– Что ты сказала, мама? – кричит из комнаты Сандро. – Мне ты не даешь даже ходить в южные кварталы, а вот эти у тебя молодцы! Погоди, я тоже надеру этим джетам задницу, чтоб не борзели!
Ника уже слышала эти слова, слышала почти такой же голос. Внезапно она понимает: скоро этот Сандро тоже навсегда уйдет из материнского дома, как уходили до него все Алессандро Фернандесы – уходили, чтобы отдать свое имя и место за семейным столом новому юноше, только что умершему по ту сторону Границы. Вот почему четыре года назад сенёра Фернандес так хотела отправить сына в Банаму: она надеялась, что, покинув Вью-Ёрк, Сандро избежит гибели.
Сколько сыновей сменилось в ее доме за четыре года? А за все эти годы? А ведь она помнит их всех, с внезапной горечью понимает Ника, помнит всех своих глупых мальчишек, вечно рвущихся навстречу гибели. Вечно помнит и вечно оплакивает.
Ника сидит в маленькой кухне, вдыхает запах тушеной фасоли и мертвого пота, слушает плеск мыльной воды в раковине… да, если такова цена вечности, Ника предпочтет ей скоротечную жизнь по свою сторону Границы.
Гоша смотрит на небо – солнце давно миновало зенит и двинулось к закату. На поиски ночлега осталось четыре, от силы пять часов, и потому, вздохнув, Гоша говорит вслух то, о чем наверняка думают все:
– Ну что, пойдемте тогда к Майку.
– Майк – предатель, – быстро отвечает Ника. – В прошлый раз мы из-за него чуть не погибли.
У нас нет другого выхода, думает Гоша. А Марина говорит:
– Он не предатель, он просто глупый маленький мальчик.
И Гоша вспоминает, что эти же самые слова сказал когда-то Лёва.
– Глупо бояться Майка, – говорит Гоша. – Сколько ему было лет? Четырнадцать? Пятнадцать? Столько и осталось. Неужели мы вчетвером не найдем способ…
– Майк работал с Учреждением, – говорит Ника и, покосившись на Марину, добавляет: – И с Конторой. Если нам кого и бояться, то Майка, а не соседей Фернандесов. Я лучше пойду договариваться с джетами, чем ему доверюсь.
Какая же она все-таки упрямая, думает Гоша. За это я и люблю ее, обычно добавляет он, но сейчас времени осталось совсем мало, и Гоше хочется, чтобы Ника хоть раз просто с ним согласилась.
– Если честно, – говорит Лёва, – я никогда не любил Майка. Он мне всегда казался… ну, напыщенным и неумным… неслучайно в прошлый раз я первый догадался, на кого он работает. Но мне кажется, сейчас у нас нет другого выхода.
– Да, – кивает Марина, – и мы не пойдем к нему без подготовки. Надо разведать, посмотреть, что с ним и как.
– На что смотреть? – говорит Ника. – Он мертвый, а мертвые не меняются. Мы же только что сами видели, – и Ника показывает на приоткрытое где-то над ними окно Фернандесов. – И вообще, как ты себе представляешь эту разведку?
– Было бы странно, если бы я ее совсем никак не представляла, – отвечает Марина. – Я все-таки третий год учусь в Академии.
Смуглая десятилетняя девочка с большой коробкой в руках звонит в парадную дверь.
– У меня посылка для мистера Алурина.
– Оставьте здесь, – кивает консьерж.
– Нет, мне велено передать прямо в руки, – трясет головой девочка. – Если мистер Алурин дома, я поднимусь и отдам, а то мама меня заругает.
– Лучше бы твоя мама сама делала свою работу, – бурчит консьерж, но пропускает девочку к лифту, крикнув вслед: – Двадцать пятый этаж, квартира восемьдесят четыре.
– Спасибо, сэр, – говорит девочка, с трудом запихивая коробку в лифт.
Но из лифта она не идет к квартире Алуриных, а поднимается выше по лестнице и открывает люк на крышу.
– Я же говорила, – шепчет Марина. – Эти люки прекрасно открываются изнутри.
Ника только пожимает плечами. Гоша видит: затея ей не нравится. Они слезли по пожарной лестнице соседнего здания на крышу Майкова дома, а сейчас маленькой Аните Фернандес удалось их впустить.
Они спускаются на двадцать пятый этаж. Марина блокирует двери, девочка остается у лифта, а они вчетвером идут в дальний конец коридора.
– Подсади меня, – просит Марина. Она забирается Гоше на плечи, и через минуту половина коридора погружается во тьму – впрочем, дверь Алуриных по-прежнему освещена.
– Давай, – кивает Марина девочке.
Анита нажимает кнопку звонка. Смутно знакомый голос спрашивает:
– Кто там?
– У меня посылка для Майка Алурина, – говорит девочка.
Дверь открывается.
– Простите, сэр, я не смогла дотащить ее от лифта. Можно я попрошу вас помочь?
Гоша слышит, как Майк – если это Майк – отвечает:
– Надо было просто оставить внизу.
А потом кто-то выходит из квартиры. Кажется, Майк подрос, но Гоша толком не успевает рассмотреть: следом за Анитой Майк скрывается в лифтовом холле.
Гоша и Марина вбегают в квартиру и захлопывают дверь. Гоша оглядывается: все хорошо, вот он, ключ – как и предполагала Марина, висит в прихожей на крючке. Значит, Майк не сможет открыть дверь, а пока спустится к консьержу за другим ключом и вернется, пройдет минут десять.
Ну, а если Майк тут не один? Конечно, его отчим не должен прийти с работы так рано, но вдруг у него сегодня выходной? Тогда придется его вырубить приемом об-гру, утешает себя Гоша, глядя, как Марина деловито обшаривает стены.
– Если Майк все еще работает с Учреждением, – шепотом объясняет она, – в квартире наверняка устроен один из стандартных тайников.
Скрипит дверная ручка – Майк пытается открыть дверь.
– Что ты будешь делать! – слышит Гоша. – Чертов сквозняк!
Все тот же голос, да. Похож на голос Майка, но все-таки немножко другой… или Гоше чудится?
Будем надеяться, Анита успела уехать вниз, и теперь Майку придется ждать, пока лифт спустится на первый этаж и снова поднимется на двадцать пятый.
Из гостиной Марина переходит в комнату Майка. Гоша заглядывает во вторую спальню – и застывает на пороге.
Большая кровать без постельного белья с одним матрасом. Открытые дверцы платяного шкафа, а за ними – пугающая пустота: ни рубашек, ни галстуков, ни костюмов. Запыленный компьютерный монитор на столе.
В этой комнате давно никто не живет.
Где же отчим Майка?
Гоша шепотом зовет Марину.
– Ого! – говорит она, глядя через его плечо в пустую спальню. – Похоже, Майку удалось освободиться от опеки.
– А тайники?
– Все пустые. Видно, что ими давно никто не пользуется, – Марина смотрит на часы. – Две минуты. Пошли!
Они выходят из квартиры и едва успевают спрятаться в неосвещенной части коридора, когда приезжает лифт. Слышны два голоса (Майк говорит: «И заодно поменяйте там лампочку»), открывается и захлопывается дверь в квартиру, консьерж уезжает вниз.
Стараясь не шуметь, Марина с Гошей поднимаются на два этажа выше.
– Все чисто, – говорит Марина.
– Да, – отвечает Ника, – я уже поняла. Ты права: это была хорошая идея – сначала на него глянуть.
– Точнее, на его квартиру, – говорит Марина.
– На квартиру можно было не смотреть, – улыбается Ника. – Пока Майк пытался открыть дверь, я его рассмотрела – и этого хватило.
– А что? – спрашивает Марина.
– А то, – отвечает Ника, – что Майк отрастил усы и повзрослел года на два.
– Он изменился! – говорит Гоша.
– Да, – кивает Ника. – Этого не могло быть, но оно случилось. Теперь я готова рискнуть. Послушаем хотя бы, что он скажет.
Впятером они сидят в гостиной. Гоша смотрит на Майка: куда подевался прежний угловатый подросток? Этот юноша ненамного моложе Гоши. Даже не верится, что Майк так изменился.
– Да, я и сам был напуган, – рассказывает он. – Мне же всегда говорили, что тут нет времени, я вообще не видел, чтобы мертвые старели или вырастали – а тут смотрю в зеркало и вижу, что у меня растут усы. Я их сбриваю, а они снова вылезают, все гуще и гуще. Потом гляжу на старые фотографии – и понимаю, что все мое лицо изменилось! Будто я не мертвый, а живой! Буквально как вы все!
Прежний Майк при этих словах обязательно улыбнулся бы. У него была особая улыбка, застенчивая и испуганная, – но если Майк и улыбается сейчас, за густыми усами не видно.
– А помнишь, – спрашивает Ника, – ты когда-то хотел быть живым, да?
– Ну, это давно было! – отвечает Майк. – А как началось, я, наоборот, захотел, чтобы все осталось как было. Потому что мы же понимаем: сначала усы, потом меняется голос, потом ты не подросток, а юноша, потом уже взрослый мужчина и в конце концов – дряхлый старик. И при этом все вокруг по-прежнему молодые! Жуть!
– И что ты сделал? – спрашивает Марина.
– Что я мог сделать? – пожимает плечами Майк. – Пошел к отчиму. Зря он, что ли, работал на Контору?
– И на Учреждение, – быстро добавляет Гоша.
Ника согласилась прийти сюда, и теперь Гоша снова на ее стороне и не позволит Майку скрыть сотрудничество с Юрием Устиновичем и его коллегами.
– Ну, это только когда Контора и Учреждение сотрудничают, – отмахивается Майк. – Но тут был чистый случай для Конторы: никаких живых, только внезапное старение мертвого. Отчим устроил мне полное медицинское обследование, и там один врач сказал, что я не первый мертвый, с которым такое происходит. Например, недавно резко постарел один его коллега – и вообще, этот врач слышал на конференции, что в разных областях нашего мира подобных случаев наблюдается все больше. Принято считать, что это происходит с теми, кто регулярно пересекает границы, то есть либо много работает с живыми, либо часто путешествует из одной области в другую.
Или вглубь, как старый бродяга в парке, хочет сказать Гоша, но молчит: незачем при Майке говорить лишнее.
– Отчим предложил отправить меня в одну из отдаленных областей, где времени почти совсем нет, – продолжает Майк, – но я отказался. Зачем? Если я – один из немногих, кто понимает, что такое время, то это… как лучше сказать?.. Мое преимущество перед другими, верно?
Он действительно изменился, думает Гоша. В нем появилась уверенность, даже какая-то наглость.
– И к тому же, – продолжает Майк, – кому охота всю жизнь быть четырнадцатилетним подростком? Если и замедлять время, то когда я буду взрослым состоявшимся мужчиной… лет в двадцать пять – тридцать.