– То-то вчера на уроке Михал Владимыч обалдел, когда ты пошел Ступину дополнять, – хихикает Ника. – Он, небось, сам об этом впервые слышал.
– Да наверняка, – кивает Кирилл. – Он, я думаю, вообще на инглийском и франкском ни бум-бум. Ты-то читаешь?
– Ну, немного, – говорит Ника, – только медленно очень.
– Если тебе интересно, я могу принести… про вчерашнее. «Священная жертва» называется. Франк какой-то написал, но у меня только инглийский перевод.
– Принеси, конечно, – кивает Ника.
– Ты только не трепись об этом, – говорит Кирилл, – типа, при посторонних или там по телефону…
– А почему по телефону-то нельзя?
Кирилл смотрит на нее удивленно.
– Так Учреждение же все слушает! – объясняет он. – Там сидят специальные люди, круглые сутки, и слушают.
– Да врешь! – восклицает Ника. – Прямо всех, что ли, слушают?
– Ну, не всех, конечно, – говорит Кирилл, – но нас слушают наверняка. Мне родители, как мы сюда вернулись, целую лекцию прочитали: по телефону не говори, с незнакомыми не болтай, мертвые книжки в школу не носи и так далее.
– А чего же ты со мной болтаешь? – спрашивает Ника.
– Тебе я доверяю, – улыбается Кирилл. – И к тому же тебя можно считать знакомой. Мы же одноклассники, забыла?
Ника смеется.
– Слушай, – говорит она, – я вот еще хотела вчера спросить. Ты на что намекал, когда говорил про «трагические события последних шестидесяти лет»?
– Ты, видать, совсем темная, – качает головой Кирилл, – это ж ежику понятно. Минус пятый год, что еще?
– Ну да, минус пятый… – говорит Ника, но тут оглушительным грохотом взрывается звонок, и вот уже раздевалки наполняются криками и визгом младшеклассников, кубарем скатившихся по лестнице.
– Пошли, – говорит Кирилл, – а то и на второй урок опоздаем.
Но на второй урок Нике тоже не удается попасть – на лестнице ее останавливает Рыба:
– А, Логинова, вот ты где! А мы тебя обыскались! Ну-ка, быстро в мой кабинет!
– Что случилось, Валентина Владимировна? – теряется Ника.
– Там узнаешь, – говорит Рыба. – Давай скорее, тебя уже полчаса ждут.
Мужчина за большим столом в кабинете Рыбы сразу не понравился Нике. Вероятно, он должен был напоминать доброго доктора из детских сказок: бородка, чуть тронутая сединой, мягкая улыбка, очки в черепаховой оправе. К сожалению, очки не скрывают глаз – серых, безжизненных, – и эта деталь полностью разрушает старательно выстроенный образ.
Перед ним раскрытая папка, внутри какие-то бумаги и фотографии.
– Ну, здравствуй, Вероника, – говорит мужчина с доброй улыбкой.
– Добрый день, – отвечает Ника.
– Давно хотелось задать тебе несколько вопросов. Так что садись, пожалуйста. Разговор у нас будет долгий.
Ника присаживается на краешек стула. Рыба тяжело дышит за спиной.
– Вы тоже садитесь, Валентина Владимировна, – говорит мужчина. – Впрочем, если у вас какие-то дела, не смею задерживать…
– Я здесь посижу, – говорит Рыба, – все-таки я отвечаю за этих детей.
– Очень правильно, – кивает мужчина, – ответственный подход, одобряю.
Серо-стальные глаза смотрят прямо в лицо Нике.
– Скажи мне, Вероника, давно ты видела своего одноклассника Георгия Ламбаева?
Вот так вопрос, думает Ника. Когда он последний раз был в школе – тогда и видела. И слышала тогда же. Вчера вечером собралась и позвонила – но опять у него никто трубку не поднял. Надо будет зайти сегодня.
– На прошлой неделе, когда он в школу приходил. Он, кажется, болеет.
– Кажется – или в самом деле болеет? – спрашивает мужчина.
– Я не знаю, – говорит Ника, – я с ним не разговаривала.
– Что же так? Он ведь твой друг, я правильно понимаю?
– Ну да, – Ника пожимает плечами, – мы дружим, а что?
– Как же можно бросать друзей в беде? – говорит мужчина, и даже эти вполне нормальные слова звучат как-то фальшиво. – Понятно же, мальчик сбился с пути, тяжелый возраст. Прогуливает школу, забросил спорт, с родителями, конечно, тоже проблемы. Правильно я говорю?
Как бы не так, думает Ника. За дурочку меня держит, что ли? Я друзей не выдаю.
– А у него разве проблемы с родителями? – отвечает она равнодушно, стараясь сдержать злость. – Я думала, он болеет, а не прогуливает.
– Ай-ай-ай… – качает головой мужчина. – Ты, Вероника, наверное, считаешь, что помогаешь товарищу, так? А на самом деле ты не даешь нам ему помочь! Ведь если не вмешаться, придется исключить Ламбаева из школы, отправить в техникум или даже в интернат. Но все вместе мы еще можем исправить положение – я имею в виду всех нас: школу и его друзей.
– Сделаю все, что в моих силах, – отвечает Ника, со всей серьезностью, на какую она способна. Главное – не засмеяться.
– Вот и хорошо, – кивает мужчина, – очень хорошо. Я думаю, если мы хотим помочь Ламбаеву, для начала нам надо разобраться, что же у вас случилось полтора года назад на Белом море. Ты ведь расскажешь мне, Вероника? Не будешь больше врать?
И пристально смотрит поверх черепаховых очков прямо в глаза.
– Добрый доктор? – переспрашивает Лёва. – А мой скорее безумный ученый. Но глаза такие же мерзкие.
Они стараются говорить шепотом, хотя сидят в Никиной комнате за плотно закрытой дверью. Предосторожности, конечно, лишние: тетя Света не Шурка, подслушивать не будет.
– Значит, тебя спрашивали то же самое? – уточняет Ника.
– Ну да, – кивает Лёва. – Как погибла Зиночка, откуда взялся Фёдор, а потом фульчи и упыри…
– Куда девались пистолеты, из которых их убили…
– И откуда они там появились…
– Короче, – говорит Ника, – то же самое, что полтора года назад.
– Ну, я им и отвечал как договорились: Зиночку задрали зомби, и, чтобы она не превратилась в упыря, Фёдор застрелил ее из своих пистолетов. Нас он подобрал в лесу, когда мы заблудились, – а потом погиб, защищаясь на литорали от упырей.
– А потом появилась мама Гоши, а упыри исчезли. И нас подобрали спасательные вертолеты.
– Кстати, – говорит Лёва, – есть вопрос, который я уже давно хочу кому-нибудь задать: откуда там вообще взялись эти вертолеты, если мы их не вызывали?
– Вот лишних вопросов лучше не задавать, – говорит Ника. – Хорошо еще, что на те, которые есть, можем ответить. Молодец Марина, что все так хорошо придумала.
Лёва кивает. Как же он все-таки соскучился по Марине! Ну, не только по Марине, по ним всем – по Гоше, по Нике, по временам, когда они были все вместе, вчетвером, как герои любимых детских книг. Один за всех и все за одного, именно так. Когда они были уверены, что справятся с любой бедой – потому что они друзья и всегда будут вместе.
А теперь – разбежались. Марина переехала, Гоша где-то пропадает, да и сам он – словно предал кого-то.
Хотя разве это предательство? Он ведь просто перешел в другую школу, если честно – в лучшую школу на свете! И разве он виноват, что домашка там такая сложная и больше ни на что нет времени?
Может, они просто выросли, и их дружба осталась в прошлом, как остались в прошлом любимые детские игрушки, без которых когда-то ни лечь спать, ни пойти на прогулку? Игрушки убрали на антресоль, а куда убрать старую дружбу – спрятать на самое дно памяти, извлекать на свет только по особым случаям?
– Надо позвонить Гоше, – говорит Лёва, – предупредить его.
– Давай, – кивает Ника, – я сейчас телефон принесу.
Через минуту она возвращается с большим аппаратом на длинном проводе. У Лёвы дома два телефона, и каждый раз, когда он звонит кому-то, Шурка бежит подслушивать. Приходится кричать:
– Шурка, положи трубку!
И только после этого говорить. Оба аппарата стоят на своем месте, провода у них короткие – наверное, родители не хотят, чтобы аппараты таскали по квартире. Видать, мама боится, вдруг кто-нибудь споткнется о провод и упадет.
Лёвина мама вообще опасается самых невинных вещей, Лёве даже смешно: тот, кто пережил фульчи-атаку, уж точно может выходить на улицу без шапки и кататься по перилам.
– Давай лучше Марине сначала, – говорит Ника, – а то я… ну, короче, я Гоше и так уже много раз звонила.
Лёва пожимает плечами: да пожалуйста, можно и Марине.
Милые бранятся – только тешатся, думает он. И не надоело им ругаться? В прошлом году они с Мариной то и дело их мирили, а сейчас, похоже, мирить некому.
Лёва крутит телефонный диск – почти такой же, как у того самого интердвижка, который и вызвал к ним Орлока на Белом море, – слышит гудки в трубке, потом голос Марининой мамы.
– Добрый день, тетя Наташа, – говорит Лёва, и тут Ника нажимает на рычаг. – Ты чего?
– Не надо по телефону рассказывать, – говорит Ника. – Я слышала, Учреждение все прослушивает и даже записывает.
– По-моему, ты начиталась книг про шпионов, – пожимает плечами Лёва, – но как хочешь. Давай я просто скажу, что мы зайдем?
Ника кивает. Лёва снова набирает номер.
– Марина, привет, – говорит он, – как дела?
– Нормально все, – отвечает Марина, – только устаю в новой школе. И без вас скучаю.
Скучает она, думает Лёва, как же! Сама ни разу не позвонила!
– Ты знаешь, – говорит он, – мы бы к тебе заехали. Скажем, в воскресенье утром. У нас, понимаешь, образовались некоторые проблемы.
– Очень даже понимаю, – отвечает Марина, – у меня тут тоже образовались некоторые проблемы. Но я лучше при встрече расскажу, ладно?
Для Марины некоторые проблемы начались с большой черной машины, которая ждала ее около школы. Ей бы, конечно, и в голову не пришло, что машина – полированная, с темными стеклами, с серебряной звездой в круге на капоте – ждет именно ее, но когда Марина выходила со двора вместе с Люськой и еще двумя одноклассницами, клаксон тихо квакнул. Они обернулись – из раскрытого окна Марине помахал дядя Коля.
– Это за тобой? – с уважением спросила Люська, затягиваясь мертвой сигаретой.
– Ну да, – кивнула Марина, словно это в порядке вещей, что за ней присылают черную машину с затемненными стеклами. – До завтра.