Последней в зал заходит высокая полногрудая блондинка. Увидев ее, Ника на мгновение замирает, не в силах пошевелиться, словно удивление (могущественная сила) сковало ее по рукам и ногам.
Отправляясь на встречу с брахо Иваном, Ника думала, что готова к любым сюрпризам… но узнать, что фридыхом занимается Оля Ступина, – это уже чересчур!
Впрочем, неожиданная встреча – не последний сюрприз этого дня. Дома Ника обнаружит на автоответчике четыре почти одинаковые записи. Последняя начинается словами: «Это снова Лёля, Лёля Остапенко. Я на всякий случай перезваниваю снова, чтобы ты точно не пропустила…»
Последний раз они разговаривали лет шесть назад, и потому Лёлин звонок уже сам по себе озадачит Нику. Но лишь дослушав сообщение до конца, она удивится по-настоящему: Лёля срочно хочет встретиться и просит обязательно прийти вместе с Гошей, Лёвой и Мариной.
Изумленная Ника прокрутит запись еще дважды – да, так и есть, просьба о встрече звучит как мольба о помощи, а голос у Лёли дрожит: она смертельно напугана.
Забавно, что Аннабель теперь блондинка, усмехается про себя Марина. Вот теперь сразу видно – не Аннабель, а Лёля. Изменилась за шесть лет, ничего не скажешь. Но как была трусиха, так и осталась.
Вид у Лёли действительно напуганный: она сидит в круге света старого Никиного торшера, вжав голову в плечи, вздрагивая от каждого громкого звука. Марина хорошо помнит прежнее Лёлино высокомерие – и не может удержаться от злорадства.
– То есть сначала были звуки, потом тебя кто-то толкнул под локоть, а дальше стали летать предметы? – уточняет Марина.
– Еще оконное стекло дрожало, – добавляет Лёля, и сама тоже немножко дрожит.
– Дрожало, как будто кто-то по нему пальцем стучал? – уточняет Гоша. – Снаружи, да?
Лёля кивает.
– Знаешь, – Гоша поворачивается к Нике, – когда мы ехали со сбора, мне тоже показалось, будто стекла в электричке вот так вибрируют.
Ника пожимает плечами: мало ли, что покажется с недосыпа.
– А у меня свет мигал всюду, куда я ни приходил, – говорит Лёва. – Может, это тоже сигналы? Жалко, я не догадался записать последовательность, можно было бы проанализировать… вдруг это шифр?
– Да, я тоже про это подумала! – отвечает Лёля. – Я как раз в тот день читала про шифры…
Шифры, скажет тоже, фыркает про себя Марина. Просто Лёве всюду чудится его математика!
– А нам ты позвонила, потому что вспомнила тот дом? – спрашивает Ника.
Лёля кивает:
– Да. И потому, что мой школьный дневник выпал и открылся на той неделе, когда мы туда ходили… Вот, видите!
Она лезет в сумку (небось, мертвая, думает Марина, вон какая красивая!), и затем все листают страницы, где пятерки чередуются с нарисованными детской рукой молниями и черепами.
– Ты была такая крутая, – вдруг говорит Ника. – Я тебе завидовала.
– Я была дура, – дрожащим голосом отвечает Лёля. – Я же не знала тогда…
Не договорив, она всхлипывает, и Марине становится ее жалко.
– Да ладно тебе, – говорит она. – Это случайные совпадения, никто не подает тебе зашифрованных сигналов…
И тут дневник вырывается из Марининых рук и падает на пол, задней обложкой вверх.
Лёля испуганно взвизгивает – и, словно питаясь энергией этого визга, вспыхивают все три лампочки в люстре под потолком. Раз, два, три.
– Вот оно! – говорит Лёва. – У меня было то же самое!
С грохотом падают со стены часы – такие же, как у Марины дома, со звездой в круге. Ника говорила, их подарили тете Свете на юбилей Победы.
Свет вспыхивает еще раз – и горит ровно, будто ничего и не случилось. Марина видит: Лёля, мелко вздрагивая, уткнулась Гоше в плечо. Ника, сжав кулачки, стоит посреди гостиной, озираясь, точно готовясь дать отпор. Лёва задумчиво рассматривает лежащий на полу дневник, не прикасаясь к нему.
Все молчат – и в тишине ясно слышен тихий шорох и шелест из коридора, будто кто-то ползет в комнату.
Да, к такому нас в Академии не готовят, думает Марина. Ну, если справлялись со всей этой фигней детьми, то и сейчас как-нибудь справимся.
Жаль только, что мы сегодня совсем безоружны. Может, у Ники от тети Светы где-то остался серебряный нож… но, кажется, уже некогда спрашивать, потому что шелест и шорох все ближе, и дверь со скрипом распахивается, и в комнату, перебирая страницами, словно тинг пальцами, вползает… журнал.
Марина нервно смеется. Перепугались, как дети, ждали не то фульчи-атаки, не то нашествия зомби, а это всего-навсего оживший журнал «Молодость», в котором работает Ника.
На середине комнаты журнал замирает, а потом подпрыгивает и снова падает на пол, перелистывая страницы, как Лёлин дневник. В конце концов движение прекращается – журнал раскрыт на редакционной статье к юбилею Проведения Границ, где символические фигуры подпольщика и пограничника позируют на фоне звезды в круге.
– Ну и что все это значит? – говорит Марина.
– Сигналы, – отвечает Лёва. – Разве не понятно?
– Чьи? – спрашивает Гоша. – Мертвых?
– Не знаю, – пожимает плечами Лёва. – Давайте проанализируем для начала…
– Я вспомнила, – перебивает его Ника. – Когда мы вернулись из леса, мне тоже показалось, что я вижу какие-то значки… или буквы… на зеркале в ванной!
А у меня хлопала дверь и падал портрет, вспоминает Марина. Да, к нам всем кто-то пытается достучаться…
– Пошли посмотрим, – говорит Гоша и, оставив дрожащую Лёлю на диване, идет в ванную. Марина следует за ним – и видит, как на зеркале в облаке от Гошиного дыхания проступает знакомый рисунок…
– Опять звезда, – говорит у нее за спиной Лёва.
В гостиной он тычет пальцем в предметы на полу:
– Задняя обложка дневника… часы… рисунок в журнале… всюду одно и то же: звезда в круге!
– Так у нас куда ни глянь – звезда в круге, – говорит Гоша.
– Ну, не у меня дома, – отвечает Ника. – Кто бы это ни был, ему пришлось хорошо поискать… вон, даже журнал из спальни приволок.
– И что это значит? – спрашивает Лёва.
– Звезда в круге означает единство мира живых перед угрозой вторжения мертвых, – заученно декламирует Лёля. – Она была принята в качестве эмблемы сразу после Проведения Границ и отражения первых атак мертвых и окончательно утвердилась после Победы как наш герб.
Вот ведь дура, думает Марина. Здесь у нас не семинар по истории.
– Звезда в круге, – говорит она, – никакой не символ единства. Это, как всем известно, прямое указание на самый популярный метод концентрации при любых трансграничных контактах. Пять человек должны взяться за руки и…
– Ну вот и ответ, – говорит Ника. – Нас же как раз пятеро.
И, словно подтверждая ее слова, люстра вспыхивает над их головами: раз, два, три, четыре… пять раз.
Лёля смотрит на них испуганно.
– Вставай, – говорит Марина. – Раз уж ты нас здесь собрала, сама понимаешь, без тебя никуда.
– Что вы собираетесь делать?
– Что уже делали. Встанем в круг, – говорит Марина. – Я думаю, вены можно не резать, достаточно сосредоточиться. Нам говорили в Академии, есть специальные техники…
– Дыхательные, да, – кивает Ника. – Я думаю, надо синхронизировать наше дыхание и сконцентрироваться на середине круга. Представить, что мы переносим туда свой узел… свой центр…
Марина берет Лёлю за руку, протягивает другую руку Лёве. Впятером они образуют круг, на полу между ними – школьный дневник, разбитые часы, раскрытый журнал.
Марина смотрит на изображение звезды… каждый из нас – одна вершина… мы все объединены вокруг центра… Лёлина ладонь дрожит в ее руке, словно Лёля хочет вырваться. Марина крепче сжимает пальцы, и вибрация передается ее телу, потом достигает Лёвы, трепещущей волной проходит весь круг, опять и опять возвращаясь к Марине. Неотрывно глядя в центр круга, она считает, сколько раз дрожь пройдет сквозь тело – два, три, четыре… сама не зная почему, Марина уверена, что пятый раз – самый главный.
И действительно: Лёля чуть не выдергивает руку, чуть не разрывает круг. Судорога сводит пальцы, зубы стучат, острая боль пронзает висок, такая сильная, что на секунду Марина закрывает глаза, не в силах ее вынести, но и сквозь закрытые веки видит, как нестерпимо ярко вспыхивают лампочки в люстре – и лопаются со звоном. Марина открывает глаза в полной тьме, слишком густой даже для осенней ночи за окном.
Но и в этой тьме она понимает: теперь в центре круга кто-то есть. Высокая фигура, кто-то закутанный в плащ…
А потом она слышит:
– Спасибо, что помогли прийти, – и все сразу узнают этот голос, хотя и не слышали его шесть лет.
– Майор Алурин… – говорит Гоша.
А Ника вторит ему:
– Дядя Ард!
– Как вы выросли, – говорит Ард Алурин. – Вроде понимаешь, что здесь время идет, а все равно – каждый раз удивляешься.
– Каждый раз? – переспрашивает Лёва. – И часто вы сюда приходите?
– Какое там «часто», – улыбается Ард. – Видите, без вас я бы ни за что не справился! Приходить не прихожу, но иногда вижу… как сквозь закопченное стекло. В мире дважды мертвых все по-другому… иные формы, иные сущности… возможности. Сложно объяснять, да и слишком долго… а у меня мало времени.
Лёва замечает: майор Алурин говорит теперь совсем иначе. Кажется, с трудом подбирает слова, будто в этом мире, где все по-другому, забыл язык живых.
– Это же вы подавали сигналы? – спрашивает Марина. – Чтобы мы помогли вам прийти?
– Да, я, – кивает Алурин, и Гоша различает слабую улыбку.
– Вы ведь пришли не просто так? – снова спрашивает Марина.
– Конечно, – и Алурин вздыхает. – Я пришел предупредить вас… предупредить живых… готовится нечто… в глубинах мертвых миров… собирается армия…
– Они хотят прорваться к нам? – спрашивает Гоша.
– Разрушить Границу? – говорит Ника.
– Мой брат… мой брат хочет мести… мести и власти… – голос Арда Алурина тих, как шелест журнальных страниц.
– А Контора? – спрашивает Марина. – Контора причастна?