил в стране, — Александр Третий, Николай Второй? Нет, эти охотно ставили памятники своим августейшим родителям, а о памятниках, о музеях писателям радели не шибко, даже о музее Пушкина не позаботились. А правил тогда второй великий изверг — Иосиф Виссарионович Сталин. И сколько при нем было спектаклей по Достоевскому в лучших театрах страны, начиная с «Дядюшкиного сна» и «Обитателей села Степанчикова» во МХАТе. Да и после него, но в советское же время, в 1956–1958 годы — собрание сочинений в 10 томах, в 1972–1990 годы — в 30 томах. А тиражи-то какие были, хотя бы вот это последнее советское собрание — 200 тысяч! Вы понимаете, что это такое? А как обильна советская литература о Достоевском — от книг Л.П.Гроссмана до книг С.В.Белова!
А сколько потом вышло фильмов по его произведениям! «Белые ночи», «Идиот», «Братья Карамазовы» Ивана Пырьева, «Преступление и наказание» Льва Кулиджанова, «Игрок» Алексея Баталова, «Подросток» Евгения Ташкова, «Двадцать шесть дней из жизни Достоевского» Александра Зархи… И ведь все это, повторю, ваше благородие, в советское время. Неужели не видели вы ни один из этих фильмов? Или некогда было, все в очередях за ливерной колбасой стоял с авоськой? Не за такие ли взгляды, не за такие ли страдания недавно Бортко приняли в КПРФ? И как ликовал тов. Зюганов!
Особо следует сказать о помянутых «Бесах». В энциклопедии «Достоевский» (М., Алгоритм. 2003), составленной Н.Н.Наседкиным, сказано: «В XX веке революционеры всех мастей яростно боролись против этой книги». Да не только в XX, но и в XIX, и не только революционеры, но и реакционеры всех мастей. При появлении романа в 1871–1872 годах против него резко выступили многие газеты и журналы и самые разные авторы: «Сын Отечества», «Новое время», «Биржевые ведомости», «Голос», «Новости», «Искра» (не та!)… А когда в 1873 году Достоевский согласился редактировать журнал «Гражданин» известного реакционера кн. Мещерского, то популярный тогда Д.Минаев ударил по этому союзу эпиграммой:
Две силы взвесивши на чашечках весов,
Союзу их никто не удивился.
Что ж! Первый дописался до «Бесов»,
До чертиков второй договорился.
Дмитрий Минаев в Союзе советских писателей не состоял, лауреатом Сталинской премии не был.
Н.Наседкин продолжает: «A.M. Горький небезуспешно (?) выступал против постановки «Бесов» на сцене МХАТа в 1913 году». Но при этом следовало бы привести его заявление: «Горький не против Достоевского, а против того чтобы его романы ставились на сцене… И Достоевский велик, и Толстой гениален, и все вы, господа, если угодно, талантливы, умны, но Русь и народ ее — значительнее, дороже Толстого, Достоевского и даже Пушкина, не говоря уже о всех нас… Не Ставрогиных надобно ей показывать, а что-то совсем другое. Необходима проповедь бодрости, необходимо духовное здоровье, деяние, а не самосозерцание, необходим возврат к источнику энергии — к демократии, к народу, к общественности и науке. Довольно уже самооплевываний, заменяющих у нас самокритику…» Как сегодня сказано!
Нельзя не продолжить. В 1935 году роман «Бесы» вышел в издательстве Academia. Против этого со статьей «Литературная гниль» выступил в «Правде», где он работал тогда и много позже, очень деятельный журналист Давид Заславский. (Почти четверть века спустя, 26 октября 1958 года, он же там же обрушит на голову Б.Пастернака статью, в которой назовет большого художника «литературным сорняком»). Реакция Горького на статью Заславского была четкой: «Мое отношение к Достоевскому сложилось давно, измениться — не может, но в данном случае я решительно высказываюсь за издание «Академией» романа «Бесы»… Заславский хватил через край, говоря: «художественно слабое произведение». Это неверно. Роман «Бесы» написан гораздо более четко и менее неряшливо, чем другие книги Достоевского и, вместе с Карамазовыми, самый удачный роман его». 24 января 1935 года это было напечатано одновременно в «Правде» и «Литературной газете». Вот так советская власть защищала Достоевского.
Но можно вспомнить еще выступление Виктора Шкловского на Первом съезде советских писателей в 1934 году, где он сказал: «Я думаю, что мы должны чувствовать, что если бы сюда пришел Федор Михайлович, то мы могли бы его судить, как люди, которые судят изменника…» Федор Михайлович не пришел на суд Виктора Борисовича. А тот в 1957 году выпустил о Достоевском книгу «За и против», в которой ни о каком суде уже не было и помину.
Я знаю, маэстро, откуда у вас в левом полушарии эта чушь о «негативном отношении» Советов депутатов трудящихся к Достоевскому. Ее запустил туда ваш знакомый, которого вы величаете «мощнейшим национальным писателем нашего времени». Сорок с лишним лет тому назад он уверял, что в советское время Достоевского «делали недоступным для чтения». Я тогда писал, адресуясь к Мощнейшему, что всего после революции, по данным Книжной палаты на ноябрь 1981 года, к 160-летию со дня рождения, в нашей стране вышло 34 миллиона 408 тысяч книг писателя. Получается что-то около 540 тысяч ежегодно да еще, повторю, многочисленные инсценировки, экранизации. Вот так недоступный! А теперь, болезный, раздобудьте данные за последние 15 лет, когда вам жить стало лучше, жить стало веселей, и сопоставьте с советскими. Вот бы я на вас при этом посмотрел…
Но кое-что словно сквозь зубы товарищ Бортко все же признает: «Полностью зачеркивать гениального писателя, стоящего в ряду самых крупных художников мира, просто не представлялось возможным». Очень хотелось советской власти зачеркнуть и вычеркнуть, но неудобно, дескать, перед цивилизованным человечеством. И что же? О, коварству советской власти не было границ! «Она нашла выход в трактовке героев Достоевского как неких условных персонажей… Некая условная Настасья Филипповна…» Да вы, сударь, понимаете ли, что лепечете? По указанию советской власти несравненная Юлия Борисова сыграла условную Настасью Филипповну, великий Грибов — условного Фому Фомича Опискина, бесподобный Марк Прудкин — условного дядюшку на сцене МХАТа и условного Федора Карамазова в фильме Ивана Пырьева… Да за такие слова надо отбирать диплом об окончании ВГИКа и сажать в карцер. Тем более, что ведь за этим стоит уверенность, будто лишь вам, только теперь при благоуханной демократии удалось создать не условные, а живые образы в «Идиоте», за которого Мощнейший отвалил вам премию в долларах США, в основном там, в США, и заработанных.
Так вот, сопоставьте, Бортко, два выпада Заславского и Шкловского против Достоевского со всем остальным, что было вокруг него в советское время: издания-переиздания, гигантские тиражи, юбилеи, памятник, музей, улица в его честь, инсценировки, косяки фильмов — сопоставьте и подумайте, как вы смотри