Лариса показала ему свое заявление, и они продолжили сочинять его вместе. При этом Никита все время смеялся. Это было невыносимо. Тамара выбежала из деканата.
В коридоре стояла новая подруга Рыжего – Русина Зорина с журналистского, она стояла покорно, ощущая на себе окружающую ее неприязнь, в которой Рогова приняла активное участие. Проходя мимо нее, прошипела: «Как не стыдно!» – и гордо удалилась. Потом, вспомнив виноватый вид Русины и веселый смех Рыжего, смутилась от своего шипения.
Какое же началось счастливое время!
Ларисины родители передали Артуру в письме привет – это для него очень много значило, больше, чем могло показаться.
Савелий Карпович с гордостью показал ему свой партбилет, там снова стояла дата вступления – 1924 год.
Восстановление справедливости шло семимильными шагами. За три недели в спецполиклинике Алику вставили три верхних зуба.
А в октябре 1956-го его включили в состав студенческой делегации в Будапешт. Все формальности были утрясены. Артур легко прошел комиссию в горкоме. Оказалось, что ему так и не зачли судимости, а он этого очень боялся.
Лариса рвалась его проводить, но их попросили – никаких проводов, пусть лучше будут встречать. Рыжий пожал руку и сказал:
– Хороший язык ты выбрал, а я, дурак, турецкий учу.
Берта и Лешка специализировались на английском направлении, но там таких умных было много. Их специализация называлась – новейшая история.
Все было внове: международный рейс, проверка документов – всегда нервное напряжение у Артура, голубые погоны, реклама на стене: «Летайте самолетами Аэрофлота». А он вообще никогда никуда не летал. А тут заграница!
Посадку задерживали, но ничего не объявляли. Среди студентов было очень мало знакомых лиц, а все больше из начальства, какие-то возрастные и ушлые.
Они везли икру, матрешек и даже черный хлеб для обмена на форинты. Но всех объединяло чувство предвкушения. Лариса попросила маленький сувенир, неважно какой, но чтобы она могла носить его в сумочке.
Родители, конечно, ничего не просили. Нюта потребовала жвачку – то, что она существует, узнала из одного итальянского фильма, там капиталисты все время жевали. «Тоже хочешь быть коровой?» – поинтересовался брат.
Туалета не было, и улетавшие с ним девушки уже начали роптать – они совсем не умели ждать. Но им сказали, что они находятся на нейтральной полосе, где туалеты не положены. Пришлось терпеть и размышлять о чем-то другом. «Туалет, – нервно думал Артур, – это совсем не то». У мамы в большой комнате стоял туалет, который бабушка еще называла трельяж – допотопное потайное сооружение, которое Артур помнил с самого рождения. Там были два шкафчика: левый папин, правый – мамин. Левый запирался на ключ, и Артур всегда думал, что там пистолет. Но однажды заглянул через папину руку – там были одни ордена в красных коробочках.
Рейс не объявляли. Не теряя времени, он стал вспоминать все, что прочитал в историчке про Венгрию. Главное, про Будапешт, там мост Эржебет, парламент, замок на горе Геллерт. Он был уже заранее влюблен в этот город.
Руководитель их делегации нервничал – это был его новый куратор, более демократичный и мягкий в общении. Он пробовал пробиться к телефону – но это ему не удалось. Тогда он, приготовив заветную корочку, двинулся в сторону охраны. Охранники пропустили. Делегация оживилась – сейчас всё узнаем. Но ожидание затягивалось, а он не возвращался. Нехорошие чувства зашевелились у Артура.
Прошло еще два часа, и их попросили куда-то пройти. Потом вывели на улицу и сказали, что багаж доставят в университет. На недоуменные вопросы не отвечали и закрыли двери.
Пришлось искать автобус и возвращаться в город.
Только войдя к себе в квартиру, измученный подозрениями, Артур узнал: советские танки вошли в Будапешт.
Лариса наконец переехала на Ленгоры, и Артур фактически тоже туда переселился. Правда, нелегально, рано утром надо было уходить. Но это было такое счастье, их первое прибежище. Не съемное, не у родни, свое!
Мама, папа и сестра поехали посмотреть на эту «величавую крепость науки».
Действительно чудо – в маленькой комнатке было все, что нужно, и при этом фантастически компактно: кровать откидывалась вечером, а утром убиралась в незаметную нишу. Столик тоже был откидной. Была уютная настольная лампа и радиоточка, и невероятный вид из окна на Москву. Откидная кровать была узкая, но мама решила не смущать молодых людей. Нюте понравился скоростной лифт. Савелий Карпович смотрел придирчиво, но изъянов не находил. Его переполняло чувство гордости, как будто при его личном участии построили эту крепость науки, это общежитие для талантливых дипломников. В голове у него все время крутилось: «Жить стало лучше, жить стало веселее».
– А не выпить ли нам чайку? – задиристо предложил он.
Лариса смутилась, нечем было угостить гостей, да и магазинов тут близко не водилось. Тата дернула мужа за рукав и предложила:
– Приходите к нам в воскресенье отпраздновать новоселье.
Отец еще пытался покочевряжиться, что, мол, новоселье надо отмечать на новом месте. Лариса вздохнула:
– Не было у бабы забот, так купила порося.
Это же временное пристанище, только до лета, какое уж тут новоселье. Нюта заныла:
– Хочу на лифте кататься!
Вопрос был решен – уходя, Савелий Карпович стукнул сына по плечу и, подмигнув, сказал:
– А кроватка-то узкая! Смотри, будь осторожен!
Артур пошел провожать гостей до троллейбуса, а Лариса убралась в комнате, потом вынула из стены кровать и разложила – она заняла все пространство. Достала одеяло – мама прислала. Подушек не было – в журнале «Работница» было написано, что спать по-японски очень полезно для позвоночника.
Когда Артур вернулся, Лариса уже лежала в красивой ночной рубашке и читала «День поэзии 1956». Вообще она никогда не любила стихи, вернее, просто их не знала. Но Артур поводил ее на вечера в Политехнический, и она пыталась теперь не отставать.
– Слушай, Алик, это про нас:
Карандаши ломались о листочки,
студенты вчетвером, ловя слова,
записывали с голоса по строчке,
и по России шла гулять строфа…
– Евтушенко обожаю. Наш человек. А что за книга?
– Отгадай, – ответила Лариса и прочла:
А первый день поэзии – он был
в том перевальном – пятьдесят четвертом,
когда на смену словесам затертым
слова живые встали из могил.
– Ясно какая, – улыбнулся Артур. – Но там не все однозначно. Анна Ахматова, Мария Петровых… Была проработка.
– А ты знаешь, Алик, – перебила его Лариса, – Лешка и Берта расписались в районном загсе без всяких свидетелей. Просто зарегистрировались. Что ты на это скажешь?
– Не знаю, им виднее.
– Но ведь свадьба – это раз в жизни бывает. Я ее спросила: а фамилия у тебя какая – Аракелова?
– Ну и? – заинтересовался Артур.
– Она сказала: что же каждый раз выходить замуж и каждый раз фамилию менять?
Артур пожал плечами и ушел с полотенцем умываться. Лариса продолжила чтение «Дня поэзии», но обида мешала: нет, у нас Аликом так не будет, у нас будет настоящая свадьба. И мысли приятно утекли в сторону белого платья. Хотя насчет фаты она сомневалась.
Артур вернулся, погасил свет и забрался под одеяло – ноги были ледяные. Лариса аккуратно отвернулась и сказала:
– Спокойной ночи!
Сохранялся договор: страстная любовь только после свадьбы!
Пошли разговоры о распределении. Ларисе предложили карельскую деревенскую школу. Утром в своей маленькой комнате в общежитии она начала разговор:
– Алик, помнишь мы фильм смотрели, там героиня не хотела ехать в деревню и срочно вышла замуж за первого попавшегося, чтобы остаться в столице, помнишь?
– Смутно, а что дальше?
– Дальше неважно, я тоже не хочу ехать в деревню. Хотя кому-то, может быть, романтично.
Но у Артура намечалась интересная работа на Иновещании. Он уже собирался направиться в Радиокомитет – оформляться. Ему вдруг резко не понравилось выражение «за первого попавшегося».
– Давай поженимся, – сказал он. – Ты не видела мой паспорт?
Она протянула два паспорта – свой и Алика.
– Это зачем? – не понял Алик.
– Надо подать на регистрацию.
– Но ты хотела настоящую свадьбу!
– Хотела.
– А когда распределение?
– На днях.
– Так, – сказал Артур решительно, – быстро в загс, а потом я в Радиокомитет. Что же ты тянула?
В один день убили несколько зайцев: назначили регистрацию, Артур получил работу на радио в венгерской редакции и, главное, оказалось, что Савелия Карповича отсылают в командировку в Томск. Он теперь работал в Строительном институте, преподавал историю КПСС. Отец был категорически против ранней женитьбы сына, поэтому все мероприятие нужно было провернуть в его отсутствие. Тата взяла на себя самое сложное: дипломатические переговоры с мужем по возвращении. У нее были некоторые приемы по обузданию его гнева, ее домашняя кличка была Дипломат.
В итоге их стандартная свадьба была как две капли воды похожа на свадьбы их друзей. Как Лариса ни противилась, это была судьба их поколения.
Ярополк Семенович и мама Лиза прислали в подарок две подушки.
Итак, университет окончен. Лариса получила письменное предписание освободить общежитие.
Мама Лиза стояла на пороге своего дома. Артур и Лариса доставали из такси чемоданы. Оля застенчиво пряталась за матерью. Ярополк Семенович срочно надевал мундир прямо на пижаму. Он еще не видал своего зятя, как и супруга его.
– А мы уж и не ждали, – певуче проговорила мама Лиза, – думали телеграмму посылать.
Ярополк на крыльце стоял с видом маршала Жукова, принимающего парад. Очкарик Артур ему сразу не понравился: хлипкий и на радио работает – балаболка. Но виду не подал, протянул руку. Артур пожал.