– Сколько?
– Что сколько?
– Башлей. Сто хочешь?
– Зачем тебе?
– Красиво, – неожиданно нежно произнес парень, – как за границей.
Сговорились встретиться в скверике возле ателье. Стив пришел с сантиметром и снял мерку. Потом надыбал в ателье бракованные срезы и сшил очень приличные шорты – самому понравилось. И пришил лейбл «Lucky Strike» – правда, это была реклама сигарет, но и так сойдет.
Посыпались заказы. Лето было жаркое, и мужикам захотелось снять ненавистные темные брюки.
Долг отдал, хотя Бельды почему-то расстроился – очевидно, хотел держать при себе раба, а раб взял и откупился. Это было обидно, но Бельды подумал, что еще найдет способ прижать парня. Ждать он умел.
В ателье работали только немолодые женщины, и среди них Стив увидел, что темненькая худенькая фигурка, склонившаяся над выкройкой, – молодая, его лет, не больше, – звали Олечка. У нее было хорошенькое чистенькое личико и всегда опущенные глаза.
Он подошел к ней и попросил лекало. Она подняла на него огромные совершенно круглые, как старомодные очки, глаза и спросила, какой размер.
Стив прибалдел – это было какое-то преображение, длящееся буквально секунду. Она отдала лекало и опять погрузилась в свою беспросветность.
Это была тайна, которую надо было разгадать немедленно, Стив пригласил ее в кино посмотреть французский фильм «Игрушка». Олечка согласилась, не поднимая головы.
Стив немедленно отпросился на полчаса и помчался в кинотеатр «Россия» за билетами. На афише у кинотеатра увидел очень знакомое лицо французского актера. Где-то он его уже видел. Ну значит, кино хорошее.
Пошли сразу после работы. Искали тему для разговора.
– Почему ты пошел работать в ателье? – неожиданно спросила Олечка, глядя вбок и вниз.
– Шить нравится.
– Но это не профессия?
– Профессия. Называется кутюрье.
Стив узнал это слово, прочитав фельетон в журнале «Крокодил», какие ужасные эти люди – модельеры, какие они предлагают простым французским женщинам уродливые мешки вместо красивых платьев и поролоновые нижние юбки под эти мешки – и все это вместе называется «от кутюр» и их профессия – кутюрье.
Олечка подняла на него глаза, и он увидел нескрываемый восторг во взоре.
– Где этому учат?
– Не знаю.
– Надо узнать. Пойдем вместе?
– Да я уже окончил один институт.
– Неважно. У нас в стране можно получить два или три высших.
Он смотрел на девушку и отчетливо понял выражение: в тихом омуте черти водятся. Она стала выше ростом, у нее появилась шея и синева глаз.
– Стив, – сказала она, – а как тебя по-человечески?
– Всеволод.
– Красивое имя для кутюрье.
После фильма вышли в молчании, хотя фильм был веселый и они много смеялись.
– Все-таки они суки, – сказала Олечка.
– Кто?
– Капиталисты. Так унижать человека только они могут.
Помолчали.
– Можно тебя называть Сева?
– Можно. А тебя как?
– Меня все зовут Олечка, но это из жалости. Давай Лялька – меня так папа звал.
Он понял, почему ему понравилась девушка – она была похожа на его маму. В своей тихой покорности, незаметности, безликости.
Расстались у метро – он увидел обратное преображение: исчезновение шеи, уменьшение роста и очи долу.
Дома он взял старые альбомы и стал искать маму в молодости. И неожиданно увидел: ну точно, типичная Олечка, вернее Лялька. На одном выцветшем снимке она была с отцом – единственное фото их вместе. Она смотрела на отца с таким же восторгом, как только что Лялька. Но почему потом все так плохо пошло? Он полюбил другую?
– Мама, – сказал он ей, – ты очень похожа на мою девушку.
Мать первый раз в жизни услышала от сына слова «моя девушка». И взволновалась. В своей манере. Внутренне.
– Приведи в гости познакомиться. Откуда она?
– Мы с ней вместе работаем. В ателье. Мне кажется, я иду вашей дорогой.
Мать не поняла про дорогу.
– Вы здесь такие счастливые, а что случилось потом?
– Потом случилось плохое.
– Что плохое?
– Он попал в тюрьму. Там умер. Но он был не виноват.
Об этом рассказывали по телевизору каждый день. Даже спрашивать было незачем.
– Приведи свою девушку в субботу чай пить. Мне она понравится.
Но на следующий день Олечка не пришла на работу. Приближалась суббота, а девушка так и не появилась. Спросил у администратора, где она.
– Токмакова? – деловито уточнилатетка с начесом. – Она уволилась.
– Когда? – не понял Стив. – Она же только что была.
В перерыве Стив пошел покурить и подумать, что делать – искать или не искать, вот в чем вопрос. Рядом нарисовался Бельды.
– Ну?
– Что ну? Я тебе ничего не должен.
– Это ты мне долг отдал, а уже проценты набежали.
Стив озверел:
– Знаешь что…
– Капитализм, банковская система. Ладно, знаю, ты в армию уходишь. Меня это устраивает, пусть еще подрастут.
Пришла повестка. Мама плакала. Стив сделал последнее усилие найти Токмакову: обратился в Мосгорсправку. Моментально дали адрес. Накануне отбытия на службу ему удалось разыскать Ляльку.
Вошел как к себе домой – те же старые вещи, те же книги на полках, то же равнодушие к уюту. Лялька болела, открыла ему в халате и тапочках и застеснялась чудовищно.
Он встряхнул ее хорошенько и сказал:
– Я все узнал про кутюрье. Учат в училище дизайна и прикладных искусств. Ты слышишь меня – запомни, завтра поезжай и выясни. Я в армию ухожу, буду писать. Теперь твой адрес знаю.
И опять из скорлупы стеснительного ужаса выглянули круглые голубые глаза. Лялька обняла его и пообещала:
– Я все узнаю, я тебе напишу. Я тебе писать буду. Ты мне адрес дай. Или, знаешь, я к твоей маме зайду – она же будет знать адрес, правда?
– Правда, Лялька, она будет тебе рада. Я рассказал, как мы в кино ходили. Она приглашает тебя.
– А тебя далеко или не очень?
– Не знаю, не говорят. Может, не очень, а может, Дальний Восток.
Они поцеловались, и Стив убежал. Последний вечер хотел быть с мамой.
Во дворе опять маячил Бельды. И нудил:
– Не в службу, а в дружбу. Ну сделай доброе дело, ты же арабский знаешь.
Дело было нетрудное. Надо было пойти в лагманную, там найти Саида и завязать с ним дружбу.
– В смысле? – не понял Стив.
– Передать от меня привет.
– И все?! – не поверил Стив.
– Все, – ласково сказал голубоглазый мерзавец, – и мы квиты.
Проклиная все на свете, утром прямо с вещмешком и в самом затрапезном виде, в котором обычно ребята уходят в армию, Стив решил забежать в лагманную.
Эти частные заведения только начали возникать в Москве и являли собой свободную конкуренцию – кто кого обдурит.
Ранним утром ему удалось прорваться внутрь с криком:
– Мне к главному, срочно, у меня повестка в армию.
Внутри было не убрано, нечисто, с кальянами на полках и с охранником, в грязных шароварах и в театральном мундире, который стоял на страже и был похож на киношного злодея с кривой саблей.
Стив негромко и весомо сказал ему:
– Ассалям алейкум. – И спросил: – Саид где?
Охранник, которого Стив окрестил духанщиком, неуверенно махнул рукой в сторону кухни – оттуда пахло прогорклым маслом и вчерашними наскоро подогретыми лагманами.
Как в американских боевиках крестный отец Саид, обложенный потрепанными томами сказок Шахерезады, вкушал что-то дорогостоящее. На мизинце блистал алмаз размером с перепелиное яйцо.
«Духанщик», ставший визирем, припал к уху крестного отца и зашептал по-русски:
– Важный гость, просит принять.
И ушел в тень, даже совсем исчез – из зала ресторана послышались голоса посетителей.
– У тебя хасада, – вдруг спросил Саид, – вялость, лень, скука. Есть?
– Не знаю.
– Узнаешь. У кого хасада – он пропал, только Аллах поможет. Любишь уединение? Не уверен в себе.
Стив прислушался к себе и понял – есть хасада.
– Змеи, огонь, кровь, мыши снятся?
– Не помню.
– Снятся, я по глазам вижу. Это зависть. Какие суры читаешь?
– Я в армию ухожу.
– Всегда можно найти время. Сафара ходишь? Сухое омовение. Половой акт сделал – омылся. Чистая земля очищает мусульманина не хуже воды. Идешь строем, сделали привал – сразу сухое омовение и намаз. Тогда хасада не страшна. Уйдет от тебя, не будут мыши сниться.
Опять внимательно посмотрел. Стив изобразил напряженное выражение интереса к информации, а сам думал: «Какого хрена я сюда приперся?!»
Саид буквально вонзился в гостя острыми глазами:
– Что хочешь?
– Привет от друга.
– Как звать?
– Бельды.
Долгая пауза. Потом:
– Пусть зайдет.
Помолчали.
– Больше ничего?
– Ничего.
Саид махнул рукой – можешь идти.
Забыв вдруг как надо по-арабски прощаться, Стив вылетел пробкой из лагманной. Тема полового акта была интересной, но не актуальной. Хотя ради Ляльки он был готов есть сухой песок, даже не самый чистый. И совершать намаз. Если понадобится.
Около лагманной что-то происходило неприятное. Опаздывать на сбор призывников Стив не хотел и начал протискиваться сквозь агрессивную толпу, негромко бормоча строки Омара Хайяма. Его услышали и пропустили. Висело неприятное агрессивное ожидание неизвестно чего.
В это время во двор вбежали двое – Бельды и еще кто-то. В руках у этого «кого-то» было оружие. Бельды, увидев Стива, бросился к нему и спрятался за его спиной.
– Тихо, тихо, – сказал он на ухо. – Ну что, примет меня Саид?
– Примет, примет, – Стив старался скинуть с себя грузного Бельды, но вдруг ощутил: что-то тяжелое тычется в спину.
Стив разозлился:
– Иди к черту, – закричал он, – я на сборный опаздываю, отпусти немедленно.
Мимо уха Стива медленно протиснулся холодный металл, и раздался выстрел. Упал тот, второй, толпа стала стремительно редеть. Через несколько секунд Стив стоял посередине двора совершенно один, если не считать упавшее тело неведомого врага Бельды.