иде полуживой старухи. Даша и Ольга Николаевна смотрели с ужасом на эту доставку, не зная, что делать.
– Бабулечка, – всхлипнула Даша.
– Нечего меня отпевать, – слабым голосом сказала Марина Петровна, – я только ко Второй мировой подошла. Помогите сесть.
– Вам лучше внизу лечь, – предложила невестка.
– Еще чего, – возразила свекровь. – Игнат, зови Махмуда.
Когда бабушку уложили в ее комнате и Махмуд удалился, ничего не получив, семья собралась на кухне.
Даша плакала. Ольга Николаевна охала:
– Она же носитель, мы все теперь заболеем.
Игнат сидел за компьютером, время от времени проверяя свой телефон, чтобы углядеть код и вовремя поместить на заказе.
– Ты в «Сбермаркет» пишешь? Закажи ореховую…
– Нет, сиделку заказываю.
– Это что, типа домработница? – спросила мать.
– Нет, типа медсестра.
– Она с нами жить будет? – спросила сестра.
– Ты хочешь взять на себя бабушку? – поинтересовался брат.
– Но ведь это дорого, – заметила мать.
– Да, денежки тают.
– Она что, обед будет варить? – опять сварливо спросила сестра.
– Нет, обед будет варить мама.
– Я? Но я никогда… А нельзя, как раньше, обеды заказывать?
– А где она будет спать? – волновалась Даша, подозревая покушение на ее комнату.
– А может, в дом престарелых, – предложила Ольга Николаевна, ее мечты о новой личной жизни таяли на глазах.
Игнат не удостоил ответом. К нему возвращалась власть.
Сверху донесся стук – бабушка требовала внимания. Игнат поднялся в ее комнату.
Она была слишком немощная, чтобы жить самостоятельно. Игнат осмотрел ее комнату и нашел место для сиделки. Было, где сидеть, было, где лежать. Но для этого надо освободить место от книжных полок и поставить ширму. Такой редкий предмет, как ширма, у них валялся на чердаке.
Но как только Игнат начал снимать книги с полки, последовал протест: Марина Петровна слабым голосом отстаивала возможность независимости.
– Что ты делаешь?
– Здесь поставим раскладушку.
– Зачем?
– Для медсестры.
– Глупости какие, мне никто не нужен.
Марина Петровна устала от такой длинной фразы и замолчала. Она хотела встать и пойти своими ногами, но не слушались ни ноги, ни руки.
Телефон Игната дал сигнал. Звонила женщина – сиделка. Сама из Мелитополя, ищет работу. Просит отдельную комнату.
Положил трубку. Сразу же другой звонок. Опять с требованием комнаты, халата, тапочек и отдельного питания.
Положил трубку. Бабушка смотрела на него напряженно – силилась понять.
Опять звонок. Сколько же безработных сиделок!
Усталый женский голос:
– Мне ничего не надо. Я только что схоронила мать. Я должна заботиться о ком-нибудь. Иначе не жить.
– Как вас зовут?
– Марина Петровна.
– Согласен. Приходите. Ждем. Бабушка, это потрясающе – ее зовут Марина Петровна, давай с ней познакомимся?
– Давай, – согласилась Марина Петровна.
Вторая Марина Петровна оказалась тихой милой нетребовательной, она сразу открыла планшет и предложила первой Марине Петровне начать диктовать – она будет записывать, а потом напечатает на принтере. Конечно, Игнат с удовольствием подержал бы эту Марину Петровну дня три на чердаке, но, к сожалению, это было нереально.
Бабушка оценила помощь. Игнат переписывал ужасно – если не понимал, вставлял свои собственные слова, да еще с ошибками. В бабушкином кабинете воцарилось бесконечное согласие, о котором Игнат и мечтать не мог. Раздражало только, что эта помощница категорически отказывалась носить маску.
Кстати, маски заканчивались. Приходилось их выдерживать на чердаке пришпиленными на веревке вместе с перчатками – они как будто голосовали за светлое будущее всего человечества.
Неожиданно появился Махмуд и сказал, мучительно составляя из русских слов мысль, что уезжает на родину срочно – там все больны. Попросил денег. Игнат понимал, что помощь Махмуда была бесценна, но в доме не было ни рубля наличных, вся оплата шла по интернету. Игнат попробовал объяснить, но Махмуд обиделся, выругался на своем языке, впрочем, некоторые слова были понятны, и хлопнул дверью.
Остался осадок.
Потом сбежала Даша. Как и куда – Игнат не мог понять. Двери запирал лично, на улицу никого не пускал. Он не знал, что делать. Ольга Николаевна тоже была растеряна, но как-то безынициативно, и Игнат понял, что мать что-то знает. Пришлось применить санкции – пригрозил отобрать радио «Эхо Москвы». Тогда мать призналась, что сама помогла ей уйти и дала просроченный проездной – вдруг получится или поможет кто.
– А куда, куда она поехала?
– Ну к отцу, наверное. Куда еще.
– Мама, ты можешь нормально рассказать?
– Ну я ей сказала, кто он – она и поехала.
– Без маски?
– Нет, кажется надела.
– И после этого она вернется к нам с вирусом? Я ее не пущу.
– Зачем же ей возвращаться. Она молодая – выживет.
– Мама, ей десять лет, ты понимаешь?
– Ей одиннадцать.
– Когда?
– Вчера. А мы забыли. Она весь день ждала и не дождалась.
Да, проблемы стали возникать одна за другой. В доме стало все ломаться. Потек холодильник, и слегка запахло газом. Да и сам дом был очень древним, скрипучим, как старик, – каждая половица выдавала любой шаг. Игнат всегда слышал, как мать шла на кухню, как бабушка наверху ходила с помощью Марины Петровны. А Даша ушла беззвучно. Как?
– В окно вылезла, – объяснила мама. Из кладовой.
Вот отчего следов не было – это совсем на заднем дворе, там сразу забор и улица.
– Ну почему ты мне не сказала, что у нее день рождения.
– Забыла.
– Дай мне телефон этого отца.
– Ну откуда мне его знать.
– Ну адрес.
– И адрес не знаю.
– Куда ты послала дочь? Ты вообще соображаешь?
Мать всхлипнула от несправедливых обвинений. Ей нравилось быть маленькой обиженной девочкой с несправедливой судьбой. Конечно, она дала адрес, но сознаваться не хотела. Пусть сама убедится, какой он козел.
Сверху донесся стук. Бабушка звала.
Игнат побежал наверх, недоумевая, почему стук, разве нет рядом Марины Петровны.
Нет, была. Лежала на полу. Игнат стал поднимать.
Бабушка сказала:
– Если сердце, лучше не трогать. Надо скорую.
Игнат не знал, как вызывать скорую. Он многого еще не знал в жизни, которая на него обрушилась. Больше всего он боялся, что кто-нибудь заболеет.
Бабушка дала совет:
– Спроси свой интернет, он скажет.
Игнат побежал к гаджету. Бабушка прикрыла Марину Петровну одеялом, но не с головой – кажется, она еще дышала. И села писать дальше. Теперь про перестройку. И писать было радостно – она все помнила.
Скорая прикатила быстро, но из-за завалов снега не могла подъехать к дому. Вышли два медика в халатах. Игнат ждал у калитки. Машина уехала куда-то. Как всегда, набиралась очередь машин – а ведь было время, когда их тихая улочка имени писателя Фурикова обычно была пустой.
Медики были в масках – это успокоило Игната. Но ноги вытирать не стали и сразу потопали по шаткой лестнице наверх.
Бабушка описывала Пятый съезд кинематографистов и слабо отреагировала на пришельцев.
– Жива, – сказали медики, осмотрев безжизненную помощницу, и велели подписать какие-то бумаги.
На этот раз бабушка подписала без возражений – шел восемьдесят шестой год и страх потихоньку исчезал.
Игнат шарил в сумке Марины Петровны в поисках паспорта и страховки. Нашел.
Снести Марину Петровну было нелегко – носилки не проходили. Но крепкий мужик в белом халате взял ее просто на руки – легкую невесомую. И вниз.
«Бабушкин двойник», – подумал Игнат.
По телефону медики искали скорую – нашли неподалеку. Но надо было ждать. Игнат метался как сумасшедший – вниз, вверх, ворота, машина, еще искать пальто Марины Петровны.
Заскочил к матери и заорал:
– Ты можешь хоть чем-то помочь? – И выдернул у нее наушники.
Ольга Николаевна требовала объяснений.
– Марине Петровне плохо. Найди ее пальто.
И убежал на сигнал истерически гудящих автомобилей.
– Ах боже мой, – сказала Ольга Николаевна и принесла медикам норковую бабушкину шубу и шапку без брошки. Потом удалилась к себе с чувством исполненного долга.
Бедную тезку известной писательницы увезли. Больше ее никогда не видели. Как и шубу.
Когда наконец скорая уехала и Игнат запер ворота, он обнаружил, что сам был без маски.
Удаленка требовала внимания, бабушка требовала внимания, мама требовала внимания, дом требовал внимания. Наконец, исчезнувшая Даша.
Игнат выбрал «удаленку» и сел за урок.
Гори оно все синим пламенем.
На следующий день Дашу привезли на полицейской машине. Оказывается, ее загребли на митинге, куда она попала случайно, выйдя из метро. Мать была права: ей везде помогали совершенно чужие люди – она рассказывала, что ее ограбили и что ей надо домой.
Она вышла на веселую живую улицу и поразилась – ни у кого не было масок. Все куда-то шли, и она пошла. Адрес отца у нее был, и имя его она знала, но былой азарт найти его куда-то испарился. Даша вполне допускала, что ее просто выгонят. Короче, не спешила. Пошла вместе с веселыми ребятами, которых становилось все больше и больше. Они смеялись, пели Цоя, которого Даша очень любила. Она буквально впитывала в себя этот карнавал жизни – и в ужас приходила от мысли, в каком же чудовищном заточении она жила. Оказывается, нет никакого вируса, оказывается можно ходить без маски и петь Цоя.
В таком восторге она дошла с толпой до памятника Пушкину. Там стояли черные страшные люди с палками и били всех подряд. Девчонки начали вопить тонкими голосами, мешая понять, что происходит.
Наивная Даша подошла к доброму с виду человеку, на котором было написано «Полиция» и спросила:
– А что случилось?
Но добрый человек загреб ее двумя руками и перекинул другим страшным с палками, а те потащили ее в темную машину, куда кидали всех подряд так же неосторожно, буквально друг на друга – они уже не помещались, и первые смешки, с которыми девчонки валились на мальчишек, быстро кончились. Тогда они запели Цоя – это было здорово. Даша знала все слова, и, когда песня затухала, она подхватывала текст – и песня продолжала звучать.