Кейси кладет парню руку на плечо:
– Давай дослушаем Доктора, Грэди.
Значит, Грэди, думает Ника. Доктор тем временем продолжает:
– Вы правы: тут есть и моя вина. Я отвечаю за гостей, которых позвал в парк, и не должен был оставлять их одних. Я приношу свои извинения и готов на любую компенсацию, которую джеты сочтут возможным у меня попросить.
– Компенсация! – кипит Грэди. – Я хочу только одной компенсации – начистить морду этим уродам!
– Этот вариант не обсуждается, – холодно говорит Доктор. – Они – мои гости. Всё, чего хотите, вы получите с меня.
– Я поняла, – кивает Кейси. – Вы правы: случилось недоразумение. Учитывая долгую историю нашей с вами дружбы и сотрудничества, я не вижу необходимости в компенсации. Во избежание повторения подобных неловких ситуаций, я хотела бы попросить вас в будущем ставить нас в известность о гостях, которых вы собираетесь принимать. Что же касается ваших нынешних визитеров, у меня одна-единственная просьба: учитывая их проблемы со зрением, было бы справедливо, чтоб они никогда не появлялись в парке после захода солнца. Днем, как известно, парк открыт для всех, но ночью это наша территория, и нам не хотелось бы снова встретить ваших друзей.
Доктор опускает седую голову.
– Как всегда, преклоняюсь перед твоей мудростью, Кейси, – говорит он без тени улыбки.
Ника смотрит вслед джетам и думает: эх, какое классное интервью можно было бы у них взять! Жалко, «Молодость» никогда не напечатает.
– И куда теперь? – спрашивает Лёва. – Если что, напомню: нам нечего есть и негде спать.
Они идут к выходу из парка, как и вчера, навстречу толпе, но Нике кажется, что сегодня они уже не так выделяются: все четверо в футболках – хороших, хотя великоватых – и во вполне неплохих мертвых джинсах (по ту сторону Границы их оторвал бы с руками любой ещётник, а здесь – штаны как штаны, разве что слишком грязные). Зимние ботинки оставили себе – пусть жарко, зато точно не натирают ноги.
– Доктор сказал, что на территории, которую не контролируют джеты, есть места, где можно переночевать, – говорит Марина. – Если ничего не придумаем – пойдем туда.
– Что касается еды, – добавляет Гоша, – я слышал, во Вью-Ёрке бывают подпольные бои. Я могу пойти туда, заработаю немного денег. Или даже много, если удастся победить.
– Жалко только, – говорит Ника, – что если не удастся, придется ждать до утра, чтоб показать тебя Доктору. По ночам, как ты понимаешь, единственная доступная нам больница для нас закрыта. Так что я лучше поголодаю.
Все смеются, но как-то невесело: смейся не смейся, а под ложечкой сосет, все-таки почти сутки они ничего не ели. Ника слышала, что на высших ступенях фридыха учат обходиться почти без еды, заменяя ее правильно вдыхаемым воздухом, но до этих высших ступеней Нике еще работать и работать. А без нормального ночлега не удастся даже упражнения делать.
К счастью, Лёва находит выход.
– Эврика! – кричит он, радостно подпрыгивая. – Если мы наваляли джетам, самое то отправиться к бананам! У нас же там есть старые знакомые, сенёра Фернандес и ее дети!
Ника вспоминает Сандро: перепачканные в крови гирели, разметавшиеся по грязному полу тюремного коридора, кровавые пузыри на губах, предсмертное рукопожатие… ему, наверное, и двадцати не было, но он так хотел казаться взрослым! А теперь затерян где-то в мире дважды мертвых, а сама Ника уже старше его.
– Отличная идея, – кивает Марина, – будем надеяться, они не переехали.
Марина решительно стучит. Приглушенный топот босых ног, дверь распахивается. На пороге – смуглая девочка, замирает, с любопытством глядя на гостей.
– Вива либерта, – говорит Марина. – Здесь живет сенёра Фернандес?
– Вива либерта, – отвечает девочка и, шлепая ногами по линолеуму, убегает, крича: – Мама, мама! К нам гости!
Ника проходит в квартиру. Как ей понравилось здесь в прошлый раз! Сенёра Фернандес, Сандро, трое его братьев и две сестры… большая семья, бедная, но вполне счастливая. Но это было тогда, думает Ника, а теперь они потеряли Сандро. Потеряли по нашей вине – если бы не мы, он остался бы во Вью-Ёрке, да и в Банаме не пошел бы освобождать Гошу, штурмовать оффшорную тюрьму. Если бы не мы, Сандро был бы жив.
То есть мертв, конечно, – но мертв так же, как и все жители Вью-Ёрка. То есть жив для своих братьев и сестер, для своей мамы…
А вот и она! Как и положено мертвым, сенёра Фернандес совсем не изменилась – такая же крупная, высокая женщина, громкий голос, крепкие объятья:
– Ох, дочка, как ты выросла! Мы, мертвые, так не умеем! Совсем женщина уже, замуж выдавать можно! Среди живых-то есть кто на примете? А то, знаешь, быстро тебя сосватаем за хорошего парня.
– Спасибо, сенёра Фернандес, – отвечает Ника, тычась предательски мокрой щекой в смуглую шею. – Сватать меня не надо… но я так рада вас снова увидеть!
Приходит черед Марины и Лёвы – они, разумеется, тоже выросли так, что не узнать, стали настоящие красавцы, хотя Лёве не мешало бы есть побольше, больно худой, смотреть стыдно!
– Это наш друг Гоша, – говорит Марина. – Мы тогда как раз его и искали…
– Добрый день, – Гоша смущенно улыбается.
– Ох, боже ж ты мой! – всплескивает руками сенёра Фернандес. – Ну, дай-ка я на тебя посмотрю! Ничего не скажешь, хорош! Хотя по мне, конечно, бледноват, но вам-то, вроде, такие больше нравятся, верно? Хороший, девочка, у тебя жених, очень хороший!
Ника вспыхивает. Как сенёра Фернандес с первого взгляда поняла, что у них с Гошей? И зачем она так сразу и громогласно… и они вовсе не жених и невеста, а просто – любят друг друга! Вдруг Гоша смутится? Или обидится?
Но нет, он улыбается до ушей, обнимает сенёру Фернандес и также громогласно отвечает:
– Как я рад наконец встретиться! Ника столько о вас говорила!
Ника вздыхает с облегчением, а сенёра Фернандес восклицает:
– Что же мы стоим! Пойдемте на кухню, мы как раз садимся обедать! Дети, ставьте тарелки! Алессандро, куда ты задевался?
Здесь в самом деле нет времени, думает Ника. Для нас прошло четыре года, а сенёре Фернандес все кажется – ее сын просто вышел из дома, задевался куда-то и вот-вот вернется.
Мне тоже так казалось первые полгода после того, как погибли родители, вспоминает Ника, и ей хочется плакать от мысли, что Сандро больше никогда не вернется домой, но тут она слышит за спиной голос – что случилось, мам? – и, обернувшись, видит на пороге кухни высокого смуглого юношу… глаза улыбаются, косички завязаны цветным платком.
– У нас гости, – отвечает сенёра Фернандес. – Сам, что ли, не видишь, Алессандро?
Теперь уже все в недоумении смотрят на старшего сына хозяйки.
Да, конечно, похож – но, разумеется, это другой Сандро. Тот, которого они знали, похоронен в земле Банамы. А поскольку мертвые семьи не меняются, вместо любого погибшего всегда появляется новый, того же возраста и похожей внешности. Он точно так же не помнит ничего о своей недавно закончившейся жизни, как не помнил тот, кого он заменяет.
Помнит ли сенёра Фернандес, что у нее прежде был другой сын? Или того Сандро так и никто и не оплакал, кроме Ники и ее друзей?
Ника не решается спросить – тем более, в большой кастрюле, как четыре года назад, булькает бурое варево, запах свежеприготовленной фасоли заполняет кухоньку, гигантский половник сенёры Фернандес взлетает над тарелками и каждому – шлеп! – достается порция.
Вспомнив своей предыдущий визит, Ника первая лодочкой складывает ладони у груди, и тогда сенёра Фернандес торжественно возвещает:
– Господи, благодарю Тебя за то, что даешь нам нашу ежедневную пищу, сохраняя силу в наших телах, чтобы мы славили Тебя и дальше, день за днем, пока не придет пора Перехода.
– Аминь, – повторяет за всеми Ника и отправляет в рот первую ложку.
Ух, какая она голодная!
– Ну, зачем вы к нам на этот раз? – сенёра Фернандес отвернулась к старой ржавой раковине. Нике видно, как ходят ходуном локти и двигаются под дешевым ситцем лопатки.
– Захотелось немного пожить у вас, – отвечает Марина. – Все-таки Вью-Ёрк – великий город.
– Живые немного пожить не приезжают, – отвечает сенёра Фернандес. – Только по делу – или навсегда.
Хотела бы я знать, думает Ника, навсегда ли мы приехали. И главное – как мы будем возвращаться?
Когда-то здесь было так уютно, что Ника мечтала остаться навсегда. Это была бы ее семья… настоящая семья, мать, сестры, братья… но это было четыре года назад, а сейчас Ника хочет вернуться. Там, в ее мире, остались недоделанные дела: статьи для «Молодости», репортаж про фридых, тренировки у брахо Ивана.
Нет, ее дом – по ту сторону Границы, и она должна вернуться домой.
– И часто живые приезжают по делу? – спрашивает Марина.
– Нечасто, – соглашается сенёра Фернандес, – хотя без вас был тут один… хотел поговорить с зантеро, нашими колдунами. Я отвела его на Зантерикос.
– Что такое Зантерикос? – спрашивает Ника.
– Это, деточка, такой праздник. В честь Великой Матери-Ящерицы. Мы-то, конечно, верим в Бога, но колдуны наши поклоняются Великой Ящерице – испокон веку так было, еще до Проведения Границ.
Ника не очень понимает даже про Бога, не говоря уж о Матери-Ящерице, – тетя Света в Бога не верила, а по истории о религии древних людей рассказали только в выпускном классе.
– Ну, значит, мы вот такие необычные живые, – говорит Марина. – Хотим здесь пожить. Устроиться работать. Как будто мы – одни из вас. Понимаете?
– Конечно, – говорит сенёра Фернандес. – Вы хотите спрятаться, чего ж тут не понять? С работой сейчас трудно, но можно что-нибудь придумать, да и пару лишних гамаков для вас я бы нашла… Но у меня тут особо не спрячешься: в нашем районе белокожих отродясь не водилось. Вам бы куда-нибудь в южные кварталы… там все рыжие, как ваш Лёва.
– Не получится, – отвечает Лёва со скромной полуулыбкой. – Там территория джетов, а мы им немного наваляли прошлой ночью.
– Наваляли? – удивляется сенёра Фернандес. – Ну молодцы!