– Наладить обучение, ха! – смеется Тимофей. – Кто этим будет заниматься? Вы? Я? Да нас сразу же арестуют. Причем и по эту, и по ту сторону Границы.
– Это я как раз понимаю, про две стороны, – говорит Гоша. – Мы давно установили, что Учреждение и Контора – по сути одно и то же.
Марина протестующе фыркает.
– Хорошо, – говорит Гоша, – различия есть, но они непринципиальны. Скажем, Марина работает в Учреждении…
– Да? – Тимофей смотрит на девушку с интересом. – И что, вас не обучили методам перехода Границы без приборов?
– Я только на третьем курсе, – тихо говорит Марина. – Я очень мало знаю.
Неожиданно Гошу осеняет:
– Послушай, а может, ты пойдешь к Нике? Вдруг вы поможете друг другу?
– Вряд ли, – говорит Марина, – но мы ничего не теряем.
Она скрывается в пещере, у костра остаются трое.
– Знаете, парни, – говорит Тимофей, – неприятно об этом говорить, но на вашем месте я бы сегодня решил, кто из вас чью подружку завтра убьет. Поверьте, умереть от ваших рук куда приятней, чем под пытками дикарей.
Гоша и Лёва молча переглядываются.
Этой ночью они так и не заснули. Ранним утром Марина стоит на площадке у входа в пещеру и смотрит, как огромный солнечный диск появляется из-за линии морского горизонта.
– Эй, ребята, рассвет! – кричит она и про себя добавляет: последний рассвет.
Хотя нет, почему последний? У мертвых что, нет рассветов? Каждый день, как и у живых. Не последний рассвет – а последний рассвет, который они увидят вместе.
Вот если бы я знала, что после Перехода снова встречу Лёву, я бы вообще не боялась, думает Марина.
Не только Лёву, конечно. Гошу, с которым Марина дружит с первого класса. Нику, которую когда-то защитила от Оли Ступиной и с которой столько раз ссорилась – и столько же раз мирилась.
Два часа назад они сидели друг напротив друга, стараясь сконцентрироваться: Ника – на дыхании, Марина – на простейшем упражнении, трансграничном сигнале помощи. С каждой минутой Марина все яснее понимала, что ничего у нее не выйдет, – и, глядя из-под полуопущенных век на Нику, читала в ее лице то же отчаяние. На мгновение Марина забыла о технике, которой ее учили в Академии, забыла, что этот сигнал – их последний шанс. Она смотрела на Нику, и ее захлестывала огромная, почти что трансграничная нежность. Я знаю Гошу с первого класса, думала Марина, я люблю Лёву и хочу жить с ним. Но как же я счастлива, что Ника сегодня рядом со мной!
Это было странное счастье, совсем неуместное в последнюю ночь перед Переходом, но память о нем еще шевелится в Марининой душе, когда вместе с друзьями она смотрит, как багровый шар медленно отрывается от воды, выше и выше поднимаясь в небо.
Дикари появились спустя еще два часа. Гоша первый заметил внизу фигурки, перебегавшие от дерева к дереву.
– Какое у них оружие? – спрашивает он Тимофея.
– Такое же, как у нас, – отвечает тот. – Ножи и палки. Но их минимум сотня, а нас пятеро.
– Ника говорила про какие-то шары. Что за шары? – спрашивает Марина.
– Примитивные гранаты, – говорит Тимофей. – Я же химик все-таки. А тут хватает полезных горючих ископаемых.
– Я так понимаю, два шара нам не помогут?
– Да уж, – говорит Тимофей. – В первый раз, когда они меня встретили, эти шары обратили их в бегство. Но тогда им было куда бежать – а вчера я сжег их стойбище. Им терять уже нечего.
Глупо, думает Марина, живыми выбраться из глубинных миров – и погибнуть в какой-то стародавней области Заграничья.
Через полчаса – первая атака. Дикари бегут по узкой тропинке к пещере, и поначалу Гоша, Лёва и Тимофей, вооружившись длинными кольями, отгоняют дикарей, столпившихся на узком карнизе, в трех метрах от площадки, где стоят осажденные. Сзади поднимаются новые воины, дикари переминаются с ноги на ногу, иногда что-то гортанно выкрикивая – вероятно, угрозы и оскорбления. Тимофей, небось, понимает эти слова.
Через некоторое время план меняется. Став цепочкой, дикари один за другим передают наверх камни, складывают их у ног воинов, поднявшихся первыми. Марина понимает, что будет дальше: камнями их загонят в пещеру, преодолеют оставшиеся три метра тропинки и…
– Ну что же, – говорит Тимофей, – время боулинга, друзья. Другого случая не представится.
Размахнувшись, он бросает глиняный шар в толпу дикарей. Не долетев совсем немного, шар разбивается о каменный склон и брызжет на дикарей огнем. На несколько минут дым прячет от Марины дикарский авангард, а когда ветер разгоняет вихрящиеся черные клубы, видно, как новые дикари проталкиваются на место погибших.
Да, думает Марина, будь у нас десяток таких шаров – еще был бы шанс. Но один… только оттягивать неизбежное.
Первый камень разбивается у Марининых ног, затем второй и третий. Тимофей вскрикивает, и все пятеро, пригнувшись, бегут в пещеру. Передовой отряд дикарей врывается следом. Гоша отгоняет их колом, но в пещере трудно развернуться, а вход слишком широкий – не забаррикадируешь. Марина стоит, выставив вперед нож, и прямо на нее прет огромный дикарь: голову венчают витые рога, лицо выкрашено черной краской – сверкают только белки глаз. Из руки в руку он с легкостью перебрасывает огромную дубину, словно теннисную ракетку.
– Марина! – кричит где-то сбоку Лёва, но Марина не может оглянуться, она ждет, когда противник откроется: она знает – второго шанса не будет.
Вот! Дикарь замахивается дубиной, и Марина подныривает под нее, стараясь достать неприятеля ножом. Дубина с грохотом улетает вглубь пещеры, освободившейся рукой дикарь хватает Марину за волосы, а другой сжимает ей запястье. Марина слышит победный смех, у нее на глазах выступают слезы, ох, с нее сейчас снимут скальп, а рука… руку ей просто сломают… Но, уже теряя сознание от боли, Марина изо всех сил сжимает рукоять ножа и сквозь сгущающийся багровый туман слышит один за другим странные хлопки, будто что-то взрывается в голове… на мгновение хватка дикаря ослабевает, Марина вырывает руку и почти вслепую втыкает нож в падающее на нее тело. Придавленная к полу, она не может остановиться, наносит удар за ударом, хотя понимает, что с этим врагом покончено, разжимается даже рука, судорожно вцепившаяся ей в волосы, боль утихает, Марина уже может открыть глаза – и открывает, и видит искаженное мертвое лицо, краска смешалась с кровью, глаза вылезли из орбит, а во лбу зияет аккуратная круглая дырочка… калибр девять миллиметров, привычно прикидывает Марина, табельное оружие, выдается сотрудникам Учреждения в звании не ниже майора – и только тут понимает, что за хлопки она слышала только что.
Марина выкарабкивается из-под трупа и поднимается. Тут и там валяются убитые дикари, защитники пещеры с растерянными улыбками смотрят, как из темноты выходят незнакомый мужчина в форме майора Учреждения, а за ним Юрий Устинович собственной персоной.
– Ну, детки, – говорит он, – порезвились – и пора домой. Хорошо, что мы поймали ваш SOS. Давайте теперь за нами!
В глубине пещеры матово поблескивает цилиндрический мандельброт, аппарат для группового перехода, судя по всему – новейшая модель.
– Быстро, быстро, – говорит майор, – пока эти черти не опомнились!
– Они не скоро опомнятся, – говорит Тимофей. – Они пистолетов отродясь не видели. На этом острове огнестрел – абсолютная новинка и оружие массового уничтожения.
– А это еще кто? – спрашивает Юрий Устинович.
– Это Тимофей Фармер, – говорит Марина, – мы должны взять его с собой.
– Но… – пытается возразить майор, – нам не хватит энергии, вы же говорили, что здесь будет только четверо детей и мы двое! Всемером мы не дотянем до Границы.
– Остановимся в Парисе, – говорит Юрий Устинович, – а там разберемся.
Всемером они с трудом втискиваются в кабину. Намокшая от крови рубашка липнет к телу. Марина замечает, что все еще держит в руке окровавленный нож, и кладет его на столик.
– Правильно, – смеется майор, – перед вылетом надо сдать оружие.
Он снимает кобуру и кладет на полку над своим сиденьем. Юрий Устинович показывает на место рядом с собой – садись, мол, Марина. Девушка опускается в мягкое кресло, закрывает глаза… знакомое жужжание, легкая тошнота – и она привычно проваливается во тьму.
Она приходит в себя от того, что кто-то трясет ее за плечо. Открыв глаза, Марина видит Юрия Устиновича, который прижимает палец к губам.
– Ш-ш-ш-ш! – тихо произносит он. – Говорим только шепотом, никого не будим.
– А что случилось?
Марина знает, что в экстренном случае человека можно будить во время перехода – но только в экстренном случае.
– Потом объясню, – говорит Юрий Устинович. – А ты, Марина, расскажи, кто такой этот Тимофей и зачем он нам нужен.
– Он изобретатель, – шепчет Марина, еще не до конца придя в себя, – он придумал пластырь.
– Какой еще пластырь? – шипит Юрий Устинович.
– Пластырь для перехода, – говорит Марина. – Без приборов, без тренировки, просто наклеил ниже пупка – и хоп!
– Я слышал об этом, – медленно говорит Юрий Устинович. – Ты права, девочка. Это не просто нужный – это очень нужный человек. Мы правильно сделали, что взяли его с собой.
– Иначе бы его там убили, – говорит Марина, но что-то не нравится ей во взгляде Ищеева, и она спрашивает: – А что с перегрузкой? Мы ведь должны были сделать пересадку в Парисе…
– В этом-то и загвоздка, – говорит Юрий Устинович. – Парис не дал разрешения на посадку, кто их знает почему. У них ведь своя Контора, свои интересы…
– И что теперь? – Марина пытается встать, но Юрий Устинович удерживает ее в кресле.
– Ну, что-что… как-нибудь решим эту проблему.
– Да как вы ее собираетесь решать? Если энергии не хватит, мы опять рухнем не пойми куда!
– Нет, Марина, мы не можем себе позволить такие риски. Мы благополучно доберемся до нашего конечного пункта. Спи дальше, я сам разберусь.
– Я не буду спать, пока не пойму…
– Чего тут понимать? – говорит Юрий Устинович. – Один из вас лишний, и мы его ссадим… где-нибудь здесь.