Ищеев жмурится, всматривается, а потом со вздохом произносит:
– Ах, Ника. Жаль, что я не убил тебя раньше.
Ника усмехается:
– Достаточно того, что вы пытались убить Лёву. Но, видите, он здесь, нас снова четверо, мы снова вместе.
Начод Ищеев садится на появившийся из ниоткуда стул.
– И как вам это удалось?
– Я расскажу, – говорит Марина, и Лёва понимает, что ему ничего не нужно, только слушать Маринин голос. Или нет… ему нужно обнять ее, поцеловать, никогда с ней не разлучаться. – Я расскажу, – повторяет Марина, – и можете считать это моим выпускным экзаменом в вашей Академии. Вы три года учили меня выдержке, учили скармливать противнику дезинформацию и расставлять ловушки – и я, по-моему, неплохо усвоила урок.
И Марина рассказывает, как они использовали Никину статью, чтобы навести Учреждение на Майка, а тот выдал просьбу полковника Стила о встрече.
– Меня учили, что нельзя верить информации, пришедшей только по одному каналу, – продолжает Марина. – Поэтому через группу «Ракета» и Олю Ступину мы вам подтвердили, что у полковника Стила серьезные проблемы. После этого вы не усомнились, что он действительно хочет вас увидеть.
Все повторяется, думает Лёва. В седьмом классе Марина уже использовала Ступину, чтобы заманить в ловушку пятнашек. А сейчас поймала рыбу покрупней – возможно, самую крупную, самую хищную рыбу во всем океане.
– Но как вы узнали день, узнали время? – спрашивает Юрий Устинович.
– Случайно, – говорит Марина. – Дядя Коля… Николай Михайлович… зачем-то мне рассказал. И он же дал нам пластыри Тимофея Фармера.
Тут происходит невероятное: Юрий Устинович смеется.
– Случайно? – говорит он. – Ты провалила свой экзамен, Петрова. В нашем деле не бывает случайностей. Твой дядя вас использовал. Вас все время использовали, с тех самых пор, как Орлок Алурин поймал на вас своего брата и потом на Белом море пытался пробить брешь в Границе… а следом уже мы раз за разом ловили на вас Орлока. Вы думаете, вы – герои? Вы – расходный материал. Большие люди играют в свои игры и двигают вас, как пешки на доске.
– Неправда! – говорит Лёва. – Мы каждый раз нарушали ваши планы! Потому что наша дружба и… и наша любовь сильнее Конторы и Учреждения.
– Да-да, дружба и любовь, – отвечает Юрий Устинович. – Мы их и используем. Вот и Коля тоже… вероятно, посчитал, что достаточно подрос, может играть против меня. Ну что же, ему еще предстоит узнать, как он ошибся. И, кстати, что вы со мной собираетесь сделать?
Наступает тишина. Лёва глядит на Марину, не в силах отвести глаз. Почему они молчат, думает он. Не решили, что делать с Ищеевым дальше?
В глухой тишине Лёва подходит сзади к Марине и обнимает ее. Когда его руки обхватывают Маринины плечи, она делает почти незаметное движение, и Лёва скорее догадывается, чем видит, что у нее в руке «Хирошингу».
– Мы вас убьем, – говорит Марина.
Юрий Устинович улыбается:
– Вы, конечно, можете. Четверо молодых людей против усталого загнанного старика. Но что это даст? Вы же понимаете, я столько раз ходил туда и обратно – я даже после насильственного Перехода не потеряю ни опыта, ни памяти. Вместо живого врага у Коли будет мертвый – и у вас, кстати, тоже.
Лёва хочет сказать, что они много раз убивали Орлока Алурина и, если надо, еще раз убьют начода Ищеева, но вступает Ника:
– Юрий Устинович, как вы думаете, зачем все это было? Зачем я протащила вас через промежуточные миры? И затянула сюда? Вы же и так направлялись на встречу с полковником Стилом – так к чему были все эти ухищрения?
– Наверное, ты хотела показать, сколь многому научилась, – улыбается Ищеев. – Чтобы я уж точно понимал, насколько опасен брахо Иван.
– Нет, – качает головой Ника, – вовсе не поэтому. Я хотела вымотать вас, ослабить вашу бдительность – и все для того, чтобы затащить вас не туда, куда вы направлялись, а в другое место. Очень похожее, но другое. Это тоже константная область, но у нее есть одна особенность: человек, убитый здесь, исчезает навсегда.
– Этого не может быть, – говорит Ищеев. – Я никогда даже не слышал о таком.
– Наука, – поясняет Гоша. – Физика и математика. Сложные уравнения и их решения. В конце концов, мы можем ошибаться… но почему бы не проверить?
Улыбка сбегает с лица Юрия Устиновича.
– Глупости, – говорит он. – Все это глупости. Вы всегда были дураки. Где бы вы ни появлялись, начинался хаос, начинались перемены. Вы не меня убиваете – вы разрушаете мир. Если бы вы сидели спокойно, не лезли бы куда не надо – всем было бы лучше. Чего вы добиваетесь? Разрушения Границ?
Не будет никакого Разрушения Границ. Граница – это власть, а те, кто держит власть, никогда ее не отдают. Что, Коля разрушит Границу? Нет, будут только подачки. Вам облегчат переход, разрешат развлекательные поездки, прочие бессмысленные, никому не нужные вещи, но за это придется заплатить. У вас что, плохое было детство? Вы голодали? Вас заставляли работать? Нет! Вы учились, играли, занимались спортом! Вы были счастливы! Но если твой дядя, Марина, доберется до власти, такого детства больше ни у кого не будет! Я понимаю – Ника. Она никогда и не скрывала, что хочет все уничтожить, чтобы не она одна была такой несчастной. Но ты, Марина! Тебе-то зачем? Ты не понимаешь, что мы, старые зубры, – последние нормальные люди в Учреждении? А вот те, кто придет нам на смену, будут настоящими хищниками!
Лёва почти не слушает Юрия Устиновича. Главное – Марина снова рядом, пусть и ненадолго.
– Может, и так, – отвечает Марина. – Может, убив вас, мы откроем дорогу людям, которые еще хуже. Но вам я верить больше не могу. Было слишком много лжи.
– И что же, – говорит Ищеев, и его голос внезапно гаснет, – вы просто возьмете и убьете старого человека? Убьете так, чтобы у меня больше ничего не было? Я прожил долгую жизнь, я не заслужил исчезнуть после Перехода. Если хотите меня убить – убейте снаружи Станции.
– Мы не хотим рисковать, – говорит Ника. – Мы много раз убивали Орлока, и не хотим убивать вас снова и снова.
– Погодите! – Юрий Устинович поднимается. – Погодите! Да, я застрелил Лёву – но это было честно, у него тоже был пистолет, а я безоружен! Должны же у вас быть какие-то представления о чести, о благородстве, в конце концов.
Может, он и прав, думает Лёва. Когда мушкетеры убивали миледи, они привели палача. А мы? Мы просто убийцы.
– И что, вы хотите честного поединка? – говорит Марина. – Простите, но этому меня в вашей Академии не учили.
Отдача еще плотнее впечатывает Марину в Лёвины объятья. Сквозь сизый дым выстрела Лёва видит, как оседает Юрий Устинович, сам превращается в голубоватый дымок, не успев коснуться пола. И в этом сизо-голубом дыму Лёва разворачивает Марину к себе и наконец-то целует.
Заливается серебристый звонок. Маленькая девочка в платье с белым передником изо всех сил размахивает колокольчиком и чуть было не попадает им в лоб выпускнику, на плече которого сидит. Парень придерживает первоклашку за ноги, чтобы не свалилась, и нервно улыбается. Боится уронить, думает Марина и снова находит взглядом Шурку. Вот она, среди других выпускников, в белом платье, в туфлях на высоком каблуке, на солнце вспыхивают волосы – рыжие, как у Лёвы.
Марина вспоминает, что на ее выпускной им не разрешили приходить в своих платьях – только в парадной школьной форме. Платья, мол, вечером, на прощальный бал. Марина тогда страшно расстроилась – ух, какое у нее было красивое мертвое платье, хотелось его надеть прямо с утра! А девчонки в Шуркином классе все в платьях – везет им! Каких-то пять лет прошло, а как все изменилось! И, если честно, даже не за пять лет, а за последний год, где-то с Фестиваля…
По традиции сделав круг по школьному двору, выпускники заходят в школу: в актовом зале им будут вручать дипломы и грамоты. В толпе родителей Марина нос к носу сталкивается с Олей Ступиной. На Оле сегодня темно-синее мертвое платье, по Олиным меркам довольно скромное: без декольте и с юбкой до колена.
– Привет, – говорит Марина. – Пришла проведать родную школу?
– Типа того, – отвечает Ступина. – У меня младший брат выпускается, решила заглянуть. А ты?
– А у меня Шурка, – говорит Марина. – Лёвина сестра.
– А, ну да, – Ступина достает из сумочки пачку «Мальбрука». – Будешь?
Марина качает головой.
– Хорошие, – говорит Ступина, затягиваясь, – инглийские. Нам удалось договориться, чтобы с будущего месяца их продавали в обычных киосках.
– Дорогие, небось, будут.
– Конечно! Мы же их на мертвые деньги покупаем, не на наши.
Кому она это рассказывает, думает Марина. Что я, не знаю, как это делается? Покупают, конечно, на мертвые деньги, но получают-то их от продажи в Заграничье наших, живых товаров (удивительно, но в последние полгода оказалось, что у нас есть нужные мертвым товары!). Груженый мандельброт туда, груженый мандельброт сюда… Не одна Ступина занялась коммерцией в последние полгода. А что до ее успехов, то дядя Коля намекнул, что Учреждение ей сильно помогло.
– Нам важно, – объяснял он Марине за бокалом франкского вина, – чтобы торговали наши, проверенные люди, а не какие-нибудь ещётники, типа Димы-Блейзера. Так что, если хочешь, могу и тебя устроить.
– Я все еще значусь у вас в проверенных людях? – спросила Марина. – Даже после того, как бросила Академию?
– Ну, для меня ты всегда – моя любимая племянница.
– А для остальных?
– И для остальных – тоже моя любимая племянница, – дядя Коля улыбнулся. – Сама понимаешь, сегодня это дорогого стоит.
Ну да, племянница самого начода Петрова, фактического руководителя Учреждения, который наладил отношения с мертвыми, разрешил трансграничную торговлю и облегчил пересечение Границы.
В дверях школы Марина нагоняет Лёвину маму.
– Шурка сегодня прямо красавица! – говорит она.
– Ну, такой важный день, – рассеянно отвечает Софья Марковна, нервно озираясь.