колебался – вести ли самому машину или попросить посольского шофера Янчо. Но Янчо уехал на праздники в свою деревню, и выбора не было. Коллеги утешали Артура, что граница между Венгрией и Австрией почти прозрачная и проверяют только визу, а не права. Артур решил рискнуть.
Выехали очень рано, чтобы на Вену осталось больше времени. Вел осторожно. Рядом с ним сидела Лариса с картой на коленях и проверяла маршрут. «Лоцман» – назвал ее муж.
Предстояла сказочная поездка, и стояла сказочная погода. Дунай нес свои воды величаво, не интересуясь границами и политическим устройством окрестных берегов. Чего он только не видел на своем веку! В бумажнике Артура лежали вместе с форинтами австрийские кроны. Он чувствовал себя капиталистом во всех смыслах этого слова. Жизнь улыбалась во всю пасть – так сформулировал свое житье-бытье везунчик Смирнов.
– Расхвастался, – фыркнула Лариса, – не сглазь, Алик. Впереди граница.
Сначала их легко выпустили, а потом совершенно безответственно впустили в натовскую капстрану – Австрию. Шлепнули штамп, даже не посмотрев на физиономии.
– Салаги, – добродушно сказал Артур, – их бы к нашим на обучение или в твой музей – как на медвежьих лапах через границу бегать.
Незаметно возникла Вена, и первая проблема была – язык. Немецкого оба не знали. Чисто по-школьному знали английский, это называлось «владею со словарем». Венгерский там никому не был нужен.
Артур достал разговорник и прочитал: «Guten Tag»[1]. Ему показалось – этого достаточно. Лариса внезапно оробела.
Вокруг был город Генделя и Моцарта. Позолоченный Штраус пронесся мимо. Гигантский памятник всеевропейский теще Марии-Терезе, рядом музей, потом еще один, потом еще. Около какого-то магазина пристроили свою «Волгу» и пошли пешком, впитывая в себя доблесть и славу прежних времен.
Перенасытившись достопримечательностями, купили штрудель прямо на улице и сели жевать, прислонившись спинами к каменной вечности.
– Пора, – сказал Артур, – пока не стемнело.
Обратный путь показался длинным. На дорогах были пробки, на границе – очереди. Когда наконец дорога пошла по Венгрии, начался дождь и очень быстро стемнело. Артур бесконечно протирал запотевшие стекла. Лариса предложила: давай окна откроем! Алик, ты меня слышишь?
Неожиданно Алик попросил:
– Посмотри, я могу повернуть?
– Куда? – Лариса не поняла вопроса, до Будапешта оставался примерно час.
Артур сказал:
– Мне надо остановиться, посмотри знаки.
– Какие знаки? Надо встать – вставай.
– Здесь?
– Здесь. А что случилось? Алик, что случилось? Ты меня слышишь?
– Слышу.
Он повернулся к ней:
– Я ничего не вижу.
– Меня видишь?
– Нет.
Лариса предложила:
– Давай немного отдохнем. Потом поедем очень медленно, я буду руководить. Мы доедем.
– А если нет?
– А если нет, проголосуем, бросим машину и доедем до города.
– Постоим, я немного посплю.
Артур откинулся на спинку, и так прошло около часа. За это время ни одна машина не проехала по оживленной трассе Вена – Будапешт. Ларисе стало страшно. Она растолкала мужа:
– Алик, давай двигаться. Доберемся до города, там возьмем такси.
Артур застонал:
– Что это, как это случилось? Я не понимаю.
– Черт, – сказала в сердцах жена, – надо было мне научиться водить. Кто же знал.
Она заставила Артура включить мотор, нажать сцепление и тронуться с места. Про себя мечтала, чтобы их кто-нибудь остановил. Холодным тоном она командовала:
– Нормально, впереди никого, чуть левее, не выходи на середину. Вижу знак сорок километров до Будапешта. Нормально.
Несколько машин промчались навстречу, но не удалось их остановить.
– Чуть потише, чуть подальше от края, чуть прибавь, на дороге никого нет.
За три часа они добрались до въезда в город, но никаких такси не было, пришлось ехать дальше.
– Стоп. Красный свет. Стой. Не торопись. Зеленый. Можно ехать. Кажется, будет поворот.
– Там перекресток?
– Вижу. Красный. Стоять.
Совершенно слепой человек вел машину. К счастью, было за полночь. Завтра рабочий день. Город спал.
– Узнаю дорогу. Еще немного и налево. Светофор красный. Стоять.
…Спустя пару лет им попадется документальный фильм, который назывался «Семь нот в тишине». Там человек с завязанными глазами, только повинуясь молчаливому приказу и легкому прикосновению сидящей рядом женщины, ехал по оживленным улицам. И хорошо ехал. Он был экстрасенс.
Артура вела его жена: спокойная, неторопливая, неузнаваемая. Она довезла его до дому.
– Спасибо, лоцман, – сказал он.
Посольский врач назвал диагноз: отслоение сетчатки, быстро в Москву на операционный стол.
Майские праздники закончились.
Погода была мерзкая. Не осень, не зима. На жалком скверике желтела трава. Вот тебе и Новый год. Нюта просила к Новому году шампанского достать. Савелий Карпович дошел до угла, там была эта самая спецстоловая, в которой он отоваривался почти всю жизнь. Гордо проносил сосиски, сыр, вино мимо жаждущих – им предлагались остатки к концу работы столовой.
Он привычно прошел охрану, предъявив красную книжечку. Потом спустился в подвал, там и был закрытый буфет для важных персон. Помахивая книжечкой, подошел к прилавку. Две бутылки шампанского на прилавке дразнили взгляд. Знакомая продавщица привычно метнула «новогодний заказ» и взяла деньги.
Он уже двинулся к дверям, но вспомнил и вернулся:
– Забыл, мне еще шампанское. Какой Новый год без шампанского? Мне бы две бутылки. Иду к дочери отмечать.
– Шампанского нет, – ответила продавщица, распихивая деньги по ящичкам, расположенным внизу кассы «Националь».
Сколько лет он уже видит эту кассу.
– Простите, не понял, отвлекся, – мне шампанского.
– Шампанского нет.
– А это что?
– Это статуй.
– Пусть стоит, я не против. Вы мне принесите другую. Лучше две.
– У вас нет пометки.
– Какой пометки? Я у вас всегда беру шампанское на Новый год.
– Только для тех, у кого есть пометка, а у вас ее нет.
В буфет вошла группа весьма немолодых товарищей, предъявили книжечки, продавщица вынесла им по бутылке, и они удалились.
– А какие нужны пометки? – заинтересовался Савелий Карпович.
– Бригады коммунистического труда.
– А где их дают?
– А я знаю?
Вошли еще люди и даже организовали небольшую очередь. Савелий Карпович не отходил от прилавка и мешал обслуживать покупателей. Продавщица свирепела. Она припрятала себе шампанское и совершенно не собиралась ни с кем делиться. Ну разве что за дополнительную мзду.
– Разрешите, – обратился Смирнов к человеку, мало похожему на члена бригады коммунистического труда, – взглянуть на вашу книжечку, где тут пометка про шампанское.
– Слушай, дед, вали отсюда, взял свое и катись.
– Но я хотел шампанское.
– Товарищ, пожалуйста, очистите помещение, – взвизгнула продавщица.
– Без шампанского не уйду, – Савелия Карповича заело. Он начал качать права, показывал свой красный пропуск. Двое наглецов схватили его под руки и грубо проволокли вверх по лестнице.
Он кричал:
– Я старый большевик, я с двадцать четвертого года член партии, я пострадал за это.
– Ну пострадай еще раз, – беззлобно сказал молодой наглец и подпихнул его сзади.
Савелий Карпович упал на колени и больно ударился. Наверх выполз на четвереньках.
На улице он понял, что забыл свой «заказ», но обратно его уже не впустили. Смиренно стоящая очередь простых людей вдруг рассвирепела. На него обрушилась вся ненависть к «избранным». Над ним издевались и улюлюкали.
Потеряв шарф и одну галошу, Савелий Карпович еле добрался до своего подъезда, лифт не работал. Собрав волю в кулак, он вскарабкался на пятый этаж. В дверях встретил соседку из Госплана и рассказал ей про свою обиду. Она посочувствовала – сама как раз шла за заказом, пообещала поделиться сайрой, которую она терпеть не может. Вообще-то у нее были планы на Савелия, одинокой женщине всегда хочется к кому-нибудь приткнуться.
Утром она с банкой сайры торкнулась в дверь – никто не ответил. Решила, что сосед спит, и ушла на работу.
Через два дня дворничиха Вера, шваркая тряпкой по общественному коридору, поняла, что дверь закрыта изнутри. Она подняла панику. Стали стучать в дверь. Но никто не ответил. Электрик Алексей поддал плечом – дверь распахнулась, соседи вошли в комнату.
На кровати лежал мертвый Савелий Карпович.
Хоронили 31 декабря. Даже в крематории ощущался Новый год из-за обилия хвои и нервозности персонала – все спешили к столу. Артур вспомнил рассказ отца про смерть его отца, дедушки Артура: плохо умереть в праздники, не дай бог.
Финкельмоны неожиданно получили выездную визу, разрешающую покинуть СССР навсегда. Надо было срочно организовать раздачу вещей, книг, мебели и освободить квартиру полностью.
Тамара позвонила Берте, Русине и Ларисе, попросила прийти – посмотреть вещи, вдруг что-нибудь пригодится. Девочки, как они продолжали себя называть, моментально согласились.
Разгром в квартире был непривычен: Финкельмоны всегда жили богато, даже лучше, чем преуспевающие Рыжие. А тут все шкафы вывернуты – всё напоказ, всё на продажу. Ларису покоробило, что надо платить. Она бы взяла кое-что, например хрустальную вазочку, которую Финкельмоны несомненно не потащат в Израиль. Но сколько стоит – спросить постеснялась. Больше увлеклась книгами, целыми кипами синих журналов «Новый мир», кое-что отобрала. Книжки, как правило, были у всех одинаковые.
Русина брала сервиз, заграничную кофеварку, непонятный предмет – тостер, пару пепельниц, в свою очередь некогда прихваченных в качестве сувениров из поездок по странам народной демократии. Заинтересовалась пылесосом с вакуумным мотором. Сложила все аккуратно в угол, потом позвонила Никите и попросила прислать машину. Когда появился шофер, он легко сложил отобранные предметы в большую сумку и вынес из квартиры. Русина поцеловала Тамару, махнула рукой Ларисе и Берте. И упорхнула, не заплатив.